Лариса Соболева - Остатки былой роскоши
– Слушай, Степа, я тут словарь веду. Хочешь, почитаю?
У белого дома они торчали давно, затерявшись среди припаркованных машин, коих здесь стояло множество. От скуки уже можно было подохнуть, вот Толик и предложил вариант развлечения. Его страсть к собиранию слов, смысл которых можно вывернуть, Степе известна, не раз Толик зачитывал свои опусы, но обижать водителя отказом не стал:
– Ну валяй.
– Смотри, слово «оперуполномоченный» – опер упал намоченный. Ха-ха-ха. Или «автомат» – автоматический мат. А «компромат» – компромиссный мат.
– Ништяк, – согласился Степа, занимавшийся тем, что прокручивал в уме все сведения о Рощине и не спускал глаз со входа в здание.
– Привет! Это я!
На заднее сиденье плюхнулась хорошенькая, рыженькая и пухленькая девушка, держа в руках пакет и сумку на длинном ремне. Обхватив за шею Степу, чмокнула его несколько раз в щеку. После сунула не успевшим опомниться мужчинам по толстенному бутерброду из ломтей хлеба, меж которыми лежали котлеты, сало, зелень и сыр. Достала термос, налила в эмалированные кружки чай, тараторя, как пулемет:
– Десять дней от тебя ни слуху ни духу, вдруг звонишь и требуешь еды, а не меня. Даже не спросил, может, тебя бросила, может, я уже замуж успела выйти за другого, умерла, в конце концов! Нет, ты уверен, что я никуда не денусь. Чего? – Степа мычал с набитым ртом, но по интонации было похоже, что возражал. – Значит, так, Степочка. Ты жениться предлагал? Предлагал. Сегодня или никогда, а то у тебя постоянно нет времени. Так и умру старой девой.
– Сегодня не получится, – Степа наконец проглотил кусок и смог говорить. – Я на службе день и ночь... у меня важное задание...
– Ничего, Степа, я с тобой буду служить день и ночь...
– Янка, тихо, не мешай! – заерзал Степа, увидев бегущего к белому дому Фоменко. – Вот еще один. Ого, как торопится! При его комплекции так бегать – удар хватит. Телохранители остались в машине. Зачем ему телохранители, кому он нужен? Ах да, Рощину. Теперь зверинец в полном составе. Что ж, дело к ночи. Наверняка они что-то замыслили. Слушай, Толян, сгоняй-ка в управу, добудь прибор ночного видения и обыкновенный бинокль. Скажи, на несколько дней нам нужно. Мы тебя здесь подождем.
– А вдруг заметят тебя? Поймут же, что ты шпионишь за ними.
– Не заметят, я за Янкой спрячусь. Выходим, Яна.
4
Фоменко ворвался в кабинет с потерянным видом, красный и мокрый от пота. Вообще-то с него всегда, и зимой и летом, пот течет в три ручья. Поразило другое. Этот человек, который обычно несет себя как хрустальный сосуд – торжественно и чинно, с внешним благородством представителя древнего рода, какого, правда, у него и в помине нет, так вот именно этот человек предстал пред очами шестерки с видом проигравшегося в пух и прах игрока. Он рухнул в кресло, обвел всех отчаянным взглядом и произнес, плохо ворочая губами:
– В банке компьютерная система дала сбой.
Равнодушными фраза оставила лишь Бражника и Медведкина, на счету которых в банке Фоменко ноль рублей и ноль копеек. На остальных она произвела неизгладимое впечатление, то есть ввергла в шок. Ежов, имеющий смуглую кожу, вдруг стал песочного цвета, да и голос несколько поменялся, потускнел и охрип:
– Сбой? Как это? И что из того?
– Пока не знаю, – тяжело дышал Фоменко. – Не волнуйтесь, там разбираются.
– «Не волнуйтесь!» Однако! – разнервничался Ежов. – Ты же сам волнуешься, а нам предлагаешь не волноваться! У тебя в банке наши крупные суммы. Мы тебе доверили...
– Вон где прячутся народные денежки, – хохотнул Бражник.
И тут произошел взрыв. Не бомба взорвалась, а Ежов. Он орал на Бражника и в ярости своей был страшен:
– Заткнись, ты! Все вы чистоплюями прикидываетесь, а сами метите на наши места! Ты же вот карабкался в кресло мэра, да не сел в него! И не сядешь никогда, потому что ты мелочь пузатая! Ноль по всем статьям! А еще продажная тварь! Ты даже друга с дерьмом смешал из-за должности, лжесвидетельствовал против него в суде. Ты был готов даже в расход Рощина пустить, лишь бы подобраться к кормушке. А сейчас что значит твоя ирония, эти дурацкие фразочки? Ах да! В господине Бражнике кипит благородный гнев! Хорош гнев – всего-то зудение неудачника, раскатавшего губешки все на те же народные денежки! Да, тебя мы не подпустили к нашему столу, с которого кормимся. Думал, тебя, двуличного, мы пустим к себе? Нет, нам лишних не надо, своих продажных тварей достаточно.
