Анна и Сергей Литвиновы - Вспомнить будущее
– Ну… типа. – Парень смутился.
– А еще что-нибудь из вашего показать можете?
Ювелир оживился:
– Ценовой диапазон?
– Нормальный, – усмехнулся я. – Не за штуку «деревянных».
Он взглянул с уважением:
– Брюлики интересуют? Все чистяк, с сертификатами!
«Если подстава – Настьку урою!» – прилетела ко мне очередная чужая мысль.
А продавец метнул на прилавок продолговатую бархатную коробочку, полную золотых побрякушек.
Здесь действительно имелась парочка элегантных вещиц. Особенно мне приглянулась очередная вариация на тему молнии: милое колечко белого золота с камушками-всполохами из рубинов. Под Варины серо-зеленые глаза, правда, не подходила, но под ее суровый, громовой характер – очень даже.
– Сколько? – спросил я.
– Десять штук. Долларей, – мгновенно откликнулся парень.
– Ничего себе! – вырвалось у меня.
– Так авторская работа! Единственное в своем роде! Рубины – чистейшие! – загорячился он.
Чужое волнение мне всегда на руку.
«Нетребин сказал: за шесть сольешь – молоток. До семи, значит, можно спокойно падать».
Ага. Уже интересно. А с чего было Нетребину – не выставить спокойненько молнию с рубинами в одном из своих магазинов?
– Это бэушная, что ли, вещица? – Я повернулся с колечком в руке к свету.
– Глаза разуй! – С ювелира слетели остатки свойственной профессии респектабельности. – Не видишь, что ли: новье! Ни царапинки! Пломба висит! Хочешь – на экспертизу отдадим!
«Давай, лопух, решайся!»
Я вернул кольцо на прилавок. Покачал головой.
– Я почти такое же в магазине видел. Вдвое дешевле.
– Да что ты гонишь! – окончательно взъярился парень. – Гранаты ты мог в магазине видеть, гранаты – в серебре. А тут белое золото с рубинами. Да одни камни – на шесть штук тянут. А желтушка? А работа?!
«Возьмет, возьмет! Настька бы иначе не прислала!»
Но я не спешил.
– А кто производитель?
– Сказал же тебе: авторская работа. Частная ювелирная мастерская. Камни – Де Бирс. Золото якутское. Пайка эксклюзивная.
– Может, оно ворованное? – продолжал занудствовать я.
– Я, по-твоему, совсем идиот! – закатил глаза ювелир. – У меня точка официальная, лицо юридическое, проверка за проверкой, а я буду краденое продавать!
«Можно и до шести упасть. Вдруг получится все себе оставить? Нетребин был, а теперь и сплыл, Мика носу не кажет, документов никаких не осталось».
Я еще раз оглядел кольцо. Представил, как сверкает, красными всполохами, молния на Варином пальчике.
И твердо произнес:
– Ладно, уговорил. За четыре возьму.
Дома я долго смотрел на изящную вещицу. Любовался. Представлял Варино лицо – когда надену молнию белого золота ей на пальчик. Что душой кривить, слегка гордился собой. Предвкушал.
Потом отогнал мысли о личном. Задумался над своим расследованием. Как, черт возьми, связать в единое непонятные страхи директорши магазина, темные делишки частного ювелира – и роковые, с интервалом в двадцать четыре года, смерти в семье Нетребиных? Не мог я представить себе, допустим, мстителя, кто убивает за дела давно минувших дней. Да и, получается, этот мститель – не один? Вечной жизни нет, не мог единственный человек убить и деда, и отца, и сына.
А если Михаил Юрьевич погиб – из-за своей профессиональной деятельности во времени настоящем, тогда кто и зачем отправил ему открытку с непонятным стихом: «Твой черед. Настал твой год»? Просто хотели деморализовать, испугать, выбить из колеи? Но для этого врагу нужно было как минимум знать историю семьи Нетребиных.
Я решил: в следующую нашу встречу с Варей рассказать ей про роковые даты. Спросить ее совета – и компетентного мнения.
А ночью, когда уже засыпал, я вдруг совершенно отчетливо расслышал гневный выкрик:
– Вы – ваша проклятая семейка! – сломали всю мою жизнь!
Голос был женский. Совершенно мне не знакомый.
Я встрепенулся. Высшие силы явно давали мне очередной знак. Но сколько я ни пытался разглядеть лицо женщины, получить хотя бы минимальный намек, кто она и где ее искать, больше мне не показали ничего.
1993. Маша Дорохова
Я окончила шестой класс на одни пятерки и мечтала о море. Бабуля грозилась достать путевки в Сочи – не вышло. Она, пусть уважаемый преподаватель, доктор наук и доцентша, пробиваться не умеет. Пришлось коротать июль в подмосковном пансионате.
Комаров здесь было – не счесть. Середина лета, самое кровососное время, тем более что сразу за территорией – речушка и заболоченный лесок. Сетка на окне оказалась рваной, китайской «звездочки» (ее бабушка взяла в качестве средства защиты) насекомые не боялись абсолютно. Ели нас поедом, в ушах стоял постоянный звон.
