Галина Романова - Семь лепестков зла
– Вот! Вот и я об этом же! – Она засеменила за ним к выходу, по прежнему не теряя запала. – Там друзья, конечно, на гаишников прут, но мы то с тобой знаем, что это не так.
– Я не знаю, – осадил он ее. – Не могу знать этого наверняка. И поверь, мне до этого нет никакого дела.
– Ну и дурак! – обиженно обронила ему в спину сестра. – Это единственное, чем ты мог заинтересовать твою принцессу. Единственное…
Он чертыхался, сбегая по лестнице. Чертыхался, выезжая со стоянки. Но когда катил по улицам, задумался. И чем больше думал, тем больше склонялся к тому, что его мудрая старшая сестра не так уж и не права. Больше у него никакого подхода нет к Альбине. Никакого! Плевать она хотела на его модную стрижку и накачанные бедра, рельефно проступающие сквозь художественно вытертую джинсовую ткань.
К ней нужен особенный подход!
Он въехал в ее двор ровно в три часа пополудни. Долго топтался возле машины во дворе, наблюдая, как порывами ветра срывает листву. Смотрел в хмурое небо, набухшее скорым дождем. Продрог даже в толстом новом свитере и ботинках якобы ручной работы на толстой подошве. И решился наконец. Он пойдет к ней прямо сейчас и начнет с того, что извинится за свое свинство.
Да, так и скажет: «Извини, я свинья. Я поступил неверно, подло, но на это есть причины». Какие? Тут у Иванцова случился мысленный затор, поскольку дальше по сценарию, к примеру, его сестрицы должно было следовать объяснение в каких-никаких, но чувствах.
В своих чувствах к Альбине он пока не определился. Одно только знал – она жутко его волновала. Заставляла думать о себе постоянно, нервничать, презирать себя за какие то дрянные слова. И еще он часто вспоминал ее походку – легкую, стремительную. Как она наклоняла головку, когда внимательно слушала. И даже помнил, как она сдержанно и волнующе дышала, когда он прижимал ее к себе возле дома вдовы Рыковой.
– Подождите. Пожалуйста, не закрывайте! – попросил он пожилую пару у подъездной двери с кодовым замком.
Те кивнули, скользнув взглядом по его удостоверению, послушно придержали дверь.
– Спасибо.
Иванцов влетел в подъезд, отдышался и медленно побрел наверх к ее квартире.
Она открыла при первых же трелях звонка, будто ждала у двери. Опешила, не узнав. Потом удивленно моргнула, узнала, тут же глаза ее сделались острыми и колючими.
– Ты?! Какого черта, Иванцов?!
Она встала в дверном проеме так, чтобы не пропустить его. В сереньком простеньком домашнем костюмчике, мохнатых тапках, растрепанная, будто только что из постели.
– Извиниться, – ворчливо отозвался он.
И вдруг почувствовал странную слабость во всем теле. Черт, как она на него действует!
– Извиняйся, – кивнула она и не сдвинулась с места.
– Прямо здесь, что ли? – Он обиженно поджал губы, неуверенно шагнул вперед. – Что я, как дурак, на лестничной клетке буду извиняться?
– И что с того? Ты же не на коленях собрался извиняться?
Ее правая рука легла на дверь. И Иванцов почти уперся носом в ее локоть. От Альбины пахло восхитительно: тонкой фруктовой свежестью. Он чуть не чихнул, глубже вдыхая. И решил, что не уйдет ни за что. Зря он, что ли, сегодня терпел похотливого парикмахера? А потом? Перемерил гору тряпья. Позволил бывшему подозреваемому обслуживать себя, а то и обманывать. Что, правда, что ли, ботинки ручной работы? Это за четыре то с половиной тысячи?
Нет, милая, он не уйдет!
– Может, и на коленях, как пойдет, – буркнул он и предупредил: – Я вхожу!
Он осторожно снял ее руку с двери, потеснил Альбину в коридор. Вошел и захлопнул задом дверь. Тут же начал снимать куртку. Тончайший крэк жал в подмышках.
– Я тебя не приглашала, – Альбина нервно кусала губы, скрестив руки под грудью.
– Я знаю.
Иванцов повесил куртку, взглянул под вешалку. Дополнительных тапок не было. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо – значит, никто больше тут не жил, кроме нее. Плохо – придется бродить по ее квартире в носках.
Неприятно, конечно, но в грязных ботинках по ковру тоже нельзя. Он разулся и пошел мимо нее в комнату.
На диване валялась подушка и скомканный клетчатый плед. Его сестрица обожала в такие кутаться, хотя дома у нее всегда была жара. На вопрос – зачем – лопотала что то невразумительное про уютное тепло мягкой шерсти, про ностальгические настроения. Да так, чушь какая то бабья!
Из-под подушки торчал угол блокнота с записями.
– Работаешь? – Иванцов зорко стрельнул глазами в торчавшую страницу.
