Тесс Герритсен - Бешенство
Санитары вывезли тело из палаты.
Тоби осталась в одиночестве, вслушиваясь в затихающий скрип колес. Она думала о том, что произойдет дальше. Сейчас внизу, в морге заполнят бланки и подпишут необходимые разрешения. Затем усопшего погрузят в машину для перевозки трупов и отвезут в похоронную контору, где тело освободят от естественных жидкостей и заполнят бальзамическим раствором.
«А может, его захотят кремировать», – вдруг подумала она. Стремительное превращение в угольное крошево и микроэлементы исключит возможность получения ответов на ее вопросы.
Этот момент – последний шанс узнать диагноз Ангуса Парментера. А возможно, и Гарри Слоткина. Тоби сняла трубку и набрала номер дочери Парментера.
На этот раз ответил тихий женский голос:
– Алло!
– Госпожа Лэйси? Это доктор Харпер. Мы встречались с вами неделю назад, в отделении неотложной помощи.
– Да, я помню.
– Примите мои соболезнования. Я только что узнала про вашего отца.
Женщина вздохнула – скорее устало, чем горестно.
– Наверное, мы этого ожидали. И чтобы уж быть совсем честной, это… э-э… некоторое облегчение. Звучит, конечно, ужасно. Но неделю смотреть на него вот в таком состоянии… – Она снова вздохнула. – Папа не захотел бы так жить.
– Поверьте, никто не захотел бы. – Тоби помедлила, подыскивая подходящие слова. – Госпожа Лэйси, я понимаю, что сейчас не лучший момент говорить об этом, но другого не представится. Доктор Валленберг сказал, что вы были против вскрытия. Но я действительно считаю: в этом случае оно крайне важно. Мы не знаем, от чего умер ваш отец, и может оказаться…
– Но я не была против.
– А доктор Валленберг сказал, что вы отказались.
– Мы даже не говорили об этом.
Тоби помолчала. «Почему Валленберг обманул меня?» Потом сказала:
– Значит, я могу получить ваше разрешение на вскрытие?
Госпожа Лэйси колебалась лишь несколько секунд, затем тихо сказала:
– Если вы считаете, что это необходимо. Да.
Тоби повесила трубку. Затем стала набирать номер отдела медэкспертизы, но передумала. Даже с разрешением семьи никто из патологов больницы Спрингер не будет проводить вскрытие, если лечащий врач возражает.
«Почему Валленберг так решительно против вскрытия? Он боится, что мы что-то обнаружим?»
Она посмотрела на телефон. Решай. Решать нужно сейчас. Она снова сняла трубку и набрала справочную.
– Бостон, – сказала она. – Управление судмедэкспертизы.
Потребовалось некоторое время на поиск номера, еще немного – чтобы связаться с нужным отделом. В ожидании она рисовала в воображении, как тело Парментера продвигается к моргу. На лифте вниз. Дверь открывается в цокольном этаже. Коридор с завывающими водопроводными трубами.
– Управление судмедэкспертизы. Стелла слушает.
Тоби сосредоточилась.
– Меня зовут доктор Харпер, я из клиники Спрингер, что в Ньютоне. Можно поговорить с главным экспертом?
– Доктор Рауботем в отпуске, но я могу соединить вас с его заместителем, доктором Двораком.
– Да, пожалуйста.
Послышалось несколько щелчков, затем мужской голос, усталый и невыразительный, произнес:
– Доктор Дворак у телефона.
– У меня пациент, который только что скончался, – сообщила она. – Мне кажется, следует провести вскрытие.
– Могу я узнать причину?
– Он поступил неделю назад. Я осматривала его в отделении неотложной помощи, когда его привезла «скорая»…
– Были травмы, повреждения?
– Нет. Отмечалось спутанное сознание, дезориентация. Были мозжечковые симптомы. Сегодня утром у него наступила остановка дыхания, и он скончался.
– Вы подозреваете какие-то недозволенные действия?
– Не то чтобы, но…
– Тогда ваш больничный патолог наверняка может провести это вскрытие. Вам не следует сообщать о смерти в наше управление, если только она не наступила в течение суток с момента его поступления.
– Да, я понимаю, вы обычно занимаетесь теми случаями, которые поступают к вам от коронера. Но лечащий врач отказывается подписать направление, а значит, наш патолог делать вскрытие не будет. Вот почему я звоню вам. Семья уже дала согласие.
Она услышала тяжелый вздох, шуршание бумаг и ясно представила мужчину за столом, уставшего от переработок, окруженного бесконечными напоминаниями о смерти. Безрадостная профессия, подумала она, а у доктора Дворака голос несчастного человека.
– Доктор Харпер, – обратился он к Тоби. – Мне кажется, вы не вполне ясно понимаете роль нашего управления. Если это не касается неправомерных действий или вопросов здравоохранения…
– Это может касаться вопросов здравоохранения.
– Каким образом?
