Евгений Сухов - Бандитская губерния
— И ты побаиваешься? — спросил Николенька.
— И я, — подумав, кивнула она.
— А чего в нем такого опасного? Мужчина видный, представительный.
— Он богатый, да еще со связями. Богатые все со связями. И все опасные…
— А он не говорил, кто он такой? — проснулся в Николеньке-гимназисте тайный агент.
— Говорил, — метнула в него хитренький взгляд Лизка и добавила: — А ты все-таки ревнуешь…
— Есть немного, — признался для вида тайный агент полиции. — Так кто он такой?
— Он — строительный подрядчик. Ездит по слободам и нанимает людей на работы.
— А откуда тебе известно, что он богат? — как бы нехотя спросил Титан.
— Ну, как же, вчера он мне за все про все аж синенькую[5] отвалил. А Зинаиде Петровне новые ботики купил на меху за семнадцать рублей. Да это еще что! — Лизка раскраснелась, поскольку разбогатеть было ее заветной мечтой. — Он мне целую кипу процентных бумаг показывал с неотрезанными купонами. Говорил, что таких ценных бумаг у него — на сорок тыщ!
Кто тайный агент полиции, милостивые судари?
Это человек, который всегда настороже. Он памятлив, наблюдателен и умеет сопоставлять услышанное и анализировать. Николенька тоже сопоставил, и получилось так, что процентные бумаги, которыми хвалился подрядчик Венедикт Ерофеич, и процентные бумаги, которые пропали у убиенной владелицы дома в Ямской слободе (об этом уже знал весь город), слились воедино. По крайней мере, ему этого очень хотелось.
— А где он живет? — нехотя, с зевком во весь рот, спросил Титан.
— Да кто ж его знает? — отозвалась Лизка. — Верно, где-нибудь в центре…
Больше тайный агент вопросов Лизке не задавал. Ему уже было с чем идти к околоточному надзирателю Петухову…
Выслушав доклад Титана, околоточный Петухов задумался.
Конечно, далеко не факт, что процентные бумаги, пропавшие у покойной Марьи Степановны Кокошиной, и процентные бумаги, коими похвалялся в публичном доме некий строительный подрядчик Венедикт Ерофеич, — одни и те же доходные бумаги. Однако сообщение Титана было, несомненно, весьма интересным. Околоточный уже не хмурился и не строил из себя недовольного полицейского. Малость подумав, он подобрел лицом и произнес:
— Молодец.
— Рад стараться, господин околоточный надзиратель, — расплылся в улыбке Титан, уже понявший, что пропуск двух конспиративных встреч ему прощен. А посему, осмелев, задал волнующий его вопрос:
— А вознаграждение за столь ценную информацию мне полагается?
— Да, если она и правда окажется ценной, — не стал юлить Петухов.
— А как узнать, насколько она ценная? — с надеждой посмотрел на полицейского Титан.
— Проверить, — просто ответил околоточный надзиратель.
— Как? — полюбопытствовал Титан, но это любопытство Петухов быстро пресек:
— Этим займется наш специальный агент.
— А я? — слегка возмутился Титан.
— А вы пока просто агент… И в связи с этим у меня к вам ответственное поручение.
— Слушаю вас, — сделался серьезным Николенька-гимназист и даже пододвинулся вместе со стулом поближе к Петухову.
— Ваша задача будет заключаться в следующем… — начал околоточный надзиратель…
Тем же вечером в «веселый дом» Зинаиды Чекушиной на Касимовском шоссе Николенька-гимназист пришел не один, а со своим приятелем, которого он называл Андрюшей. Этот Андрюша был лет на пять старше Титана, однако в деле посещения публичных домов оказался новичком и терялся, как в разговорах с девицами, так и в том, что следовало после, когда за ним и его избранницей закрывалась дверь нумера.
Титану льстило, что он «работает» в паре со специальным агентом и даже может его кое-чему научить. Он познакомил Андрюшу с хозяйкой и свободными девицами, представив его своим кузеном из Казани, ввел, так сказать, в круг и на первых порах сам договаривался с девицами об «услугах» вместо Андрюши.
Пробыли Николенька с Андрюшей в доме свиданий до утра, но Венедикт Ерофеич так и не пришел. Зато назавтра, когда «двоюродные братья» прибыли в дом Чекушиной где-то в шестом часу пополудни, строительный подрядчик уже часа два как пребывал в лучшем нумере заведения сразу с двумя девицами.
Еще через час Венедикт Ерофеич вышел из нумера потрепанный и обессиленный. С полчаса, если не более, он приходил в себя, выпил стопку водки, а потом отправился домой, причем пешком. На Ямской площади он нанял извозчика, и специальный агент Андрюша едва не упустил его из виду.
