Наталья Андреева - Влюбленные безумны
– Вам, должно быть, нужны деньги? – пересилив себя, спросила Александра.
– Я рада, что вы этим озаботились. Ваша сестра нуждается в новом гардеробе.
– Хорошо, я отдам распоряжение управляющему. Сколько вам надо?
– Какие-нибудь пустяки, тысяч пять.
Она с удивлением посмотрела на графиню Безобразову. Пять тысяч были вовсе не пустяки. Элен мило улыбнулась и пожала плечами, всем своим видом говоря: но это же для вашей сестры.
– Что ж… Вы их получите.
– Да, вот еще что…
– Я вас слушаю?
– Поскольку Софья Васильевна отныне будет здесь жить, я считаю, что и мне теперь можно остаться.
– Почему же вы так считаете?
– Вы ведь будете говорить об этом с отцом. О вашей сестре, – графиня Безобразова посмотрела ей прямо в глаза.
– Разумеется, буду.
– Я думаю, он обрадуется, что у нас теперь будет такая большая семья. А главное, дружная.
– Вы так полагаете?
– Я в этом уверена.
«Шах и мат, – подумала Александра. – Елена Алексеевна играет просто блестяще! И чем же мне ответить? Ладно бы я терпела все это из-за Жюли. В крайнем случае, из-за Мари, к которой тоже отношусь с симпатией, потому что она несчастна, она старая дева. Но Софи! Она же станет теперь за мной шпионить для обожаемой Элен! Вот в чем весь ужас-то!»
– Так вы со мной согласны? – с тонкой улыбкой спросила графиня Безобразова.
– Но хоть что-то я могу получить взамен? Обещание не принимать здесь господина Соболинского?
– В присутствии отца это и невозможно.
– Я буду считать, что получила от вас это обещание.
– Как вам будет угодно.
… Граф приехал накануне великого праздника. И первой его увидела, увы, не она. Александра опять была занята весь день при особе цесаревны, готовясь к большому выходу. Аннета все придумывала ей какие-то поручения, она даже заподозрила, что гофмейстерине дали высочайшее указание на сей счет. Противиться было бессмысленно, Аннета оказалась чрезвычайно изобретательна.
Мужа Александра увидела только вечером. И даже испугалась: таким он вдруг показался чужим. Две дамы, графиня Безобразова и штабс-капитанша Осинкина, уже успели доложить Алексею Николаевичу обо всем, что произошло в его отсутствие.
– Если бы ты знала, как я соскучился, дорогая, – сказал муж, целуя ей руку.
Ей показалось, что поцелуй холоден и слишком уж почтителен. Неужели же Алексей Николаевич на что-то сердит?
– Я тоже… скучала.
Александра томительно посмотрела ему в глаза. Ужин показался ей бесконечным. Слава богу, Софи уже, кажется, насытилась и вспомнила, как отламывать от ломтя хлеба маленькие кусочки вместо того, чтобы кусать его, как она это делала вначале. Сестра теперь во всем копировала обожаемую Элен. Так же улыбалась, так же держала вилку и нож, точно таким же жестом подносила к губам фарфоровую чашку. Александра всерьез опасалась, что в голове у сестры те же мысли, что и у ее злейшего врага. Елена Алексеевна словно раздвоилась, и теперь две графини Безобразовых сторожили каждое ее движение, ожидая, когда она сделает ошибку.
– Ты чем-то озабочена, мой друг? – ласково спросил граф. – Ты выглядишь бледной.
– Кто в Петербурге не выглядит бледным? Я просто устала. Хотела бы лечь пораньше.
– Что ж… – Алексей Николаевич улыбнулся, а лицо Элен, напротив, стало злым. – Я тоже устал. Дорога была утомительной.
Александре так много надо было ему сказать. Меж тем, завтра придется встать рано, они оба должны присутствовать на большом выходе, приглашение уже получено. Вряд ли при дворе им удастся сказать друг другу хотя бы словечко наедине. Мужа наверняка ждут с докладом. Завтра большой праздник, государь не станет разбирать дела, но Алексей Николаевич все равно будет нарасхват. Всем не терпится узнать результаты его поездки, от этого зависит движение всего проекта. А к нему многие уже причастны.
– Ты рада приезду сестры? – первым делом спросил граф, когда они, наконец, остались одни.
– Да. Рада, – с досадой сказала она.
– И я рад, что теперь мы будем жить почти что по-московски, патриархально, большой семьей. Не хватает только юного воспитанника или воспитанницы, – пошутил Алексей Николаевич. – И какой-нибудь престарелой родственницы, компаньонки.
– Мне хватает Элен, – она крепко прижалась к мужу.
– Вы с ней не ладите? – отстранившись, спросил он.
