Фридрих Незнанский - Пермская обитель
— У Игоря, видимо, есть кое-какие мелкие недостатки, не без этого. Но все они искупаются одним достоинством — он никогда не поет «под фанеру». Поэтому на каждом концерте одна и то же песня звучит по-разному. На этом и выезжаем. Вчера было одно исполнение, сегодня будет другое. Как искушенного вокалиста, — он уже забыл, что перед этим назвал ее типичным, то есть рядовым зрителем, — хочу пригласить вас на сегодняшний концерт, чтобы вы сравнили и убедились в правоте моих слов. Хотите, дам вам пропуск в зал, а хотите — послушаете за кулисами. Выбирайте.
Конечно же Наташа попросилась за кулисы. Возможно, тогда ей удастся пообщаться с самим Прыжковым. Если удастся, выскажет свои замечания, что должно пойти ему только на пользу.
Вечно улыбающийся Шифман встретил ее у служебного входа и провел в недра Дворца спорта. Они долго петляли извилистыми коридорами, переходили с этажа на этаж. По пути продюсер сетовал на то, что администрация Дворца не позволила натянуть у зрителей над головой стрелы и шары из целлофана.
— Они мне говорят: «А ежели кто окурком ткнет, и это все заполыхает?!» Как будто здесь нет пожарных!
В беспорядочно уставленном звукоаппаратурой холле Валерий Яковлевич гостеприимным жестом приоткрыл дверь, и Наташа вошла в хорошо освещенную комнату, где за туалетным столиком перед зеркалом сидел Игорь Прыжков. Он уже был облачен в сценический костюм: черные брюки, сапоги и красную косоворотку с золотым шитьем. Сейчас он тщательно расчесывал волосы, иногда закрепляя прическу лаком. Заметив Наташу, певец улыбнулся и как-то по-свойски подмигнул, отчего вся робость девушки, которую она испытывала до этого, мигом улетучилась. Ей стало легко, будто очутилась в обществе старых знакомых.
— Где же ваша легендарная гитара? — спросил Прыжков.
— Разве нужно было ее принести?
— Само собой. Тогда бы мы спели дуэтом. А так мне опять придется отдуваться весь вечер одному.
Наташа пошутила в ответ:
— В нашем музыкальном училище есть потрясающий хор. Завтра я могу привести всех ребят. Тогда вам совсем петь не придется.
Шифман и Прыжков засмеялись, после чего певец отправился на сцену, предварительно взяв с Наташи слово, что она досидит до конца концерта.
Об этом ее можно было и не просить. Наташе было интересно послушать Прыжкова из-за кулис, понаблюдать за ним, когда после очередной песни тот энергично выбегал за кулисы и, нетерпеливо хватая протягиваемые ему ассистенткой полотенца, промокал лицо, шею, руки, оттопырив рубашку, вытирал живот.
Время от времени рядом с ней появлялся Шифман со своей неизменной улыбочкой и справлялся, не устала ли она слушать стоя. Можно же присесть. «Ни капельки не устала, Валерий Яковлевич. Мне так интересно». В антракте он пригласил Наташу в комнату, которую по диагонали пересекал длинный узкий стол.
На нем среди бутербродов и конфет кокетливо топорщились бутылки шампанского. Вокруг него топтались пьющие и жующие музыканты, они наперебой принялись ухаживать за Наташей. Охлажденное вино по такой жаре пришлось весьма кстати. Прыжков к столу не вышел — отдыхал в своей гримерке. Это никого не удивило — антракты проходили по раз и навсегда заведенному ритуалу.
После концерта музыканты быстро упаковали свои инструменты, переоделись, после чего продолжили фуршет. Вскоре появился и усталый Прыжков. Он был в светлом костюме и полосатой рубашке.
— Шампанское кто покупал? — спросил он, наливая себе фужер.
— Я. Кто же еще? — чуть обиженно ответил Шифман.
— Лучше бы купил водки.
— Водка ждет в гостинице.
— Тогда какого дьявола мы толчемся здесь! Поехали.
Все возбужденно начали собираться. Прыжков подошел к Наташе и, глядя на нее немигающим взором своих нестерпимо синих глаз, медленно сказал:
— Вы, очевидно, не поедете с нами.
— Да, уже поздно, — смутилась она.
