Роберт Фиш - Убить незнакомца
Неожиданно зазвонил телефон. Насио подошел к ночному столику и взял трубку. Нервы его были напряжены, как всегда перед работой, но он мгновенно собрался и даже сам удивился, с каким спокойствием поднес трубку к уху.
— Алло? Ирасе…
Густой, низкий голос, явно взволнованный;
— Алло? Это доктор Карабелло?
Неожиданность полностью уничтожила самодовольство Насио; его пальцы судорожно сжали холодную пластмассу трубки.
— Кто это? — охрипшим голосом спросил он. Кто это может быть? Что случилось с Ирасемой, почему вместо нее звонит кто-то другой? На такой поздней стадии любая мелочь могла погубить все дело.
Голос поспешно продолжал:
— Это портье. У нас серьезно заболел человек, постоялец, на вашем этаже; мы вызвали скорую, но вы же знаете, как долго они добираются, а поскольку этот несчастный лежит всего в нескольких комнатах от вас, мы подумали, не будете ли вы так любезны…
— Больной? — Он с искренним недоумением посмотрел на телефон. Больной человек? Какое он имеет отношение к больным? Тем более в такой ответственный момент, когда Ирасема должна звонить из «Глории»…
— Боюсь, он болен очень серьезно. — В этом голос был уверен. — И поскольку в настоящее время вы единственный доктор в нашем отеле, мы подумали…
Насио кивнул. Ну конечно, они же считают его доктором! Идея идиотская с самого начала, но теперь с этим уже ничего не поделаешь. Надо постараться стряхнуть этого типа с телефона, и как можно быстрее.
— Мне очень жаль, — резко ответил он, — но я не тот доктор, который вам нужен. Я… — Он замолк, быстро соображая, какой врач может быть бесполезен для тяжелобольного. Первая мысль была — ветеринар, но сказать это почему-то не позволила гордость. К счастью, другой вариант пришел ему в голову, прежде чем пауза показалась бы собеседнику подозрительной. — Я дантист, сеньор.
В голосе портье явственно прозвучали разочарование и извинение:
— Дантист? В таком случае прошу извинить за беспокойство, доктор. Если, конечно, вы не знаете кого-нибудь из врачей…
— К сожалению, я никого не знаю в Рио. — Насио положил трубку.
Все-таки хоть немного повезло, подумал он. Если бы у того человека болел зуб, пришлось бы ему минут десять висеть на этом чертовом телефоне. Он улыбнулся своим мыслям и тут же схватил трубку вновь зазвонившего телефона.
Он услышал тихий, осуждающий голос Ирасемы.
— Идиот! Ты… ты… ты безответственный тип! Тебе же было сказано не разговаривать по телефону! Я звоню, звоню…
— Кончай, — устало сказал Насио. — Это звонил портье. Они думали…
— Мне все равно, кто кому звонил! Мы и так потеряли много времени. Кортеж уже, наверное, проехал половину пути.
Насио неожиданно пришло в голову, что этот гнев вызван волнением; девушка была близка к истерике. Ох уж эти дилетанты! И он стал внимательно слушать.
— Человек, который тебе нужен, сидит во второй машине. Впереди едут мотоциклисты, потом фургон телевидения, а за ним вереница машин. Он во второй — открытом «кадиллаке», черном. Сидит на заднем сиденье, со стороны залива. Ты понял?
Насио кивнул.
— Как он выглядит?
— Нет времени описывать. Вторая машина, заднее сиденье, со стороны залива, дальнее от тебя. Все ясно?
— Вторая машина после телевизионного фургона, черный «кадиллак», открытый, заднее сиденье…
В трубке раздались гудки. Он положил трубку и подошел к окну. Уже была хорошо видна процессия, медленно приближавшаяся к Мемориалу из-за стены зелени, закрывавшей подступы к Бейра Map с юга. Ветер доносил до него вой полицейских сирен. Он подтащил одно из больших кресел с обычного места перед телевизором поближе к кровати. При стрельбе широкая спинка будет прекрасной опорой для руки. Насио опустился на кровать и протянул руку за ружьем, но тут вспомнил о телевизоре. Он встал, подошел и повернул ручку, с возрастающим нетерпением ожидая, когда телевизор наконец нагреется. Насио переводил взгляд с темного экрана на открытое окно, через которое была видна приближающаяся вереница машин.
Неожиданно раздался звук пистолетного выстрела. Насио вздрогнул. Экран ожил, на нем возникла драка в салуне. Насио удовлетворенно кивнул и прибавил звук, — как раз то, что надо, хороший знак. Это всегда приятно, подумал он, возвращаясь к ружью на кровати.
