Валерия Вербинина - Черный нарцисс
– Да. Прежде всего это глупости.
– Что именно, извини? – удивилась Вера.
– Да все, что вы затеяли, – пожала плечами Виктория. – Вы смотрите на это дело как на классический детективный роман, в котором автор всегда оставляет подсказки, кто и за что убил героя, и внимательный читатель может эти подсказки проанализировать и найти убийцу еще до финала. А если не найдет, или ему станет скучно, всегда можно перелистнуть страницы и в конце посмотреть, кто и за что убил. – Она перевела дыхание. – Так вот: это не детективный роман. И последней страницы тут не будет. И никаких подсказок здесь может не оказаться, а если они есть, искать их придется очень долго. Надо быть откровенными, мы не знаем ничего, кроме того, что эти убийства как-то связаны между собой. Только вот связаны они могут быть тысячью способов, понимаете?
– Ну и как они связаны? – подал голос Слава Хабаров.
– Да как угодно, – пожала плечами Виктория. – К примеру, Арсений Бородин узнал какую-то страшно-ужасно-невероятную тайну и проболтался об этом своей жене. Жена выпила на вечере встречи и проболталась Гене. Ведь, что греха таить, язык у нее был без костей. Кстати, вы не помните, они общались с Геной?
– Общались, – кивнула Лиза. – Во всяком случае, я видела, как они танцевали.
– И разговаривали, – объявила Вера. – Точно, я сейчас вспомнила.
– Ну вот. И те люди, которым огласка этой тайны могла повредить, решили убрать всех, кто о ней знал. Катю, Гену и Арсения. Пожалуйста, вот вам версия.
– Может быть, – сказал Коля, подумав. – Все началось именно после нашей встречи, значит, что-то произошло именно там.
– И опять детективный роман, – вздохнула Виктория. – Коля, мы на самом деле не знаем, что именно и где произошло. Это могло быть до вечера. Это могло быть после него, потому что между встречей и первым убийством был промежуток в несколько дней. У нас ничего нет, кроме предположений, а этого слишком мало.
– Да, но должны же мы принять меры, чтобы не стало еще больше! – вскинулась Вероника.
– Это все слова, – возразила Виктория, которую стал раздражать этот журналистский пафос, она находила его смехотворным. – Вот ты конкретно, какие именно меры ты можешь предпринять? Приставить по охраннику к каждому, кто был на вечере?
Владлен ухмыльнулся и переступил с ноги на ногу. Охранник у двери, позевывая, смотрел на часы. В сумке у Виктории заверещал сотовый, но через мгновение, захлебнувшись, умолк.
– В общем, все ясно, – уныло проговорила Кира.
– Ясно, что ничего не ясно, – ухмыльнулся Коля Лапин. – Если бы Катя, Гена и Катин муж были хоть как-то связаны… Но у Бородина был свой бизнес, и Гена с ним не пересекался, я проверил.
– Коля, – предостерегающе сказала Вера, – не забудь, о чем мы тебя просили. Никаких откровений в прессе, понял?
– Верочка, – прижал руку к сердцу неутомимый журналист, – ради тебя я всегда был готов на все! Хочешь молчать о том, что творится, – ради бога. Только учти, если следующим шлепнут твоего муженька, ты можешь сильно об этом пожалеть!
Глава 21
Неопознанный номер.
Опять…
Виктория почувствовала, как у нее вспотели виски. Значит, все-таки сумасшедший. Или нет?
В конце концов, это мог быть какой-нибудь знакомый из числа тех, кто любит скрывать свои номера, мог быть глюк связи, или, наконец, Кирилл, который скучает, но стыдится этого и потому скрывает свой номер.
Нет, обреченно шепнул голос паники, это не Кирилл и не глюк, а сумасшедший, который преследует тебя и которому надо… надо…
Вздор, отмахнулась Виктория здравомыслящая, Виктория циничная, Виктория ироничная, кому я нужна?
Встреча закончилась, как и следовало ожидать, ничем, и все расходились, вяло переговариваясь. К Виктории подошла жена Славы Хабарова, таща на буксире мужа, и объявила, что она любит ее книги, жить без них не может и вообще Виктория – замечательная писательница.
На вопрос о том, какая книга ей нравится больше всех, Славина жена назвала роман Устиновой и заискивающе попросила автограф.
Предполагалось, очевидно, что Виктория непременно носит с собой книги для раздачи поклонникам, а также ручку для того, чтобы ставить автографы. Положительно, все было слишком примитивно в этом лучшем из миров.
Но Викторию не интересовало, сожалеет ли жена Славы о своей реакции на ее появление или вспомнила, что после лечения дочери потребуется длительная реабилитация, и решила столь банальным образом задобрить писательницу.
