Михаил Черненок - Завещание ведьмы
— Не из-за тебя. Случайность там роковую роль сыграла.
— Ну, я так думала, что из-за меня. Чуть с ума не сошла. Это какой-то кошмар был. Исхудала — кожа да кости. Сон совершенно пропал. И тогда вспомнила о Гайдамаковой. Приехала в Березовку, все-все старушке рассказала. Сготовила Елизавета Казимировна целебное снадобье из трав и говорит: «Надо тебе, Мариночка, уехать отсюда». — «Куда же я уеду, если у меня, кроме Ярского, во всем белом свете ни единой родной души нет?» — «Не хочешь уезжать, займись каким-либо серьезным делом. Учиться поступи. Надо, миленькая, отвлечься от нехороших мыслей, забыть случившуюся беду». Так вот я и поступила на заочное в сельхозинститут. Ой, как поначалу трудно пришлось! Потом втянулась в учебу и даже, не хвалясь, диплом с отличием получила.
— Не зря тебя все березовцы уважают, — сказал Антон.
— Уважать-то, собственно говоря, не за что. Просто я стараюсь добросовестно делать свою работу.
— В наш век — это немало.
Незаметно подкрались сумерки. Зеркальная гладь Потеряева озера потемнела. На ней замерцали отражающиеся крапинки звезд, густо усыпавших небо. Изредка вода у камышей всплескивала, видимо, шальная щука или окунь хватали задремавшую рыбешку. Вспыхнувшие от всплеска круги быстро исчезали, и звездные отражения опять светились на своих местах. Посвежевший к ночи воздух крепко отдавал настоем полевых трав. У самой воды, на песчаном откосе, попискивали длинноногие кулички, да в приозерных кустах всхлипывала какая-то одинокая птица.
— Красота, как в сказке, — задумчиво сказал Антон.
Марина словно обрадовалась:
— Я угадала, что ты именно это скажешь!
— Тоже умеешь читать чужие мысли?
— Не умею, но… Помнишь, десять лет назад мы с тобой вот так же сидели у Потеряева озера, только на другом берегу, в Ярском?.. Точно такой же был теплый вечер, таким же звездным было небо и озеро, и ты, задумавшись, точно так же сказал: «Красота, как в сказке».
— У тебя прекрасная память.
— Не хвали.
— Почему же… Столько лет прошло, а ты помнишь сказанное мною. Я, например, ту встречу припоминаю смутно.
— Значит, для меня она была памятнее…
Зорькина осторожно высвободила свою руку из рук Антона, обхватила ладонями плотно сжатые колени и стала смотреть на озеро. Бирюков вдруг почувствовал почти непреодолимое желание обнять ее, но вместо этого спросил:
— Марина, почему ты до сих пор не замужем?
Она ничуть не удивилась вопросу. Пожала плечами:
— Наверное, время свое упустила. Девушки, как поэты, должны проявлять свои таланты в молодости.
— Что ж не проявила?
— Учиться поздно начала.
— Теперь жалеешь?
— Нет, уже привыкла.
Антон взял Марину за плечи и легонько повернул лицом к себе. Она вздрогнула, робко попыталась отвести его руки, но сразу притихла и удивленно уставилась снизу вверх ему в глаза.
— Марина, — сказал он, — ты очень красивая и славная.
— Ой, ли?..
— Честное слово. Завтра утром я уезжаю из Березовки. Поедем вместе?
— Зачем?
— Не спрашивай, ты знаешь. Поедем?..
Она отрицательно повела головой.
— Почему, Марина?
— Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, как у того морячка.
— Вот ерунда!
— Нет, Антон, это серьезно. Я очень тревожусь за тебя, а предчувствие редко меня обманывает.
Бирюков ощутил, как плечи Зорькиной вздрогнули, будто в ознобе, и он крепко прижал Марину к себе…
Хотя Антон заявился домой близко к полуночи, в доме еще не спали. Мать возле кухонного стола довязывала пуховую шаль, отец через очки сосредоточенно читал газету, а дед Матвей с детским любопытством рассматривал картинки в «Крокодиле». Игнат Матвеевич поверх очков глянул на сына:
— Бабье лето еще далеко, но ты уже закружился.
— Женюсь я, папа, — присаживаясь к столу, без всяких обиняков сказал Антон. — Как тебе, это нравится?
— Хозяин — барин.
— Почему не спрашиваешь, на ком?..
— Чего спрашивать, когда насквозь Мариниными духами благоухаешь.
— Ну и… одобряешь выбор?
Игнат Матвеевич постучал пальцем по лбу:
— Крыша поехала?.. Пойдет ли Марина за тебя?
— Пойдет. Уже договорился.
— Ох, налетчик какой!
Дед Матвей приложил ладонь к уху:
— Чо, Игнат, гришь? Кто летчик?
— Антон жениться захотел!
— Пора, ядрено-корень, пока не разбаловался с барышнями. Кого в невесты выбрал?
