Марина Серова - Куда уж хуже. Реквием заговорщикам (сборник)
– Куда ты меня тащишь?
– Наверх. Еще немного, и я схвачу воспаление легких. А мне сейчас нельзя болеть. Ни в коем случае.
Мы добежали до конца коридора. Я почему-то думала, что мы вернулись к тому месту, с которого и начались наши злоключения, то есть к туннелю-«титану», но ошиблась. Мы оказались в тупике, завершающемся массивной, ведущей вверх лестницей.
– Делать нечего, полезли наверх, – предложила я и, не дожидаясь ответа или каких-либо комментариев со стороны своего растерянного спутника, проворно взобралась на самый верх. А ведь это было достаточно высоко, метра три, не меньше.
– Послушай, что бы с нами ни случилось наверху, знай, что меня зовут Александр, – сказал вдруг Павел и, догнав меня на лестнице, схватил за руку.
– Знаешь, ты свои мелодраматические штучки оставь при себе, понятно? Мне совершенно безразлично, как тебя зовут. Сам понимаешь, – я уперлась ладонью в квадратный люк над головой и напряглась, – я-то тебя все равно буду звать Павлом. И вообще, помоги!
Было бы глупо предполагать, что подземный ход не заперт. Поэтому вновь в ход пошли мои драгоценные отмычки. Сидя в неудобном положении на лестнице и чувствуя на своем плече дыхание Павла, я, однако, начала согреваться. Отмычки нахально звенели, отдаваясь достаточно откровенным и громким эхом, как мне казалось, по всему туннелю, но не спешили воссоединяться с замком.
– Послушай, меня этот непрофессионализм просто бесит, – говорила я между тем. – Как это так? Оставили в камере, а сами, не спросив ничего и не сказав ни слова, ушли. Неужели им и в голову не пришло оставить рядом с камерой охранника? Или они у них все на полторы ставки?
Замок поддался случайно. Наступила тишина.
– А вот теперь мне почему-то страшно, – сказала я, бросая ключи в сумку. – Вдруг поднимемся, а там что-нибудь похуже?
– Да уж куда хуже, – сказал Павел, отодвигая меня и открывая тяжелый люк.
Свежий лесной воздух наполнил наши легкие до отказа. Над головами открылось черно-фиолетовое звездное небо с зеленоватыми контурами нависших еловых ветвей. Мы вылезли на землю и как можно быстрее захлопнули люк.
– Боже, как здесь хорошо… Какая же я дура, что не ценила этого… Павел, ты узнаешь это место?
– Разумеется. Это и есть то пустое пространство между четырьмя корпусами, которое образует самый центр свастики. Теперь хотя бы понятно, что этот центр символизирует.
– Ну и что же он символизирует? – Я присела на траву и принялась растирать замерзшие ноги.
– Вход в подземный туннель. Тебе помочь? – Он тоже начал растирать мне плечи и руки. Но, сказать по правде, теплее мне от этого не стало.
* * *Они подошли так незаметно, что мы, занятые согреванием друг друга, оказались застигнутыми врасплох. Это были трое офицеров, как мне показалось, российской армии. И чего бы это им здесь делать? Неужели армия действительно раскололась? Как орех. Нет, как яйцо.
– Ваши документы.
– Помилуйте, какие документы в три часа ночи, – попыталась отшутиться я, но нас тотчас взяли под белы рученьки и снова куда-то повели.
Мне это, понятное дело, надоело. Все. С меня хватит. Собрав все свои силы, я развернулась и – как хорошо, что кто-то изобрел шорты! – резким ударом ноги заехала самому высокому из офицеров прямо в челюсть. Неожиданность – самое верное оружие женщины. Это я уже поняла давно. Конечно, разве мог предполагать рослый сильный мужчина в военной форме, что в эту тихую июльскую теплую ночь хрупкая девушка сломает ему челюсть своей пяткой?
Ну а дальше пошло, как обычно. Павел заломил руку другому офицеру и повалил его на траву, один неслабый удар – и офицер очнется только на рассвете. Третьего офицера мы уделали так, что сломанная челюсть показалась бы ему поцелуем любимой девушки.
Вытирая о траву руки, вымазанные кровью славных воинов нашей дорогой отчизны, я тяжело вздохнула. Когда-нибудь кончится этот день? И оставят ли нас в покое?
* * *Мы постучали в дом. Заспанная Катя спросила:
– Кто там?
– Это мы. Открывай скорее. – Я, чуть не сбив ее с ног, бросилась в ванную. – Твои хозяева спят?
Я разговаривала с ней так, словно хотела подражать Маше. Но это была вынужденная мера. Я вовсе не собиралась обижать грубостью эту милую девушку. Просто не хотелось никаких вопросов, охов и ахов. Мне необходимо было вымыться, переодеться во все чистое, но главное – полежать с часок в горячей воде, чтобы окончательно не заболеть. Павел поднялся во вторую ванную.
