Марина Серова - Ангел в камуфляже
Я, расслабленная, но прямая, как струнка, покачиваясь на носочках, танцующим шагом двинулась к нему. А когда вышла на дистанцию, легко и неожиданно взмахнула ногой, метя стопой, боковым ударом, ему в ухо. Он быстро подставил руку, и нога моя ушла еще выше и в сторону.
— Ох ты! — поразился. — Да ты балерина, оказывается! Воробышек пытается клюнуть?
При последних словах я ударила его, так и не сошедшего с места, подъемом ноги в пах. Но он только ногу приподнял, загородился коленом.
Кто он? С каким бойцом мне выпало схлестнуться?
— Это что же, — он не спеша двинулся ко мне, — ты меня сюда на разборку привезла? — Чуть согнул ноги в коленях и протянул ко мне руки, ладонями вперед. — Ну, давай. Куда же ты?
Я обходила его стороной, заставляя поворачиваться, пока не оказалась снова между ним и окном. Он рассмеялся этой моей уловке.
— Иди ко мне! — позвал, и я пошла на зов.
Быстро, слева направо, махнула ногой по его рукам. Он и не думал защищаться, верно оценивая дистанцию и видя, что до тела я не достаю. Но руки его я на мгновение смела в сторону и возвратным движением ноги, наотмашь, сильно ударила его в левое предплечье. Получилось классически, как по мешку в спортзале моего дорогого сенсея. Но его лишь качнуло вправо.
— Красиво! — пробурчал, держась за ушибленную руку.
Я подтянула ногу к груди и, бросая ее вниз, пяткой, жестко поразила его колено. Травма ему была обеспечена, хотя в последний момент он и успел оторвать ногу от пола.
— Все! — воскликнул, скривившись от боли. — Хватит!
И кинулся на меня, отпрянувшую в сторону от этой торпеды. То ли реакция у него замечательная, то ли задумал так с самого начала, только, сделав два хромых и быстрых шага, остановился, как в стену уткнувшись. Я оказалась сбоку от него и совсем рядом — положение, наивыгоднейшее для удара ногой по лицу. Проведенный безжалостно, он превращает лицо в кровавую маску и вырубает противника из этого мира с гарантией.
Не медля ни секунды и уже торжествуя победу, я взмахнула ногой и попала в медвежий капкан. Он поймал ее странным, невиданным мной захватом, как-то наизнанку вывернув свои руки. Сделал неуловимое движение корпусом, и я, взвизгнув от боли в стопе, повернувшись, рухнула на пол. Он пнул меня в ребра. Пришлось на минуту захлебнуться липкой болью.
Первое, что увидела, когда открыла глаза, — его башмаки, темно-красные и блестящие, прямо перед носом. Он сидел на корточках, совсем рядом, и дожидался окончания болевого шока. И так нехорошо глядел на меня ледяными глазами с каменного лица.
— Пошли!
Подхватив меня под мышки, поставил на ноги, но прямо стоять я еще не могла и очень хотела обратно, на пол. Пришлось ему довольно аккуратно обхватить меня за талию и вежливо повести к раскрытому настежь окну, на подоконнике которого все еще лежала моя сумочка. Странно. Когда я ее там оставила, окно было закрытым, помню точно.
Сумочка моя, тяжелая от лежащего в ней газовика.
— Погоди! — воскликнула я и повернулась к окну спиной.
— Нет! — отказался он, прижал меня к подоконнику поясницей, нагнулся и обхватил мои ноги повыше колен. Хорошо, не ударил напоследок!
Сумка лежала от меня на расстоянии вытянутой руки, и я схватила ее раньше, чем он напрягся, поднимая меня, чтобы выбросить, как котенка, с третьего этажа. А когда напрягся и рванул вверх, спеша, я несильно ударила его в темя и, перехватившись, еще раз — изо всех сил и отчаянья.
Его череп хрустнул, или мне так показалось. Но, как бы то ни было, он отпустил мои ноги и, не выпрямляясь, завалился навзничь с долгим, тихим стоном, прозвучавшим из широко разинутого рта.
Переложив сумку в левую руку и держа ее наготове, я, морщась от боли в стопе и ребрах, нагнулась над ним, шлепнула по щеке. Его веки дрогнули, и послышался звук короткого вздоха. Жив! А жаль!
Я не фурия, хотя, может, и бываю стервой. Вы думаете, просто проломить череп человеку, пусть даже такому, как этот, от которого натерпеться пришлось выше крыши, и не взвыть, хотя бы немного, вполголоса? Тем более что вокруг никого, кто мог бы неправильно понять эту женскую защитную слабость.
Я и взвыла, опустившись на колени рядом с моим обидчиком и убийцей. Взвыла от облегчения, что и на этот раз миновала меня чаша сия, и от гнета того, что еще предстояло с ним сделать.
