Фридрих Незнанский - Рекламная любовь
— Заходи, раз пришел.
Вот опять! Только она может так произносить слова! Кто-нибудь другой сказал бы то же самое, и вышло бы грубо. И ни за что не захотелось бы входить. А у нее это так мило, непосредственно, ласково. Мол, ты же уже пришел, что глупости спрашивать?
Сергей вошел, стянул куртку, увидел на вешалке незнакомую кожанку, вопросительно взглянул на Машу.
— А у меня гость, — сообщила она, ласково потрепав его по волосам. — Потому и не открывала долго. Музыка играла, я и не слышала звонка.
— Какой гость? Кто? — расстроился Сергей.
— Да-а, представляешь, преподаватель из института. Он здесь в командировке. Зашел меня с днем рождения поздравить, представляешь?
Они шли по коридору. Сергей очень расстроился: не удастся побыть с ней вдвоем.
— Не волнуйся, он уже уходить собрался, — шепнула ему на ухо Маша у дверей комнаты.
И Сергей засиял медным тазом. И сразу полюбил незнакомого преподавателя. Так и вошел в комнату с широкой улыбкой на лице.
Преподаватель оказался средних лет восточного типа брюнетом, впрочем, приятной, располагающей внешности. Он поднялся навстречу Сергею, с интересом разглядывая юношу.
— Знакомьтесь. Это Сергей, мой лучший друг. А это — Арам… Михайлович.
Преподаватель протянул руку. Сергей с чувством ее пожал.
— Очень приятно. О, какая у вас сильная ладонь! Занимаетесь спортом?
— Да так… Немножко. Вернее, раньше занимался.
— Какой вид?
— Спортивная гимнастика. Но я уже год как бросил. В институт готовился, потом первый курс…
— Где учитесь? О-о, — услышав ответ, уважительно покачал головой преподаватель. — Это очень серьезный вуз.
— Сережа у меня умница! — похвасталась Маша.
И Сережа снова просиял.
— Садись, милый!
Только теперь Сергей заметил букет хризантем, стоящий на столе. И початую бутылку шампанского. И два фужера. Маша, весело напевая, достала из серванта третий.
— Ну как день прошел, миленький?
— Хорошо. Удачный день, — не спускал с нее глаз Сережа. — А ты как?
— Да как? Вчера весь вечер проплакала, а сегодня. вот нечаянная радость: Арам Михайлович зашел. А теперь и ты. Так что у меня нынче очень хороший день.
— Мне уже пора, к сожалению, — поднялся преподаватель.
— Как? Уже? — Сережа попытался изобразить огорчение.
— Пора, пора. С Машенькой мы уже пообщались. Она мне о себе все рассказала. А у меня еще масса дел. Я ведь в командировке.
Он поднялся.
— Что ж, очень приятно было познакомиться. Какой у вас симпатичный друг, Машенька. Вы меня проводите?
— Конечно. Сережа, посидишь минутку?
Господи! Конечно, он посидит! Они вышли. Сергей нажал кнопку магнитолы.
Маша стояла на лестничной площадке, глядя на мужчину снизу вверх. На этого не то. грузина, не то армянина. Не. важно. На своего господина.
Не грузин и не армянин, а бухарский еврей Абраша Шнеерсон, он же Арам Балаян, он же Каха Боргулия, прижал ее к себе и мгновенно отпустил, даже слегка оттолкнул.
— Что ж, девочка, прощай! — потрепал он ее по щеке.
От его прикосновения у нее вновь задрожали колени.
— Ты больше не придешь? — поняла Маша.
— Не приду, — твердо ответил мужчина.
— Почему?
— Не нужно это. Пустые хлопоты.
— Как это…
— Так. Хороший у тебя мальчик, береги его.
Он еще раз потрепал ее по щеке, начал спускаться.
— Скажи… — вслед ему произнесла Маша, — ты правда…
— Что — правда? — замер он.
И обернулся, и так посмотрел на нее, что она едва нашла в себе силы продолжить:
— Правда то, что ты говорил о себе?
— А что я о себе говорил? Я ничего не говорил. А ты ничего не слышала. Поняла?
Столько угрозы было в его голосе, угрозы самой настоящей, угрозы ее жизни — это Маша почувствовала кожей, — что она похолодела и едва слышно пролепетала:
— Поняла.
Он продолжил путь вниз и, прежде чем скрыться за поворотом лестницы, добавил с усмешкой:
— Хороший мальчик. Только ты с ним жить не сможешь. Заскучаешь. Слишком он для тебя хорош. Слишком чистый мальчик. Ты другая. Такая, как я.
И исчез. Только звук шагов. Спокойный, размеренный.
Маша стояла, прислонившись виском к косяку двери, слушая шаги, пока далеко внизу не хлопнула входная дверь.
…— Ну что ты так долго? — капризным голосом произнес Сергей. — Я уж идти за тобой собрался.
— Ну-у, он про девочек расспрашивал. Про своих студенток. Кто, да что, да как…
— Что же вы, без меня не наговорились? — Сережа подошел к ней, обнял.
— Не успели. Сразу обо всем не наговоришься. — Маша отстранилась. — Давай выпьем, а? Мы ведь вчера толком и не успели отпраздновать.