– Стас дома, а Маши нет, – отвечала испуганная Катя.
– Надеюсь, с ней все нормально?
– Более чем, – ответила она так, что удивила меня. Что это еще за намеки?
– А где наши друзья? – спрашивала я уже из ванны, в которую с шумом набиралась горячая чудодейственная вода.
– А они спят в зимнем солярии.
– На нарах они будут у меня спать, – процедила я сквозь зубы, сама не понимая, отчего я на них так злюсь. Не могла же я взять их с собой в дом Рюрика.
– Как вы сказали, где они будут спать? – заглянула в ванную Катя, с удивлением глядя на меня и не веря в услышанное.
– В солярии так в солярии, – ответила я как ни в чем не бывало.
Катя оставила на полочке два чистых полотенца, кусок душистого мыла положила заботливо в мыльницу и даже отвинтила крышечку на флаконе с шампунем.
– Посиди со мной, – проговорила я уже с закрытыми глазами, делая слабый жест рукой, приглашающий девушку на маленький пуфик рядом с ванной. – Расскажи, как ты докатилась до такой жизни?
– О чем вы?
– Что ты делаешь здесь?
– Как что, работаю. Мне хорошо платят. Кроме того, это все-таки дача. Свежий воздух, теннис опять-таки…
– А почему ты не спрашиваешь, откуда мы вернулись? Неужели тебе, просто как человеку, все равно?
– Нет, почему… Но здесь это не принято.
– Что не принято?
– Интересоваться чем бы то ни было. Здесь каждый живет так, как считает нужным, и ни перед кем ни в чем не отчитывается.
– А как же дисциплина?
Я снова начала свою любимую словесную игру в вопросы, не имеющие на первый взгляд никакой связи друг с другом.
– Дисциплина организовывает, – отвечала Катя. – Без дисциплины никуда.
– Аэродром глубоко?
– Не знаю.
– Стас любит овсянку?
– Любит, да Маша возит его каждое утро пить горячий шоколад, она сама рассказывала. Но мне кажется, что она ездит в Москву совсем не за этим.
– Она передает записки в чашках из-под шоколада?
– Наверное. Думаю, что да. Не знаю.
– Ты видела Рюрика?
– Видела. Он очень болел.
Вдруг Катя как-то вся дернулась. Взялась за голову, словно острая боль пронзила ее. И я поняла, что по-своему, по-дилетантски, мне все же удалось ее загипнотизировать. Оказывается, у меня немного получается.
– Что с тобой? – спросила я как ни в чем не бывало, намыливая колено.
Катя поднялась и, озираясь по сторонам, недоуменно уставилась на меня.
– А что я здесь делала? Совсем с ума сошла. Неужели уснула?
– Да ты успокойся, просто устала за день… Что у нас сегодня на ужин?
– Рыба, – сказала она на выдохе. – Жареный свежий карп, лососина и картошка. Еще овощи и печенье с молоком. Если ваш друг захочет мяса, то есть ветчина и копченая говядина.
Катя ушла, опустив голову. Бедняжка, она не заслуживала такого обращения. Скорее всего она ничего особенного не знает. Ну, сказали ей, что она находится на территории военного объекта, так их сколько по всей стране… Закутавшись в махровый халат, я спустилась в столовую и села за накрытый стол. Павел в какой-то смешной зеленой пижаме (которую ему тоже, наверно, предложила сердобольная Катя) сидел перед тарелкой с дымящейся картошкой и терпеливо дожидался меня.
– Может, по сто граммов? – нерешительно предложил он.
– Не знаю… Давай пригласим Стаса, что ли… Все-таки находимся в его доме, целый день не виделись…
– Да, ты права. – Павел встал из-за стола и направился в спальню, где, по нашим предположениям, должен был находиться Стас.
Вернулся он оттуда какой-то странный. Сел за стол и сказал, что Стас отказался. Но когда Катя ушла на кухню за ветчиной, шепнул мне:
– В комнате никого нет.
– Нет так нет. Давай выпьем вдвоем.
Когда пришла Катя, мы предложили и ей. Но она отказалась. Выглядела она не лучшим образом. Я сказала, что сама уберу со стола, и отправила ее спать.
– Но ведь Катя говорила, что он здесь. Может, вышел куда?
– Нет. Я бы услышал. У меня знаешь какой слух… Давай его поищем.
– Ну что ты, в самом деле, он наверняка зашел к Кате и лежит себе спокойненько в ее постели. Понимать надо.
Павел пожал плечами. Против такого аргумента и возразить-то нечего.
Но когда мы после ужина вышли в коридор, Павел предложил заглянуть в комнату Маши. Просто так, на всякий случай.