Ах, каким же он оказался тяжелым! С каким трудом я подняла его обмякшее тело на подоконник, перегнула наружу! Обхватила ноги выше колен, рванула кверху. Он перевесился на улицу еще больше и, по моим меркам, уже должен бы сам соскользнуть за окно. А если нет, то требуется всего одно, последнее усилие…
Решившись на это — а медлить было нельзя, — я еще раз услышала стон. Рука хромого, оставшаяся на подоконнике, шевельнула пальцами и вцепилась в его край. Дрогнула нога, и тело медленно, как бы само собой, поползло назад.
Ледяной ужас, как при виде встающего покойника, сдавил мне душу, на секунду лишил рассудка, но и прибавил сил.
Как подброшенная пружиной, забыв обо всех болячках, я вскочила и голой пяткой изо всех сил саданула по его пальцам и отшибла ее, добавив себе в недалеком будущем хвори. Пальцы же были, верно, не из костей и мяса, потому что не разжались даже после удара. Плохо соображая, что делаю, я разгибала их руками, как толстую проволоку, один за другим, скрипя зубами от усилий.
Взявшись за темно-красные башмаки, я подняла его ноги кверху и спровадила наконец тело за окно, очень надеясь на то, что падение с высоты третьего этажа окажется достаточным для освобождения этой хромой души из ее бренной оболочки.
Не мешкая закрыла окно на все задвижки — на это меня еще хватило. Может, боялась, как кошмара, сценки из фильмов ужасов, когда убиенный, горящий мщением, влезает обратно, неумолимый и беспощадный. Хромому такая роль подошла бы, что и говорить!
Содрогнувшись и обозвав его по-нехорошему, я отправилась в ванную, жалуясь себе по дороге на себя саму.
Уходить отсюда надо было как можно быстрее. С той стороны дома, где лежит сейчас тело хромого, — пустырь в конце школьного двора, густо заросший дикими кустами между каких-то больших деревьев. Место, по моим представлениям, довольно безлюдное, но чем черт не шутит, а ну кто видел, как вывалился из окна человек, да еще запомнил — из какого. Нет, уходить надо было срочно! Несмотря на боль в ребрах.
В прихожей, доставая из сумочки ключи, я порадовалась уцелевшему деревянному пенальчику и еще больше — ампулам в нем, завернутым в по-прежнему совершенно сухую вату. Вот только один из шприцов был раздавлен в лепешку, будто побывал между молотом и наковальней. Но это — такая мелочь! И порадовалась своей радости — жизнь продолжается! И пусть она сейчас не такая прекрасная, как была недавно, но удивительная, несмотря ни на что!
Вот теперь на улице начинались сумерки. Теплые и сухие. Летние.
В машине слабо, но ощутимо пахло дымом дешевых сигарет. Я пооткрывала окна и медленно двинулась со двора. А когда выруливала на улицу, пришлось уступить дорогу милицейскому «УАЗу» с включенной мигалкой на крыше. Опять защемило в груди тревогой. Пришлось преодолевать желание надавить на педаль газа и не уехать, а смыться отсюда с пробуксовкой колес по асфальту. Желание было сильным, но я настолько уже владела собой, что поступила наоборот — приткнула машину на обочину и, тщательно ее заперев, пешком направилась обратно, к дому Синицыных. Надо же было удостовериться в смерти хромого, а значит, и в своей безопасности в недалеком будущем.
«УАЗ» прополз, сколько мог, за дом, к пустырю в конце школьного двора, и стоял сейчас пустой, но с по-прежнему работающей мигалкой на крыше. Мимо него, взад и вперед, бегала ребятня, возбужденно вопя что-то неразборчивое. Еще дальше, неподалеку, виднелась плотная, слегка шевелящаяся масса людей, судя по домашней одежде, из местных.
Гадая, насколько опасно мне подходить к толпе, я задержалась у «УАЗа». Если кто и видел меня за работой, то в темноте окна рассмотреть не мог, это — наверняка!
Из толпы пробился седоусый сержант и пошел скорым шагом к машине. Я отошла в сторонку. Сержант добыл в машине рацию, вызвал начальство, и я, поверив в удачу, навострила уши.
— Вызов по Боровой, двадцать семь, — докладывал сержант, — труп, да, подтверждаю. Мужчина. Упал с высоты. Находится у стены дома. При падении напоролся грудью на торчащую из отмостки арматуру. Нет, не проникающее, сквозное! Со спины вышла! Да, точно! Не знаю. Понял!
Я повернулась и медленно пошла прочь, превозмогая вернувшуюся дрожь в коленках. Странно, но ребра почти перестали болеть и стопа не досаждала неприятными ощущениями. На сегодня ты, Танечка, очень легко отделалась. Впору по пути к миссис Бланк завернуть в храм божий и поставить свечку. Это мы сделаем с Наташей, когда все кончится.
Я вывела машину на дорогу и поехала не спеша к своему дому.