– Я не умею писать, – спокойно сказала Палей и удалилась.
У дверей ее поджидала Вера.
– Ты на машине? Тебя подбросить?
Она явно пыталась возобновить былую дружбу, наладить хоть какие-то отношения, и Виктории стало грустно. Черт возьми, неужели Вера считает ее настолько неосмотрительной?
– Да, – коротко ответила она, – я на машине.
– У тебя же вроде как нет… – начала Вера в удивлении.
– Извини, – перебила ее Виктория, – я спешу.
На самом деле она никуда не спешила. Потому что смутное чувство: что-то не так, вновь поселилось в ее душе и не отпускало.
Это ощущение было определенно связано с кем-то из присутствующих, с человеком, который был и на вечере, том самом, с которого все началось, и в зале сегодня. И, конечно, это был один из одноклассников, один из тех людей, кого она знала много лет назад. Несоответствие облика тогдашнего и облика сегодняшнего – вот что тревожило ее, вот что не давало ей покоя.
Вера? Нет, не Вера.
Вероника? Нет, не Вероника.
Коля Лапин?
Стас?
Виктория миновала пост охраны и вышла за ворота.
И почти сразу же столкнулась с долговязым монахом в черной рясе.
– Простите, – пробормотала она.
И затем, не веря своим глазам:
– Дима?
Дима Шульгин грустно улыбнулся. У него была рыжеватая борода, которая плохо росла и спускалась на грудь какими-то клочьями. Но не только это оказалось новым в его облике. В его глазах словно поселился какой-то нездешний свет, и невольно Виктория посмотрела на Диму внимательнее.
– Ну, здравствуй, здравствуй, – певуче проговорил он. – А я тебя сразу узнал, едва ты вышла.
– Собрание уже закончилось, – сказала Виктория. – Тебя тоже пригласили?
Дима вздохнул и свесил голову.
– Нет, – признался он. – Я хотел… – он замялся, – поговорить о Кате.
И без перехода, совершенно будничным тоном:
– Знаешь, я ведь скоро умру.
У Виктории уже голова шла кругом. Она оглянулась и заметила под чахлой липой узкую неудобную скамейку. Другой поблизости не оказалось.
– Может, поговорим? – предложила Виктория. – Почему ты должен умереть?
Они сели на скамейку, и Дима чинно сложил руки на коленях. В классе он и минуты не мог просидеть спокойно, а теперь от всего его облика исходило такое благочестие, такая неспешность…
Как же все-таки меняются люди, мелькнуло в голове у Виктории. И те, кто с ней учился…
Она не успела додумать эту нехитрую мысль, потому что ее словно кто-то толкнул рукой в грудь. Виктория резко распрямилась.
Она поняла. Поняла, что именно беспокоило ее на вечере встречи, и сегодня, когда…
«Нет, этого не может быть!»
И тут же:
«Но почему, собственно? Все изменились, и она тоже должна была измениться. А между тем…»
А между тем она, Виктория, сидела на скамейке с одноклассником, который стал монахом. И, хотя он не был на вечере встречи, он хорошо знал Катю Корчагину. Может быть, он знает, почему ее убили?
Или хотя бы подозревает?
Она усилием воли отогнала от себя посторонние мысли и приготовилась слушать своего собеседника.
– Мне было знамение, – сказал Дима. – Скоро меня не будет.
– Ты болен? – встревожилась Виктория. Только сейчас ей бросилось в глаза, до чего он худой. – У тебя рак?
Дима усмехнулся и покачал головой:
– Нет, я ничем не болен. Но я умру. В общем-то, это правильно, Бог милостив. Раз Кати больше нет…
– Ты так ее любил? – спросила Виктория.
Дима ничего не ответил.
– Это из-за нее ты пошел в монахи? – допытывалась писательница. – Потому что она вышла замуж за другого?
Но Дима только упрямо покачал головой:
– Нет. Я пошел в монахи, потому что… Иначе я не мог.
Виктория вздохнула.
– У тебя кто-то умер? Твои родители? Или… – она замялась, – …ты пережил какое-то потрясение?
Он поглядел на нее, и она поразилась сосредоточенности его взора.
– Нет, – ответил Дима серьезно. – Я должен был искупить свои грехи.
– Что за грехи? – растерялась она.
– Это неважно, – отмахнулся он. – То есть, конечно, важно, но… – Он долго молчал и наконец выдавил из себя: – Пусть все останется между мной и Богом.
Нет, подумала Виктория, что-то его серьезно потрясло… не мог тот Дима Шульгин, веселый, беспечный парнишка, которого она знала, просто так, ни с того ни с сего, пойти в монахи. Какие у него могли быть грехи? Или все же измена Кати так на него повлияла?
Всюду ребусы, головоломки, загадки.
