Ирина Градова - Чужое сердце
Честно признаюсь, что нет. Мы с Шиловым никогда не обсуждали детей, и мне казалось, что для него этот вопрос закрыт. Да, у Олега была маленькая дочка, утонувшая в аквапарке несколько лет назад. Он очень ее любил, но никогда не заговаривал о ребенке. Теперь, когда я задумалась об этом, то мне в голову пришла странная мысль: может, являясь медиком и принимая во внимание риск, связанный с рождением ребенка в моем возрасте, он намеренно не поднимал этот вопрос? Или это я сразу же поставила наши отношения в определенные рамки, не предполагающие никаких совместных детей? Ведь у меня был Дэн, а у Олега... Нет, ничего хорошего из этих дум не выйдет, и я уже проклинала бывшую подружку за то, что она неожиданно заставила меня размышлять о том, о чем я раньше и не вспоминала!
Очевидно, поняв, что допустила некоторую бестактность, Женя мягко дотронулась до моей руки:
– Ты извини, если я влезла не в свое дело – хотела как лучше! Но ты в любом случае подумай: может, захочешь воспользоваться услугами «Шага»? Хотя, возможно, у тебя и так никаких проблем не будет – получилось однажды, так получится снова... Если захочешь.
* * *Всю дорогу до дома я думала о нашем с Женей разговоре. Странно, как случается порой в жизни: тебе и в голову не приходит задуматься о проблеме, а потом кто-то поднимает вопрос, ранее тебя вовсе не интересовавший, – и ты чувствуешь беспокойство, словно срочно необходимо принять важное решение. Каким-то непонятным образом эта тема переплелась у меня в мозгу с расследованием, которым сейчас занимался ОМР. Я начала снова размышлять о похищенных детях. У Татьяны паранойя или ее сына и в самом деле пытаются украсть вторично? Это казалось просто невероятным!
Олег еще не вернулся, и я, отбросив печальные мысли, принялась за работу. Первым делом застелила постель новым бельем, купленным в бутике Женьки под названием «Тысяча и одна ночь». Черный шелк, расшитый золотыми и красными узорами, приятно холодил ладони, когда я в последний раз разгладила материал и отступила в сторону, чтобы полюбоваться на дело своих рук. Шилов, несомненно, оценит приобретение! Интересно, найдется ли в моем гардеробе что-нибудь черное и прозрачное, способное соответствовать такому роскошному белью?
Я уже собиралась пойти на кухню и приготовить ужин, но тут, как обычно – в самый неподходящий момент, – раздался звонок. Я решила, что не стану снимать трубку: этот день, начавшийся так замечательно, не должен заканчиваться плохо, а звонок в семь часов вечера не сулил ничего хорошего, так как все нормальные люди в это время возвращаются с работы и расслабляются! Однако телефон звонил громко и настойчиво, в результате чего Куся начала тихонько подвывать со своего места. Этого «музыкального сопровождения» я уже вынести не смогла, поэтому сняла трубку. Видимо, я не сдержалась и тяжело вздохнула, потому что в трубке послышалось недовольное:
– Ну, извините, что отрываю от важных дел!
Лицкявичус крайне редко звонил мне домой, обычно это делала Вика, выполняющая функции и системного администратора, и его личного секретаря.
– Шилов дома? – поинтересовался мой босс и, услышав отрицательный ответ, тут же сказал: – Вот и отлично – значит, вам ничто не помешает приехать в офис – есть новости.
– Сейчас?! – горестно простонала я.
– Через час ждем, – и, следуя своему обыкновению, бросил трубку.
Я решила, что никуда не поеду. Что это за манера, в конце концов, заставлять меня срываться с места и немедленно мчаться по первому зову главы ОМР? Ну и что, что я теперь официально работаю в этой организации – я человек, у которого могут быть какие-то дела. И вообще о встречах нужно предупреждать заранее – нет, я никуда не поеду!
Через час и десять минут я вбежала в офис, задыхаясь от бега по лестнице: в огромном бизнес-центре не работали лифты, потому что отключили электричество! За окном темнело, и, так как лампы нигде не горели, я двигалась по узкому коридору на ощупь. Дверь справа от меня оказалась приоткрыта, и в щель просачивался слабый мерцающий свет.
– Сюда! – услышала я звонкий голос Вики, распахивающей дверь навстречу мне. В руке у девушки была толстая свечка.
Когда я вошла в офис, мне показалось, будто я попала в церковь: повсюду горели свечи: толстые и тонкие, большие и маленькие, даже в большом блюде с водой на столе рядом с «умершими» компьютерами Вики тускло сияли плавающие свечки.