Кресло, как он и предполагал, подошло идеально; ружье находилось под нужным углом и не создавало никаких неудобств. Он положил локоть на спинку кресла и навел заряженное ружье на толпу людей за ограждениями. Они хотели зрелища — ну что ж, для тех, кто стоит у самого Мемориала, он устроит зрелище, которое они никогда не забудут. Оптический прицел был наведен; перед глазами Насио возник эскорт полицейских на мотоциклах; при такой непривычно малой скорости рули неловко ходили из стороны в сторону. В объективе были ясно видны напряженные лица мотоциклистов.
Ехавший впереди полицейский поднял руку в перчатке и свернул к краю тротуара; остальные последовали его примеру. Колонна автомобилей приближалась к Мемориалу.
Насио прижался щекой к ружью, с удовольствием ощущая его гладкую поверхность. Лучшим, конечно, будет момент, когда процессия остановится и делегаты приготовятся выходить. Когда они встанут, нужный человек будет идеальной мишенью.
Он заметил первую машину за телевизионным фургоном — восьмиместный «крайслер», темно-синий, — возможно, по такому случаю арендованный министерством иностранных дел в каком-нибудь похоронном бюро. Сквозь оптический прицел он бегло оглядел пассажиров. Неожиданно его охватило ощущение всемогущества. Если бы мне за вас заплатили, мысленно обратился он к пассажирам «крайслера», вы бы уже лежали, привалившись к дверцам машины, слепые и безучастные к крикам толпы. Но вам повезло — человек, который мне нужен, едет не в вашей машине. И все же, вдруг подумалось ему, голова каждого человека лежит в перекрестье прицела невидимого оружия, и никто не может избежать рокового выстрела…
Кружок видоискателя медленно передвинулся ко второй машине. Это действительно был черный «кадиллак», и губы Насио дрогнули в мрачной усмешке. Теперь наступило его время, и он был весь во власти холодной, безжалостной силы, направлявшей его движения, контролировавшей даже его мысли. Перекрестье черных линий скользнуло по капоту «кадиллака», потом в прицеле появился шофер, сжимающий одной рукой переключатель скоростей, а другой рулевое колесо. Пальцы Насио, лежащие на спусковом крючке, чуть напряглись, когда он перевел ружье на сидящих сзади. У дверцы с его стороны оживленно жестикулировал какой-то сутулый человек. Насио легко коснулся винта и двинул ружье вслед за медленно движущейся машиной. Пора! Он перевел взгляд на левый нагрудный карман своей жертвы. Пальцы его чуть крепче надавили на спусковой крючок, он застыл, с изумлением глядя на знакомые черты.
Это было невозможно! Он зажмурился и снова открыл глаза. Сомнений не было — в глазке прицела был тот самый человек, который невольно помог ему выбраться с «Санта Эужении»: толстый человечек с круглым лицом и словно нарисованными на черепе волосами, пассажир по имени Дантас, или Дюмас, или Дортас, или что-то в этом роде!
Он сжал зубы и прищурился. Пусть, когда этот человек попадет на небо, Бог объяснит ему все хитросплетения ситуации, — он помог собственному убийце. Потому что, несмотря ни на что, этот человек должен умереть! Человек на заднем сиденье встал, приготовившись выходить. Насио скривил губы, снова поднял ружье и начал медленно давить на спусковой крючок.
В дверь громко, требовательно постучали, заглушив даже шум телевизора. Он вздрогнул и непонимающе посмотрел на дверь — переход от яркого солнца на Бейра Map к полутьме комнаты был слишком резким. Он немного подождал, не выпуская ружья. Действительно ли стучали в дверь? Стук повторился, и раздался звук вставляемого в замочную скважину ключа.
Застывшие было мускулы ожили. Быстрым движением Насио засунул ружье под скомканное одеяло; одновременно кресло было отброшено в другое, менее подозрительное место. Дверь открылась, и к выключателю люстры потянулась рука. Насио встал, с бешенством глядя на пожилую горничную в очках с толстыми стеклами. На руке у нее висела корзина с бутылками и щетками.
Насио шагнул ей навстречу, теперь, когда стало ясно, что вошедший неопасен, его гнев усилился.
— Почему вы сюда врываетесь? Вы что, не видели таблички на двери?
— Таблички?
Слишком поздно он понял, что не повесил ее.
— Я очень сожалею, сеньор… — В голосе звучало скорее обвинение, чем сожаление.
Она поставила свою корзину, подошла к телевизору, убавила звук почти до шепота и повернулась к нему:
— Через две комнаты отсюда лежит больной человек. Совсем не обязательно включать телевизор так громко.
