Виктор Пронин - Женская логика
На этом месте мысли Убахтина замедлились и пошли кругами, он даже сам не заметил, как его рассуждения приобрели некое вращательное движение. Через минуту он опять думал о выключенном телевизоре...
Убахтин еще раз посмотрел отпечатки пальцев, обнаруженные на пульте, и поймал себя на мысли о том, что этим самым пультом телевизор был выключен, а потом убийца выключил и свет...
– А на фига?! – уже раздраженно спросил себя Убахтин. – На фига ему брать на себя эту заботу – выключать свет и телевизор? Экономный очень? Боялся хозяина в расходы ввергнуть? Интере-е-есно! В затылок стрелять можно, а перерасхода электричества он боится?! А вдруг, – и Убахтин осекся в своих предположениях. – А вдруг он это сделал механически? Не задумываясь... Как это делает каждый, живущий в стесненных денежных обстоятельствах...
* * *Последние события как-то незаметно, но очень быстро приучили Касатонову к осторожности, даже опасливости. Как ни был плох замок, поставленный слесарем Пыжовым, но это все-таки был замок, и, закрыв за собой дверь, Касатонова тут же, не задумываясь, опустила стопорную кнопку. Теперь никто, даже владея ключом, войти в квартиру не мог. Если он, конечно, не был слесарем Пыжовым, который мог попросту прийти со своей безотказной фомкой.
Бросив сумку на крючок в прихожей, Касатонова прошла в комнату, остановилась на пороге. Выражение лица ее было недовольное, если не сказать брезгливое. После того, как здесь побывали грабители, она везде чувствовала нечто чужое, неприятное, почти зловонное. В комнате как бы присутствовала ненавистная ей психическая энергия, которая клубилась вокруг всех мест, которых коснулись грабители. И тогда, не откладывая, она сбросила туфли в прихожей и, подхватив в ванной тряпку, пропитала ее какой-то химической гадостью и принялась протирать все, что можно было протереть – подоконники, стенки книжного шкафа, который раз протерла пол, дверь в ванную и в комнату. Подсохшие розы, с которыми как-то заявился сын, она, не колеблясь, выбросила в мусорное ведро. Дошло до того, что, поднатужившись, сдвинула с места раздвижной диван и протерла пол под ним, тем более что он и без грабителей в этом давно нуждался – там скопились какие-то бумажки, фантики, обгорелые спички и просто клочковатая пыль, которая всегда скапливается в местах темных и затхлых.
Наткнувшись взглядом на подсохшие розы в ведре, она тут же выскочила на площадку и вытряхнула их в мусоропровод.
– Как хороши, как свежи были розы, – проворчала Касатонова с мстительным выражением лица.
В этот момент позвонил Убахтин. Что-то спрашивал, уточнял, намекал, – Касатонова отвечала, не задумываясь, даже с какой-то агрессивностью, все еще борясь с враждебной энергией, которой в комнате становилось все меньше. Это она отметила про себя – комната была далека от прежнего уюта, выглядела бестолковой и непричесанной, но это была уже ее комната.
Наконец Убахтин насытился и отвалился.
Касатонова бросила трубку, но телефон тут же зазвонил снова.
– Да! – резко крикнула она.
– Екатерина Сергеевна? – вкрадчиво спросил незнакомый голос.
– Ну?
– Я спрашиваю... Это Екатерина Сергеевна? – голос был так же спокоен, невозмутим, но именно в его спокойствии и невозмутимости таилась наглость.
– Она самая.
– Касатонова? – продолжал допытываться все тот же молодой, нахальный голос.
– Касатонова. Что дальше?
– Тетя, не надо так круто возникать.
– Кто говорит?
– Слушай, тетя...
После этих слов Касатонова бросила трубку.
Она все поняла.
С первых же слов все поняла, и если отвечала с неким вызовом, то скорее по инерции – после уборки, после борьбы с чуждыми проявлениями в собственной квартире, после разговора с Убахтиным.
И, бросая трубку, твердо знала, что не более чем через минуту звонок раздастся снова.
Так и получилось.
– Слушаю, – сказала и отметила про себя – голосок-то дрогнул, не смогла она сохранить прежний напор и прежнюю независимость.
– Тетя, – голос ничуть не изменился, тут Касатонова отдала должное неизвестному звонарю. – Не бросай больше трубку. Не надо. Злить меня не надо. Квартиру привела в порядок после нашего визита?
– Так это был ты?
– У тебя ничего не пропало?
– Вроде, – Касатонова механически осмотрела квартиру, пробежав взглядом по полкам, стенам, окнам. – Так что спасибо. Много довольна.
– Мы взяли только фотоаппарат и снимки.
– Очень мило с вашей стороны.