– Да с чего? Ладим вполне.
– Теперь у нас в доме три хозяйки и три маленьких мальчика, – улыбнулся граф. – Как это хорошо, когда в доме есть дети… Что с тобой?
– Нет, ничего.
Она чуть не плакала. Дети. Да если бы это были их дети!
– Сашенька, любимая моя… – он торопливо, как маленькую, гладил ее по плечам, по голове… – Не надо плакать…
– Кто сказал, что я плачу? – она спрятала лицо на груди у мужа, чтобы он и в самом деле не увидел ее слез.
– Ты еще так молода…
– Мне двадцать лет. У меня есть все… Все, кроме…
Она все-таки разревелась, как какая-нибудь деревенская баба. Взахлеб, размазывая по щекам слезы. Муж еще долго не мог ее успокоить. Вечер, на который Александра так надеялась, был испорчен.
А утро встретило ее улыбкой: вовсю светило солнце. В Зимний они с мужем ехали вместе. Оба молчали, помня вчерашний разговор. Граф боялся опять сказать неосторожное слово, а она боялась опять расплакаться.
«Вот она едет в Зимний дворец, к большому выходу, эта графиня Ланина, – думала Александра, словно о человеке постороннем. – Такая молодая, такая красивая, богатая, и… такая несчастная!» Она с грустью смотрела в окно на проезжающие экипажи, на нарядно одетых людей, идущих в церковь, к службе. Все они были счастливы, несмотря на бледный вид и утомление, связанное с долгой зимой. Все жили надеждой, жили весной, которая вот-вот придет. Все, кроме нее.
«Да что ж это я? – спохватилась она. – Сегодня замечательный день, и муж вернулся из долгой поездки. Я просто обязана быть счастлива!»
На большом выходе членов императорской фамилии графиня Ланина присутствовала впервые. Она поразилась количеству гостей, собравшихся в залах Зимнего дворца, все они были полны кавалерами в парадных мундирах и принарядившимися по случаю большого праздника дамами: Пикетный, Гербовый, Петровский, Фельдмаршальский, Аванзал, Николаевский… Собирались по особым повесткам, в строгом соответствии с рангами. Кроме генералитета и офицеров свиты, гвардии, армии и флота, а также гражданских чинов первых четырех классов, сегодня были приглашены городские головы и купцы первой гильдии. А также их жены, официально представленные императрице. Это была для них большая честь, событие, рассказ о котором будут потом передавать из уст в уста, из поколения в поколение.
Сама графиня Ланина была в придворном зеленом платье так называемого русского покроя, с разрезом от талии, в котором виднелась белоснежная нижняя юбка, со шлейфом и откидными рукавами. В приглашении, полученном ею, было указано: «… собираться же особам, имеющим вход за кавалергардами, в Николаевском зале». Николаевский зал был ближайшим к внутренним апартаментам Александры Федоровны, и во время большого выхода там выстраивался пикет от Кавалергардского полка. Как объяснил жене Алексей Николаевич, находиться в зале «за кавалергардами», то есть ближе к императорской фамилии до начала шествия и при его возвращении, было особой привилегией. Ею помимо придворных дам и кавалеров пользовались статс-секретари его величества и кавалеры двух высших орденов – Андрея Первозванного и Георгия 1-й и 2-й степеней. А также члены Государственного совета и сенаторы. Чем ниже был ранг чиновника, приглашенного на выход, тем дальше от Николаевского зала он находился. Таким образом, сразу можно было понять отношение государя, кто находится у него в милости, а кто нет.
Только в Зимнем дворце графиня Ланина узнала, что в приглашении у мужа указано иное. Он, как имеющий чин третьего класса, не пользовался такой особой привилегией, как вход «за кавалергардами» и ожидал выхода императорской семьи в другом зале, следовательно, должен был присоединиться к свите в числе чуть ли не последних. Это само по себе было нелепо и унизительно: развести их по разным залам и ее поставить много выше. Александра справедливо считала, что заслуги мужа гораздо больше, чем у нее самой.
– Почему так? – спросила она у Аннеты, которая тоже стояла за пикетом кавалергардов, одетая в малиновое, щедро расшитое золотом придворное платье гофмейстерины.
– На все воля государя. Тебе стоит сказать одно только слово…
– И что это за слово?
– Обратиться к государю. Попросить у него личную аудиенцию. Он тебе не откажет, дорогая моя. Алексис только что выполнил важное поручение, так что повод есть. Государь вполне может назначить его статс-секретарем или даже сенатором. Кузену надо было раньше этим озаботиться, выхлопотать себе орден, который давал бы ему право быть сегодня с нами. Но Алексис не таков. Он всегда говорил, что в почестях не нуждается. Вот вам, как и где сказалось!