– Не твое дело, – фыркнула Альбина, влезла с ногами на диван, глубже сунула блокнот под подушку и тут же укуталась по самый нос пледом. Ну точь в-точь как его сестрица. – Пришел извиняться? Извиняйся и вали!
– О как! – Он скупо улыбнулся. – А кофе? Чай? Где ваше гостеприимство, Альбина Витальевна?
Она минуту рассматривала его в упор, потом кивнула:
– Понятно. Ты сменил имидж и решил сразить меня наповал. А для того чтобы пробраться ко мне в дом, придумал легенду с извинениями. Угадала?
Она вогнала его в такой конфузливый ступор, что он дара речи лишился. Стоял с красной от смущения рожей перед этой умной девчонкой и не знал, что говорить.
Врать? Да она его тут же выставит. Правду? А какую?
– Имидж сменил, – признался он после паузы. – И не скрою, отчасти ради тебя. Ты же меня на весь отдел гусаром окрестила. Почему гусар?
– Чуб такой вот, – Альбина с легкой улыбкой шевельнула пальцами у своего левого виска. – Как у гусара.
– А-а-а, понятно. Теперь на кого похож? На уголовника? – Иванцов поскреб пальцами по макушке.
– Ну что ты! Теперь ты мачо! – Она со вздохом осмотрела его с головы до ног. – Теперь девчонкам из отдела и вовсе не до работы. Имиджмейкера сменил, Иванцов?
«Мачо» его порадовал. Значит, не зря он терпел сальные ужимки юркого цирюльника. И не зря советами его воспользовался. Но вот сам тон, каким она с ним говорила, не вдохновлял. Альбина его просто терпела, не более.
– Ты извини меня, Альбина Витальевна, ладно? – произнес Сергей со вздохом, шагнул к дивану, отшвырнул край клетчатого скучного пледа в сторону и сел на край. – Я вел себя как свинья.
– Да? Осознал? – Она недоверчиво покосилась.
– Осознал. И покаялся, – поспешил он добавить, не забывая осматривать ее жилище.
«Так, – решил он через пару минут, – хозяйка она никакая. Пытается создавать уют, но не систематически, а от случая к случаю. Вкусным ничем не пахнет, значит, живет на бутерах и полуфабрикатах. Я вот и то себе время от времени готовлю. С радостью бы взял над ней шефство, да кто позволит».
– Хотелось бы знать мотивы, Иванцов. А я пока, так и быть, сварю тебе кофе.
Альбина откинула плед, слезла с дивана и нехотя пошла в кухню. Он послушно потрусил следом.
– Мотивы? – переспросил он, не отрывая взгляда от ее открытой шеи с крохотными темными завитками запущенной стрижки.
Какие мотивы, черт побери! Вот они, перед вами! Длинные ноги, узкие бедра, тонкая талия, грациозная походка. Какие еще нужны мотивы?!
– Ревность, Альбина Витальевна, – снова сказал Иванцов правду, принимаясь теперь рассматривать ее кухню. – Банальная ревность, ну и еще уязвленное самолюбие.
– Ишь ты! – Она удивленно оглянулась на него от плиты. – К профессиональному успеху моему ревновал?
– Нет. К твоему бывшему, – отозвался он ворчливо.
Разговоров на подобные темы он всегда избегал. Не терпел выворачивания души наизнанку. Старался не отягощать себя словесным грузом.
– К бывшему… – эхом отозвалась Альбина, застыв у плиты с пыхающей кофейным духом туркой. – Это все в прошлом… Его больше нет. Да и не было уже на тот момент в моей жизни.
– Видела бы ты свои глаза в тот момент!
– Ты их тоже не видел. Было темно.
– Я их чувствовал. Даже в темноте, – Иванцов поставил локти на стол, снова окинул взглядом кухню.
Газовая плита забрызгана, на подоконнике два горшка с чахлыми растениями. Штору она отодвинула в самый угол и даже узлом завязала, чтобы не мельтешила перед глазами. В холодильнике, куда она сунулась за лимоном, он успел рассмотреть пустые полки.
– А ты хозяйка то так себе, да?
– Да. Так себе. И даже хуже.
Альбина разлила кофе по чашкам, поставила сахарницу, нарезала лимон. Порылась на полках, нашла пачку какого то древнего печенья, вывалила на блюдце. Села напротив и тут же спряталась за чашкой с кофе. Иванцову хватило одного глотка, чтобы убедиться – кофе варить она тоже не умеет. Но из вежливости он выпил почти половину.
– Придется брать над тобой шефство.
– С какой стати? – Она тоже морщилась от своего напитка, но пила. – Надеешься? Сам же знаешь, у тебя нет шансов. Так что не трать на меня время.
– И все же я попытаюсь, – повторил он настырно, лаская девушку взглядом. – И даже готов тебе простить дрянной кофе по утрам.
– Не будет, Иванцов, ни кофе, ни утра, – Альбина холодно улыбнулась ему в лицо. – Сам же видел мои глаза. Нет, неправильно. Ты их почувствовал, потому что было темно. Потому что было темно…