— Марину Зорькину.
— Красивая и умная невеста. Жить хорошо будут.
— Да Антон-то ее знает всего один день!
— А чего волынку тянуть? Я с твоей мамашей на вечерке познакомился, а утром уже сосватал. И всю жизнь в ладу прожили, — дед Матвей ободряюще подмигнул внуку. — Бери, Антошка, штурмом невесту! Не хлопай ушами.
— Отец чего-то недоволен, — сказал Антон.
— Пошли его подальше, зануду старого!
— Не ори, пионер, — хмуро буркнул Игнат Матвеевич.
— Чо гришь?
— Спать, говорю, пора, юноша! А ты раскричался на всю деревню… — Игнат Матвеевич бросил газету на буфет и сердито вышел из кухни.
— Иди укладывайся, — весело обронил ему вслед дед Матвей и опять подмигнул Антону. — Запыхтел папаша, как старый паровоз…
— Что это он не в духе? — посмотрев на мать, спросил Антон.
Полина Владимировна улыбнулась:
— Так ведь, сынок, если ты увезешь Марину отсюда, он же без экономиста останется. Не обращай внимания, попыхтит да перестанет. Маринка по душе ему…
Теплая солнечная погода держалась словно по заказу, и Антон Бирюков, занятый своими мыслями, почти не заметил, как домчался на «Жигулях» от Березовки до районного элеватора.
Круглолицая с ямочками на щеках Вера Барабанова встретила одетого по форме Бирюкова испуганно. Сидела она в отдельном кабинетике, половину которого занимал письменный стол, заваленный грудами каких-то папок и цифровых отчетов. Разговор долго не клеился. О Тамаре Тиуновой Вера даже слышать не хотела и всяческими уловками пыталась выяснить, откуда уголовному розыску стало известно, что они подруги. В конце концов Антону надоело толочь воду в ступе и он рискнул слукавить:
— Наш сотрудник видел вас, Верочка, с Тиуновой. Волосы у Тамары очень ему понравились.
Вера расстроенно хлопнула кончиками наманикюренных пальцев по кромке стола:
— Ну говорила же Томику, чтобы сняла с головы мужскую приманку! Не послушалась, дурочка. А что вы ее ищете?
Антон нахмурился:
— Хотим от дальнейшей беды спасти.
— Какой?
— Разве Тамара вам ничего не рассказывала?
— Нет. Она вообще сама не в себе. Как сумасшедшая, по вечерам крестится и какие-то молитвы шепчет.
— Как мне с ней переговорить?
— Томик абсолютно ничего не скажет. Ей, правда, что-то серьезное угрожает?
— Поверьте, из-за пустяка я не стал бы ее искать.
Вера задумалась:
— Вы знакомы с ней?
— Нет, я ни разу Тамару не видел.
— Это плохо. Томик почему-то боится милиции. А в моем присутствии можете с ней поговорить?
— Конечно, могу.
— Тогда пойдемте вместе. Без меня Томик даже дверь вам не откроет.
— Я на машине, можем подъехать.
— Тем лучше.
Ехали недолго, но Антону пришлось изрядно поплутать по улочкам и переулкам, пока Вера не показала на небольшой шлакоблочный домик:
— Вот здесь я живу. — И, с интересом посмотрев на Антона, спросила:— Вы сын председателя Березовского колхоза, не так ли?..
— Так, — подтвердил Антон.
— Придется вас представить Томику. Можно?
— Для пользы дела, пожалуйста.
Вера энергично поднялась на крыльцо и костяшками пальцев трижды стукнула в дверь. Вскоре за дверью послышались легкие шаги. Приглушенный женский голос спросил:
— Верунь, ты?
— Я, Томик, открывай.
В замочной скважине щелкнул ключ. Дверь медленно распахнулась, и Бирюков увидел щупленькую курносую женщину с миловидным лицом. Одета она была в ситцевое платье. На худеньких, как у школьницы, ногах — новенькие красные босоножки. Из-под белой с зелеными горошинами косынки виднелись короткие, словно у подростка, неопределенного цвета волосы. Увидев за спиной Веры рослого Антона, женщина так сильно побледнела, что на ее носу отчетливо выступили густые веснушки.
— Томик, не пугайся, это сын председателя вашего колхоза Игната Матвеевича Бирюкова, — на одном дыхании проговорила Вера. — Он приехал, чтобы тебе помочь.
Тиунова словно онемела, а в ее расширившихся карих глазах будто застыл ужас. Вера ласково взяла подругу под локоть, и все трое вошли в светлую кухоньку.
— Что вы так испугались, Тамара? Я, честное слово, не кусаюсь. — Антон развернул удостоверение. — Вот, смотрите: фамилия моя Бирюков, отчество — Игнатьевич.
Бледность с лица Тиуновой постепенно стала сходить, веснушки на носу потускнели. Она вроде бы даже попыталась улыбнуться и тихо проговорила:
