Чингиз Абдуллаев - Испытание добродетели
— Его отношение к женщинам?
— Бабником был жутким, — проговорил Михаил. — Иногда даже просил остановить машину, если видел красивую женщину на улице. Они ему редко отказывали, почти всегда соглашались сесть в машину. Случалось, что он велел мне выйти.
— Регина и Тамара знали?
— Догадывались. Думаю, что все понимали.
— Что скажете о его первой жене?
— Я знал ее не очень хорошо. Но, судя по всему, она его умела доставать. Пользовалась тем, что он всегда помогал своей дочери. Я несколько раз возил ее по разным местам. Красивая девочка, только очень капризная.
— Она часто бывала у отца?
— Не очень. Только тогда, когда ей что-то было нужно от него.
— Он ей не отказывал?
— Никогда и ни в чем.
— Его отношения с сотрудниками?
— Хорошие. Босса все любили и уважали. На каждый праздник особые премии раздавал. Подарки дарил. Щедрых и заботливых хозяев люди ценят.
— А с женщинами?
— Еще не поняли? — строго спросил Михаил. — Он пропускал через свою кровать буквально всех, без единого исключения.
— Начинаю понимать. А его отношения с Димой Апрелевым?
— Этот тип — настоящий помощник. Все может достать, принести, устроить, сделать, пробить. Но я бы ему не доверял. Парень себе на уме.
— Вы слышали что-то про Левана Солагашвили?
— Нет, не слышал. Может, кто-то и упоминал о нем, но я привык не прислушиваться к разговорам за спиной. Не припомню.
— В то утро вы уехали в полдень?
— Да. Примерно в это время. Я готовил машину, когда Александра Львовна принесла мне жареную курицу, завернутую в фольгу. Я даже удивился. Обычно Тамара Георгиевна никогда не брала с собой еду в город. У нее есть своя помощница, которая ей обычно готовит. Но чаще она заказывала что-нибудь в соседнем грузинском ресторане. Ей нравилась такая еда. Мать ведь у нее осетинка.
— Что было дальше?
— Ничего. Пришел Слава и забрал журналы и газеты для Тамары Георгиевны. Потом она вышла из дома, и мы поехали в город.
— Ничего необычного не заметили?
— Нет. Не заметил.
— Может, вы не обратили внимания, допустим, на то, что за вами кто-то следил?
— Нет. Никого не было. Нас учили следить за машинами в зеркала заднего обзора. Я всегда проверяюсь по старой привычке. Никакого хвоста не было. За нами никто не следил.
— Вы не видели этого охранника, который потом оказался в доме Монаховых?
— Нет. Никого не видел. Я сидел за рулем и ждал хозяйку. Нас так приучили. Мы выходим из машины только для того, чтобы открыть заднюю дверцу и помочь клиенту или хозяину сесть в салон.
— Вы поехали в город вместе с Тамарой Георгиевной. Как она себя чувствовала?
— Не блестяще. Я видел, что ей плохо. Даже предложил вернуться. Но она не захотела. Потом, уже в городе, когда мы проезжали мимо аптеки, Тамара попросила остановиться, но тут же передумала. Мы прибыли домой, и я остался ждать на стоянке. Долго сидел. А примерно в четвертом часу увидел, как подъехала «Скорая помощь». Оказывается, Тамаре сообщили, что погиб муж. У нее открылось кровотечение. Она угодила в больницу и потеряла своего ребенка. Я оставался у клиники до утра. Потом приехали ее родственники, кажется, двоюродные сестры с мужьями. Сергей Владиленович тоже появился. Жалко ее. Она хорошая женщина.
— В какую больницу вы поехали?
— В перинатальный центр на Севастопольском проспекте. Она там наблюдалась. У нее был свой доктор.
— Фамилию помните?
— Они говорили в машине. Кажется, Фейшелевич. Алексей Владиленович еще ругался, что она не могла найти другого.
— Почему? Насколько я понял, они с братом не очень любили кавказцев‑мусульман. При чем тут евреи?
— А кто любит евреев? — спросил Михаил. — Я когда работал наверху, такого на эту тему наслушался!..
— Интересно, как ваш бывший шеф жил со своей новой женой, учитывая ее осетинские корни?
— Осетины — православный народ. К ним у него претензий не было.
— А к евреям, значит, были?
— Это не мое дело. Просто слышал, что ему не нравился этот врач.
— Когда вы выехали из дома, кто там оставался?
— Сам Монахов, Александра Львовна и Слава, второй водитель. Больше никого в доме не было.
— Вы знали, что туда должны приехать его помощники?
— Мне обычно не докладывают. Но я знал. Слышал, как они разговаривали.
— Тамара Георгиевна тоже знала?
— Может, и знала.