Удивительное дело, но строительный подрядчик проживал в квартале от шоссе, ведущего на пристань, на Рыбацкой улице в небольшом домишке, наполовину вросшем в землю. Очевидно, строил его еще прадед Венедикта Ерофеича, поскольку окна, которые некогда отстояли от земли не менее чем на половину сажени, теперь наличниками касались земли.
«Вот тебе и строительный подрядчик», — подумал Андрюша, но все же решил убедиться, что Венедикт Ерофеич не тот, за кого себя выдает. Завидев какую-то тетку с котомкой, подошел к ней и сказал, что он — староста строительной артели и разыскивает строительного подрядчика по имени Венедикт Ерофеич.
— Нету тут такова, — ответила ему тетка.
— А господин в драповом пальто с барашковым воротником, что вон в тот дом зашел, — указал Андрюша на вросший в землю домик, — он, случаем, не Венедиктом Ерофеичем прозывается?
— Господа здеся, мил человек, не проживают, — усмехнулась тетка. — Оне все ближе к центру жмутся. А в том дому, на который ты указал, и правда проживает один Ерофеич. Только не подрядчик он, — тетка не удержалась и хохотнула, — а отставной солдат. И не Венедикт, а Иван. Но язык у него без костей, это верно…
Андрюша все понял, и на следующий день раненько поутру подъехала к дому фальшивого строительного подрядчика пролетка с чинами полиции. Главенствовал околоточный Петухов.
Трое полицейских обошли дом, встали возле окон, а Петухов подошел к дверям и постучал.
— Кого несет в такую рань? — послышался сонный голос.
— Это Богдан Хмельницкий, — ответил Петухов бодрым голосом, — староста артели строителей. Я насчет работы к вам…
— Какой еще такой Богдан Хмельницкий… — послышалось из-за двери, а потом она открылась, и в образовавшуюся щель околоточный надзиратель тотчас просунул сапог:
— Открывайте, полиция!
Он с силой распахнул дверь и вошел в сени. За ним в дом ворвались полицейские и заключили Ивана Ерофеича в железные объятия.
— Вы, Иван Ерофеич Калмыков, задерживаетесь за присвоение себе чужого имени и выдавание себя за другого человека. Это пока. А после досмотра вашего дома, на что у меня имеется разрешение, — Петухов потряс перед носом Калмыкова официальной бумагой, скрепленной прокурорской подписью, — возможно, обвинение будет переквалифицировано на более тяжкое…
Калмыков хлопнул глазами и сник. Буквально через пять минут на дощатом столе комнаты, за которым сидел Петухов, следящий за обыском, уже лежала пачка измятых процентных бумаг с неотрезанными купонами и семь червонцев с мелочью.
— Это что? — строго спросил околоточный надзиратель, доставая из кармана памятную книжку с записанными в ней номерами пропавших доходных бумаг усопшей Марьи Степановны Кокошиной.
— Это не мое! — воскликнул не на шутку испуганный Калмыков.
— Я покуда не спрашиваю вас, чье это, — процедил сквозь зубы Петухов, — хотя скоро и спрошу. Я спрашиваю вас — что это?
— Не могу знать!
— Ага, значит, не можете знать. — Сравнив номера процентных бумаг с записанными номерами в памятной книжке и увидев, что они полностью совпадают, Петухов расплылся в улыбке и вполне дружелюбно посмотрел на Калмыкова: — А ведь прав оказался Воловцов!
— Чево? — задохнулся от нахлынувшего страха Иван Ерофеич.
— Я говорю, что теперь, после нахождения процентных бумаг, похищенных у зверски убиенной гражданки Кокошиной, вы, гражданин Иван Ерофеев Калмыков, подозреваетесь в убийстве. Тщательно спланированном и крайне циничном, что усугубляет последующее наказание. Убийство, с последующим ограблением означенной домовладелицы Ямской слободы гражданки Кокошиной Марьи Степановны.
— Я никого не убивал!!! — уже в голос кричал Иван Калмыков, в ужасе выпучив глаза.
Петухов поднялся, всем своим видом показывая, что прения сторон на этом закончены, и спросил:
— Где часы в серебряном корпусе, сволочь?
— П-п-продал, — дрожащим голосом ответил Калмыков.
— Продал… — повторил за ним Петухов. — Стало быть, вы признаете, что убили гражданку Кокошину и завладели ее процентными бумагами, серебряными часами и наличными деньгами?
— Нет, не признаю! — тотчас выпалил Калмыков.
— А-а, — протянул околоточный надзиратель. — Как это я сразу не догадался, что бумаги эти вам подбросили ваши недоброжелатели. Ведь так, господин Калмыков?