– Красиво, правда? – мечтательно произнес Павел, глядя на меня поверх своих толстых бифокальных очков. – Романтика!
– К сожалению, мы тут вовсе не по романтическому поводу собрались! – сказал Лицкявичус, выступив из тени. – Есть важные новости, поэтому я и решил не дожидаться завтрашнего дня.
– И что же такого срочного произошло? – поинтересовался Леонид, как обычно, забившийся в самый дальний угол. Пламя свечей таким удивительным образом освещало его бледное лицо, что делало патологоанатома похожим на своих «клиентов». – Мне пришлось бросить одно очень интересное тело.
– Ох, Лень, только не надо о телах! – взмолилась Вика.
– Вот-вот, – поддержала девушку Ивонна. – У нас и так проблем хватает!
– Так в чем дело-то? – не выдержала я.
– А дело, Агния, в том, что Карпухин нашел мужа Елены Красиной.
– Правда? – обрадовалась я. – Значит, у Владика теперь все будет в порядке?
– Что касается мальчика, – ответил Лицкявичус, – то у него теперь точно все хорошо – необходимость в пересадке костного мозга отпала. Он потихоньку поправляется.
– Тогда что не так? – подозрительно спросила я.
– Дело в том, что когда мы брали у Красина пункцию, то еще не знали о том, что его помощь не понадобится. Экспресс-анализ провели очень быстро, и результат просто потрясающий: костный мозг отца также не подходит мальчику!
Мы все пооткрывали рты.
– Это невозможно! – мотнул головой Никита. – Ну ладно, у одного родителя, но – у обоих?!
– Более того, – продолжал Лицкявичус, – кровь тоже другой группы. Группа крови Елены Красиной и ее мужа – первая, а у мальчика – третья.
– Нонсенс! – буркнул Леонид. – Если у родителей первая группа, то у детей может быть только первая. Лаборатория допустила ошибку.
– В том-то и дело, что нет, – возразил Лицкявичус. – Они перепроверили дважды – с тем же результатом.
– Но это же значит... – пробормотала я и осеклась.
– Это значит, что Владик – не родной сын Елены, – закончила мою мысль Ивонна. Она тоже выглядела взволнованной. – А вы, Андрей Эдуардович, уже сказали ей о результатах анализов?
Глава ОМР покачал головой.
– Это так, с бухты-барахты, не делается, – сказал он.
– Да чего уж там! – отмахнулся Леонид. – Они же знают, что усыновили ре... Погодите-ка!
– Вот именно! – воскликнул Никита, подавшись вперед и едва не свалившись при этом со стула. – Если они знают, что Владик – не их биологический сын, то почему стали послушно сдавать анализы? Почему Елена сразу не поставила нас перед фактом, ведь она заведомо должна была понимать, что пробы не подойдут?
– Ну, – ответил Павел задумчиво, – тут может быть несколько объяснений. Во-первых, ты думаешь, Никита, это так легко – признаться почти незнакомым людям, что ребенок, которого ты привык считать родным, таковым на самом деле не является? Во-вторых, Елена могла и не знать своей группы крови, а уж тем более – группы крови бывшего мужа. И, наконец, в-третьих, при всех прочих возможностях костный мозг одного из приемных родителей вполне может подойти ребенку – чем черт не шутит?
– Это все так, – кивнул Лицкявичус. – И все же меня беспокоит четвертый вариант: что, если ни Елена, ни ее муж понятия не имеют, что мальчик – не их биологический сын?
– Да, но как такое возможно? – развела руками Ивонна.
– Бросьте, дорогая, о чем вы говорите – в наше-то время! – усмехнулся Павел. – Могли в роддоме недоглядеть, ведь такие случаи отнюдь не единичны, или еще что-нибудь. Надо подумать, как бы поаккуратнее эту информацию до Елены донести и посмотреть, явится ли она для нее новостью.
– Это еще не все, – снова заговорил Лицкявичус. – Теперь о Тамаре Решетиловой. Мы с Ивонной и Павлом побеседовали с ней...
– Да что там – побеседовали! – перебил его Кобзев. – Настоящий допрос этой несчастной тетке учинили – даже стыдно, честное слово!
– Вот и напрасно, – серьезно заметил Лицкявичус. – Нам стыдиться нечего, а ее требовалось как следует проверить. В конце концов, после того, что она пережила со своим сыном, немудрено крышей съехать. Женщина она нервная, дерганая, но, судя по всему, вполне адекватная. Все, что она рассказывает о преследовании, звучит вполне правдоподобно. С одной стороны, надо бы подключиться к проблеме Решетиловых, с другой – как это сделать?
– Роме Решетилову нужна защита, – подал голос Павел. – Но они живут, если не ошибаюсь, в Кировске!