Бабуля, впрочем, твердила:
– Все равно хорошо. Воздух, природа.
Мне в доме отдыха тоже лучше жилось, чем дома. Там-то я – вся в делах. Школьные уроки – ерунда, малость. Хватало других обязанностей: посуду вымыть, пол подмести, цветы полить. Это только обыденное. А еще экзотика. Раз в месяц – не поверите! – бабушка требовала: обязательно протереть от пыли все книги во всех шкафах. Почти две тысячи томов!
Здесь, на природе, полной свободы тоже не дождалась. Пусть от хозяйства свободна – но от учебы не спрятаться. Хотя и каникулы, бабушка неумолима. Учебник по русскому, тоскливый английский по Бонку, рассказы Пришвина, стихи Тютчева. Любимую книжку «Девушка лучшего друга» Анны Антоновой читала, будто преступница, украдкой.
Но бабуля и мыслит, и живет по собственным максимам. По-современному говоря, понятиям. Одна из них: «Ребенок (то есть я) должен быть постоянно занят».
Во всем доме отдыха только я была вечно с книжками, при деле. Остальные дети – а их здесь полно – маялись от скуки. Чай, не наши дни и не Турция, аниматоров не имелось. Всех развлечений – шашки в комнате отдыха, холодная, мелкая речушка под звон комаров да дискотеки по вечерам – впрочем, туда нас, мелочь пузатую, не пускали.
Бродили мои ровесники по территории, неприкаянно лузгали семечки на детской площадке. Я им втайне завидовала, но бабуля неумолима:
– Бесцельно тратят свою жизнь. Пусть не читают – но можно же ходить в походы. Ездить на экскурсии. Каждый день – с одной и той же точки – фотографировать или рисовать закат. Да и вообще, июль, в лесу должна быть малина.
Последняя идея мне пришлась по душе.
– Ой, а пошли проверим! – прицепилась я к старухе. – Погуляем, наберем малинки!
– Ну, может быть, как-нибудь, – быстренько дала она задний ход.
Я знала прекрасно: бабушка моя советы, как время провести, давать горазда. Только сама всегда предпочтет с книжкой поваляться. Причем не с детективом, а с заумью, типа Бахтина или Лосского. Но мне ведь тоже хотелось урвать свой кусочек счастья!
И, чтоб хорошая идея не пропала, я в тот же день на обеде позвала в поход соседей по столовскому столику: Анжелу, девочку моих лет, и ее маму – та тоже явно тяготилась пансионатным ничегонеделаньем.
Обе загорелись, бабушка великодушно согласилась меня отпустить, и экспедиция была назначена на следующее же утро. Вечер прошел в наставлениях и хлопотах, бабуля хлопала крыльями. Взяла с меня слово надеть резиновые сапоги (от змей), платок (от клещей) и даже компас раздобыла – выпросила у вечно пьяненького массовика.
Навсегда я запомнила тот день. Лес в солнечных пятнах, звон комаров, крапиву, ожигавшую руки, сосредоточенный стук дятлов, далекую перекличку кукушек. Где искать малинник, мы, городские жительницы, конечно, не знали, бестолково бродили по переплетенью тропинок, продирались сквозь бурелом, смахивали с лиц паутину. Хоть бабушка и предрекала слегка надменно, что «с ними тебе будет скучно», мы с Анжелой увлеченно болтали. Ну, и подумаешь, что она перепутала Грибоедова с Гоголем – зато «Санта-Барбара» в ее пересказе давала сто очков высокохудожественной литературе. (Мне «бездумный сериал» смотреть запрещалось.)
Спустя пару часов Анжелина мама взмолилась:
– Нет здесь никакой малины, пошли обратно.
Я пыталась влезть со своим компасом, но женщина отмахнулась:
– И так дорогу найдем.
Я была уверена: мы давно уже заблудились. Но – удивительно! – вышли из лесу мы довольно быстро. Не к самому дому отдыха, правда – к деревне (она находилась примерно в километре). Анжела увидела сельпо, запросила «пить и хлебушка». Будь здесь моя бабуля, наверняка отрезала бы: «Даже не думай. Скоро обед». Но Анжелина мама безропотно купила нам и батон белого, и – за неимением выбора – трехлитровый баллон тыквенного напитка.
Сначала думали перекусить на лавочке у магазина, но солнце палило вовсю, и мы отошли за околицу, в тенек, к лесу. Устроились на бревно, мама Анжелы лихо, перочинным ножом, откупорила сок, нарезала толстыми ломтями хлеб. Бабушка, сторонница строгой санитарии, пришла бы в неописуемый ужас, если б видела, как мы пьем – все по очереди! – сок из одной банки. Но мне наш импровизированный обед показался божественным. И уж на официальную трапезу, в скучную пансионатскую столовку, спешить теперь совсем не хотелось.