Она разлила остатки шампанского.
— Маш, что с тобой?
— А что?
— Ты же мимо льешь! — рассмеялся Сергей.
— Да? Правда. Ну это ничего. — Маша тряхнула головой, словно стряхивая с себя что-то невидимое. — Давай выпьем.
— Давай за тебя! Ты самая лучшая! — Сережа прикоснулся к ее бокалу своим, раздался тихий мелодичный звон. — Ты такая же чистая и звонкая, — прошептал он.
— Ага. Я самая лучшая, — усмехнулась Маша и выпила весь бокал до дна.
Сергей потянулся к ней. Она отнекивалась, говорила, что плохо себя чувствует. Он настаивал, канючил, выпрашивал. И выпросил. Маша сдалась.
Потом, поджидая ее на лестнице, чтобы проводить на работу, Сергей напевал что-то из Стинга и был совершенно счастлив.
Маша стояла под душем, подставляя залитое слезами лицо под тугие струи воды.
Через пятнадцать минут она вышла. Красивая до невозможности. Приветливая, ласковая — такая, какой Сергей ее любил без памяти.
Глава 17
ВЕЧЕР ЛЕГКОГО ДНЯ
— Мария Андреевна, меня Королев стукнул… Мария Андреевна, меня Королев стукнул… — пищал худой очкастый ребенок, Коля Коробешкин.
— Мария Андреевна, он первый начал… — бубнил толстый крепыш Семочкин. — Зачем он дразнится?
— Мария Андреевна, а мы гулять пойдем? — приставала девочка Настя в огромных бантах.
— Мария Андреевна, а почему зимой мухи дохнут, а тараканы всегда есть? — вопрошал Игорь, мальчик из профессорской семьи.
— Мария Андреевна, меня Королев стукнул…
— Мария Андреевна, он первый начал…
— Мария Андреевна, а мама говорит, что в дождь не гуляют! А мы гулять пойдем? — дергала за халат Настя.
— Мария Андреевна, а когда нам теперь укол делать будут? — потирал плечо Ванечка Алтухов.
— Мария Андреевна, меня Королев…
Дети дергали, хватали за руки, тормошили, словно куклу.
Маша отстранилась от окна, возле которого стояла уже несколько минут, прислонившись лбом к стеклу, глядя, как за окном проливается щедрыми потоками первый настоящий весенний дождь. Надо же! Еще вчера вечером с неба сыпал мокрый снег. Но за ночь так резко потеплело, словно весна вошла в дом сразу, без предупреждения. Как Сережа сегодня днем. Вот я! Прошу любить и жаловать.
— Мария Андреевна, меня Королев стукнул…
— Я тебя сама сейчас стукну! — пообещала Маша. — Настя, отцепись! Гулять не пойдем. И потому что дождь, и потому что после прививки нельзя. Мухи дохнут от холода. А тараканы живут от грязи. Так маме и передай. Следующий укол будет через месяц. А сейчас все быстро сядут за парты. Сегодня арифметики не будет. Будем рисовать.
— У-р-р-а! — закричала старшая группа детского сада номер тридцать восемь.
Это было одно из лучших в городе дошкольных учреждений. С группой продленного дня. В ней и работала воспитательницей Мария Андреевна Разуваева.
Она хлопнула в ладоши.
— Быстро принесли в баночках воду, достали краски, альбомы и расселись по местам!
Дети шумно, роняя на ходу стулья, обмениваясь радостными возгласами, стараясь перекричать друг друга, приняли, что называется, приказ к исполнению.
Вскоре в классной комнате установилась тишина. Маша сидела у окна и, все глядя на дождь, пыталась осмыслить, что же произошло нынешним утром.
Случайный знакомый Арам ошеломил ее, перевернул ее сознание. То, что он вытворял с нею… Ей приходилось видеть подобные сцены в порнофильмах, но никогда они не вызывали у нее ничего, кроме желания отвернуться. Она и представить не могла, что все это так понравится ей. Его властность, его сила, жестокость и нежность одновременно. Саднили полосы на животе, оставленные его ремнем, но эта боль была сладкой. Господи, как Сережка-то не заметил? Впрочем, он вообще ничего не замечает, блаженный… И Маша испугалась самой себя. Того, что ей все это так понравилось. И ведь Арам прав: с Сергеем она заскучает. Она и сейчас скучает с ним. Очень часто ее раздражает его готовность услужить, выполнить любое ее желание. И это его вечное заглядывание ей в глаза, словно собачонка, ей-богу! Только что хвостом не виляет. К тому же все, что он пытается для нее сделать, все это не то и не так. Ну да, купил ей роскошное платье. Но на какие деньги? Да он их попросту спер у родителей, это же ясно! И когда кража обнаружится, все будет еще хуже, чем теперь. Поскольку его всевидящая мамаша сразу поймет, на кого ушли их кровные… И обзовет Сережку вором. А он очень ранимый. Давали бы парню денег побольше. Небедные. Папаша — военный врач. Все время по горячим точкам мотается. Получает в валюте. Мамаша — математичка. Абитуриентов готовит. Тоже за доллары…