– Это второй случай за месяц в моем отделении. Два пожилых мужчины, оба с острым расстройством сознания, признаками мозжечковых нарушений и фокальными судорогами. И вот что меня беспокоит: оба эти пациента жили в одном и том же доме престарелых. Они пили одну и ту же воду, ели в одной столовой. Возможно, они были знакомы.
Доктор Дворак молчал.
– Я не знаю, с чем мы имеем дело, – призналась Тоби. – Это может быть что угодно – от вирусного менингита до отравления садовыми пестицидами. Мне бы очень не хотелось проглядеть то, что можно предотвратить. Особенно, если риску подвергаются и другие люди.
– Вы сказали, было два пациента.
– Да. Второго доставили к нам три недели назад.
– Тогда вскрытие первого должно было дать ответ на ваши вопросы.
– В первом случае вскрытие не делалось. Пациент исчез из больницы. Его тело так и не нашли.
Молчание в трубке сменилось долгим вздохом. Когда Дворак снова заговорил, Тоби различила в его голосе нотку интереса.
– Вы сказали, вы из больницы Спрингер? Как зовут пациента?
– Ангус Парментер.
– Тело все еще там?
– Я об этом позабочусь, – пообещала она.
Она промчалась четыре пролета вниз по лестнице и ворвалась в цокольный этаж. Одна из флуоресцентных ламп над головой ритмично мигала, и стремительный шаг Тоби казался быстрой чередой стоп-кадров. Вот и дверь с табличкой «Служебный вход». Она вошла в морг.
Свет был включен, на столе дежурного санитара играло радио, но в помещении никого не было.
Тоби отправилась в секционную. Стол из нержавейки пустовал. Она заглянула в хранилище, где в холодильнике дожидались своей очереди мертвые тела. Холодные испарения, приправленные зловонием, просачивались из холодильника. Запах мертвечины. Она включила свет и увидела две каталки. Подойдя к первой, она расстегнула мешок и уткнулась взглядом в лицо пожилой женщины; ее глаза были открыты, склеры жутковато-красные от кровоизлияний. Тоби передернуло; она застегнула мешок и перешла к другой каталке. Это было массивное тело, мерзкий запах вырвался из мешка, когда она потянула за молнию. При виде лица мужчины она отскочила, сдерживая тошноту. Мягкие ткани на его правой щеке совершенно исчезли.
«Некротизирующий стрептококк, – подумала она. – Бактерии сожрали плоть».
– Здесь не место посторонним, – послышался голос. Обернувшись, она увидела служителя морга.
– Я ищу Ангуса Парментера. Где он?
– Его увезли к грузовому входу.
– Его уже забрали?
– Катафалк только что пришел.
– Черт, – буркнула она и выскочила из морга.
Спринтерским броском она оказалась у нужного выхода и выскочила на улицу. Утреннее солнце ударило ей в лицо. Щурясь от яркого света, она быстро оценила ситуацию: вот санитар, а рядом пустая каталка. Катафалк уже тронулся. Она проскочила мимо санитара и помчалась рядом с перевозкой, стуча в окошко водителя.
– Стойте! Остановите машину!
Водитель затормозил и открыл окно.
– В чем дело?
– Нельзя забирать это тело.
– Это санкционированный вывоз. Больница дала разрешение.
– Оно поедет в медэкспертизу.
– Мне никто об этом не сказал. Насколько я знаю, семья уже распорядилась насчет похорон.
– Теперь им займется судмедэксперт. Можете справиться у доктора Дворака из управления экспертизы.
Водитель оглянулся и посмотрел на озадаченного санитара.
– Ну, не знаю…
– Послушайте, я беру на себя полную ответственность, – заявила Тоби. – Вернитесь. Нам надо выгрузить тело.
Водитель пожал плечами.
– Как скажете, – пробормотал он и дал задний ход. – Но кто-то за это огребет, это точно. Надеюсь только, не я.
8
Лиза снова заигрывала с ним. Это одна из ежедневных досадных мелочей, к которым доктор Дворак уже притерпелся. Юная ассистентка то и дело поглядывала на него сквозь защитные очки, кокетливо хлопая ресницами. Кроме того, она проявляла неутолимое любопытство к его частной жизни и явно расстраивалась, что он не хотел замечать ее флирта. Он не мог понять, что она в нем находит, подозревал, что ее интерес – всего лишь вызов неприступному молчуну.
Да вдобавок уже немолодому, смиренно признавался он себе, глядя на свою цветущую ассистентку. Ни морщинки, ни седого волоска, ни дряблой кожи. В свои двадцать шесть она была, как метко выразился его собственный сын-подросток, белокурой крошкой. «Интересно, а как он называет за глаза меня самого? Старый пердун? Отстойный дедок? Для парнишек вроде Патрика, которым всего четырнадцать, сорокапятилетний возраст кажется таким же далеким, как следующий ледниковый период.