Бражнику нечего было возразить. Он только опустил на грудь голову, но не под грузом вины, а чтобы Ежов не заметил лютой ненависти, загоревшейся в его глазах.
– Остановись, Валентин, – раздалось змеиное шипение – Зиночка заговорила. – С ним потом разберемся. Я сначала хочу знать, чем это нам грозит. Я имею в виду сбой в системах.
– Этого пока никто не знает, – проговорил удрученно Фоменко. – Предположительное мнение программистов – систему поразил вирус. Чтобы отладить ее, нужно время. Банк сейчас парализован. А у меня столько незавершенных операций! Как назло, вкладчики потянулись за деньгами. Чехарда началась вчера за час до закрытия, и вдруг компьютеры все разом... Я не знаю, что и думать... Но не волнуйтесь, охрану удвоили, и программисты у меня лучшие в городе... А что это вы так смотрите, как будто я украл ваши деньги?
Шесть человек без исключения пожирали банкира глазами. В них смешались ужас и радость, сострадание и недоверие. Да, именно такой вот калейдоскоп чувств прочел Фоменко на лицах товарищей по несчастью. Они как бы отделили его от себя и позами – подались слегка назад. Фоменко не понимал причин столь странного поведения – не чумной же он.
– Значит, ты первый, – наконец выдавил из себя Хрусталев.
– Не понимаю, о чем ты? – взорвался Фоменко, обычно редко срывавшийся на крик.
– Рощин... – с фатальным оттенком произнес Хрусталев.
– Думаете, он начал с меня? – до банкира смысл случившегося постепенно доходил. Что спрашивать! У шестерых в глазах сверкнул положительный ответ. – А с вами ничего такого не случилось?
Фоменко уповал, что оказался не единственным пострадавшим. Но нет, остальных покойник пока не тронул. Его, банкира, карающая рука настигла первого. Главное – невозможно угадать, что из этого последует. Фоменко едва не впал в бессознательное состояние, уже начал ртом воздух хватать, как вдруг неожиданно лицо его прояснилось.
– Говорите – с меня он начал? Если сбой системы его рук дело, то, господа, он начал сразу с пятерых. Да-да, с вас тоже. Деньги-то ваши в моем банке? Ну вот! Не надейтесь, что у вас есть время. Его у вас нет.
Удар достиг цели! Вмиг тела высокопоставленных вкладчиков покрылись гусиной кожей, а из их глаз полился поток трепещущей жути, пусть и не осязаемо заполнявшей кабинет. Фоменко самодовольно хмыкнул – ему было приятно сознавать, что досталось не ему одному. Мысль подкрепила банкира, а то он уже испугался всяческих недоразумений. Например, его могли оставить на растерзание Рощину, а остальные попытались бы за это время улизнуть куда-нибудь подальше. Теперь они Фоменко не бросят, потому что не бросят свои деньги. Начал Ким с денег, кончит катафалками. Деньги можно добыть, вторую жизнь – никогда. Невысказанные мысли Фоменко дошли до всех. Потрясенная Зина завопила:
– Что нам делать? Надо что-то делать! Надо...
– С призраком? – вставил Хрусталев с безразличием постороннего. – Это бесполезно. Мы ничего с ним не сделаем. Рощин победил. Победил нас после смерти.
– Замолчите, Матвей, черт вас возьми! – Зиночка почернела от злобы, нависла над Хрусталевым и стегала его жестокими словами. – И вы мужчина? Да вы хуже бабы. Нытик! Паршивый трус! Как ты здесь вообще оказался? Кто тебя к месту приставил? Ты же ничего не умеешь, только стонешь: там болит, сям болит. Не слишком ли дорого обходится государству твое пребывание в должности заместителя главы самоуправления по иностранным связям? А как звучит, слышите? Прямо министр иностранных дел, ха!
Хрусталев не стушевался от напора обычно милой дамочки, хоть и показалось ему, что во рту у нее мелькал раздвоенный язык ядовитой змеи. Теперь бесполезны обиды, злоба, интриги – все бесполезно. Он просто отмахнулся от нее и отвернулся. А Зина носилась по кабинету взад-вперед как ураган:
– Рощин! Откуда он взялся?! Кто мне ответит вразумительно? Рощин... Рощин... Я хочу знать, кто нас преследует. Покойник это или живой человек? Я хочу знать!
– Зинаида, – вступил и Сабельников, отхлебывая из стакана «минеральную воду». Кстати, это он здорово придумал: в бутылку-«чебурашку» с наклейкой «Нарзан» налил виски и время от времени на виду у всех подкреплял себя живительной жидкостью, и никто пока не догадывался, что за минеральку он пьет. – Как ты узнаешь? У нас слишком мало времени. Не могилу же разрыть прикажешь?
– Да! – подлетела к нему состоящая сейчас из одной решимости Зина. – Надо разрыть. Это идея. Нам надо раскопать могилу, чтобы быть уверенными, что Рощин похоронен. Мы должны убедиться, что он лежит в гробу.