– Нам нужна пленка.
– Огурцы накрывать? – Касатонова держалась из последних сил и мысленно кляла Убахтина, который не сообразил послать своего эксперта пораньше, пораньше бы он прислал, чтобы все эти угрозы, весь этот разговор был записан. Тогда бы перестал идиотски ухмыляться на все ее опасения.
– Пленка нужна, тетя. А то ведь опять придем. И тогда тебе уже нечего будет убирать.
– Куда же оно все денется? С собой заберете?
– Сгорит, тетя. И тебе повезет, если не сгоришь вместе со своим барахлом.
– А что, собственно, вам нужно? Если речь идет о последней моей пленке, там много чего понаснято. И я там, и сын на нескольких кадрах...
– Кстати о сыне... Он ведь без охраны живет? И об этом подумай.
– Ой, вы меня так напугали, что я готова отдать все свои пленки за двадцать лет!
– Только одну. Последнюю. С кадрами, сделанными в квартире Балмасова.
– Приходите! Берите! – не в силах больше тянуть этот страшноватый разговор, Касатонова положила трубку и тут же пожалела. Но не смогла сдержаться, какая-то глубоко сидящая в ней непокорность, которая всю жизнь мешала, заталкивая ее в самые дурацкие положения, опять сыграла с ней эту шутку. Но Касатонова просто не могла продолжать разговор, не было сил. Когда неизвестный хмырь помянул Алексея, у нее перехватило горло. Выходит, они знают о нем, знают, чем он занимается и как на него выйти. Она хотела тут же позвонить ему, но не успела – опять раздался звонок.
Касатонова подняла трубку, сказала какие-то слова и только потом сообразила, что из трубки слышен только сплошной гудок. Вначале она не поняла, в чем дело, и лишь через несколько секунд до нее дошло – звонили в дверь.
– Кошмар, – пробормотала она. – Они уже здесь...
И бросилась к двери.
Выглянув в глазок, она совсем рядом, в тридцати сантиметрах от себя увидела искаженную линзой физиономию с совершенно непереносимыми бандитскими чертами. Физиономия подмигнула ей одним глазом, потом вторым и наконец зажмурила оба глаза. И только после этого она медленно, как-то по частям начала вспоминать – кто-то ей говорил, кто-то предупреждал, что придет человек и будет подмигивать одним глазом, вторым, потом двумя сразу... Не то она что-то похожее видела во сне, не то с ней уже когда-то было нечто подобное, а может, вовсе и не с ней...
Касатонова, пошатнувшись, оперлась спиной о вешалку, запрокинула голову и некоторое время стояла без движения, пока из оцепенения ее не вывел оглушающий звонок, грохотавший прямо над головой.
И только тогда вспомнила – Убахтин! Да, следователь предупреждал ее о том, что пришлет эксперта с записывающими штучками и этот человек будет подмигивать.
Касатонова оттолкнулась от стены, встряхнула волосами, поправила очки и распахнула дверь. На парнишку с сумкой она уже смотрела изумленным взором, от которого неподготовленный человек сразу впадал в смущение, принимая этот взгляд за восторженный, а восторг относился, конечно же, к нему, к его достоинствам и прелестям.
– Я от Убахтина, – пробормотал парень. – Можно войти?
– О! – простонала Касатонова. – Конечно! Давно вас жду!
– Мы только сейчас подобрали нужную технику, и я сразу, как только... В общем...
– А я смотрю, кто это так завлекательно подмигивает мне с той стороны двери... А это, оказывается, вы подмигиваете!
– Убахтин сказал, что так нужно.
– Вы больше его слушайте, – добродушно проворчала Касатонова и снова закрыла дверь на ключ, опустила кнопку, еще раз в глазок осмотрела площадку. Она была пуста, и Касатонова успокоенно прошла в комнату, подталкивая перед собой эксперта. – Вообще-то вы немного опоздали. Звонок, который мы все ждали и ради которого все и затевалось... Этот звонок уже состоялся.
– Но я все равно поставлю эту штуковину. Вдруг еще будут звонки. Так же бывает?
– Я уверена, что они будут обязательно.
– Это недолго, – парень присел на корточки перед телефоном, что-то там высмотрел на донышке, вынул из черной клеенчатой сумки коробку, из коробки вынул угластенькую машинку с обилием торчащих медяшек. Потом у него в руке оказалась отвертка, тонкие плоскогубцы, и он, кажется, забыл о хозяйке.
Касатонова прошла на кухню, выкурила сигаретку, перебрала в уме весь разговор с хмырем, который настойчиво называл ее тетенькой – это ее зацепило не меньше, чем все угрозы. Разберемся, бормотала она, выпуская дым в форточку. Кто из нас тетенька, кто из нас дяденька...