— Вы никого не подозреваете?
— А разве я должен? Окно было открыто. Охранник влез в дом, видимо, хотел поживиться. Тут его увидел Монахов. Ну а дальнейшие события всем известны.
— Вы видели этого охранника?
— Видел. Он обычно совершал обходы территории.
— Вы считаете, что человек с такой комплекцией и ростом мог отобрать пистолет у вашего бывшего шефа?
— Не знаю. Я слышал, что Алексей Владиленович упал и выронил оружие. В таком случае охранник мог его забрать.
— Вы часто ездите в загородный дом после случившегося?
— Ни разу не ездил. Тамара там появляться не хочет. Я ее понимаю. Даже когда следователи позвали, она не смогла. Иногда Слава еду ей привозит, но она все отсылает обратно. Наверное, будет продавать этот дом.
— Вы никого не подозреваете?
— Только охранника, которого арестовали. Его фамилия Хасмамедов.
— Да, я знаю. Никого из окружения Монахова?
— Нет. Не думаю. Никого.
— Спасибо за разговор, — сказал Дронго, пожал ему руку на прощание, выбрался из автомобиля и зашагал к своей машине.
В загородный дом они приехали с большим опозданием. Их долго не пропускали, проверяли документы, позвонили сначала Александре Львовне, а затем и старшему Монахову. Только получив согласие Сергея Владиленовича, охранники наконец-то пропустили визитеров в поселок.
Слава ждал у дома. Это был тощий, довольно высокий, нескладный парень с каштановыми волосами и немного вытянутым лицом. Он был одет в брюки и пиджак не по размеру, явно ему маловатые, словно успел вырасти за последние несколько месяцев.
Дронго кивнул ему в знак приветствия.
— Это вы и есть эксперт? — уточнил Слава.
— Да. Меня обычно называют Дронго. Александра Львовна в доме?
— Да. Она тоже вас ждет. Ей уже звонили и предупреждали, что вы приехали.
— Тогда давайте пройдем в дом, — предложил Дронго.
В коридоре мужчины увидели Александру Львовну в белом фартуке. Из кухни доносились приятные запахи домашней выпечки.
— Пирог сделала, — сообщила Александра Львовна. — Хотя знаю, что напрасно старалась. Слава отвезет его Тамаре Георгиевне, а она опять оставит еду нетронутой. Я вообще в толк не возьму, почему получаю зарплату, если в моих услугах никто не нуждается.
— Вы должны понять эту женщину, — сказал Дронго. — Ей очень тяжело появляться здесь, в доме, после того как убили ее мужа и она потеряла ребенка. Я думаю, что Тамаре вообще не хочется вспоминать про этот дом.
— Наверное, вы правы, — согласилась Александра Львовна. — Но все равно это ее дом. Она должна будет рано или поздно сюда приехать. В спальне еще остаются ее вещи — платья, обувь, сумочки. Я, конечно, убираю, но она должна будет сама разобрать все вещи. У нее там еще остались в тумбочке две пары дорогих сережек. Нужно было их убрать куда-нибудь, чтобы не пропали. Но я не знаю, как сейф открывать. А держать в доме, когда здесь столько чужих людей ходит, тоже неправильно.
— Вам не сказали код сейфа? — спросил Дронго.
— Нет, не сказали. Сейф был открыт, когда Алексея Владиленовича убили. Они потом оттуда все забрали. Там и деньги лежали. Две большие пачки. Разные документы. Следователи все вынули, дверцу потом закрыли, а мне код не сказали. Я ничего не спросила, считала тогда, что нельзя лезть в это дело. А сейчас думаю, что напрасно не поинтересовалась.
— Вы уже говорили мне про деньги, которые забрали следователи, — напомнил Дронго. — Давайте пройдем в кабинет, и я постараюсь открыть сейф, — предложил он.
— Вы знаете код? — удивилась женщина.
— Не знаю. Но догадываюсь.
— Там такая система, что если вы три раза неправильно набираете код, то замок сразу блокируется на двадцать четыре часа. Мне так следователи говорили. Но тогда дверца сейфа была открыта.
— Посмотрим, — сказал Дронго.
В кабинете он подошел к окну. Да, с улицы можно было легко сюда влезть, потом спрыгнуть обратно и побежать в другую сторону.
Он обследовал стену рядом с окном. Вот отверстие, проделанное пулей. Она ударила с некоторым наклоном.
«Нужно внимательно изучить все это, прикинуть, откуда был произведен выстрел, — подумал Дронго. — При этом надо учитывать, что Алексей Монахов лежал в противоположном углу кабинета».
— Вы тоже прыгнули в окно? — спросил он, поворачиваясь к Славе.
— Да, — сказал тот. — Но я быстро подвернул ногу и упал.