— Пожалуй. Не то придется проносить вас в футляре контрабаса, — улыбнулся он. — Во избежание слухов и сплетен. Но мне, Наташа, очень хотелось бы послушать ваши песни. Что вы делаете завтра днем?
— Занимаюсь всякими мелкими делами.
— Как вы смотрите на то, чтобы нам встретиться?
Она согласно кивнула:
— Где?
— Думаю, проще всего в гостинице. Я остановился в «Алмазе Урала». Днем там мало народу, и пение никому не помешает. Только вы уж гитару принесите.
Глава 27
ПАСПОРТНЫЙ КОНТРОЛЬ
После убийства Репиной прошла неделя, можно было подвести предварительные итоги.
— Что мы имеем в сухом осадке? — спросил Турецкий и сам же ответил: — Основной подозреваемый Андрей Всеволодович Серебров. Где он сейчас находится — неизвестно. В феврале девяносто девятого у него пропал паспорт. При каких обстоятельствах, в милиции не помнят или не знают. Через три месяца он получил другой. Теперь нужно проследить судьбу старого, не воспользовался ли им кто-нибудь. Все паспорта старого образца были действительны до конца две тысячи третьего года. Такой без особых проблем удалось бы обменять где-нибудь в глуши на новый. Найдя место обмена, легко обнаружить грабителей.
Оперативная проверка показала, что взамен старого паспорта Андрею Всеволодовичу Сереброву Прищуринским ОВД Хабаровского края был выдан новый. В настоящее время его обладатель находился в СИЗО дальневосточного города Находка. Яковлев подробно объяснил начальнику СИЗО, что нужно узнать у арестованного.
— Сделаем, — бодро пообещал тот. — Правда, я сейчас должен ехать во Владивосток, срочно вызвали. Этим займется мой заместитель, капитан Хайрюзов, он через часок-другой вам позвонит.
После указаний из Москвы конвойный зашел в маленькую камеру находкинского СИЗО, где в классической позе лодыря, держа руки на затылке и закинув ногу на ногу, лежал худощавый скуластый парень с рыжей бородкой.
Вострецов был безутешен, его лицо выражало страдание. Он давно поджидал свою жар-птицу, терпеливо, словно притаившийся в засаде охотник, готов был схватить ее за хвост, и вдруг все полетело в тартарары.
Дмитрий Вострецов называл себя «шатуном». Так однажды походя прозвала его деревенская знакомая, а ему это слово понравилось. Действительно, как его еще называть, если он всю жизнь шатается.
«Шатуном» он стал после короткой морской карьеры: закончил училище, устроился «под флаг», вскоре подрался в гамбургском баре, из-за чего пару месяцев просидел в тамошней тюрьме. После отсидки был депортирован с запретом на въезд в страны Евросоюза. Перспектива устраиваться на полный рабочий день долларов за триста Дмитрия совсем не привлекала. Вернувшись домой, в Петербург, он предпочел нестабильный, но многообещающий способ заработка — начал искать клады. Купил по дешевке армейский металлоискатель, покопался в архивах и принялся за дело. Чтобы не делить находки, работал один.
Два века Петербург был столицей процветающей империи. Там жили богатейшие люди, имущество которых после революции подверглось экспроприации. Многие в спешке прятали свои ценности на чердаках — в подвалах опасно из-за наводнений. Но с годами здесь хорошо прошлись ремонтники. Старателям вроде Вострецова оставались мелочи: монеты, фляжки, ложки. Вдобавок однажды на чердаке Дмитрий нарвался на компанию агрессивных бомжей, еле ноги унес. Пора было переходить на область.
Не жалея времени и сил, он старался обнаружить заброшенные деревни. Сразу после революции многие деревенские жители, которых сочли кулаками и приговорили к ссылке в места не столь отдаленные, успевали закопать кубышку. Если там потом не пахали, можно было рассчитывать на успех. Разумеется, что-нибудь путное найдешь редко, обычно попадались подковы, топоры, гильзы, вилки. Но наступил все-таки его звездный час — попалась Дмитрию банка с золотыми рублями.
Не совсем безоблачным оказалось его счастье, поскольку свое сокровище Вострецов обнаружил на археологическом объекте. Раскопки велись на территории бывшего монастыря. Согласно Гражданскому кодексу, Дмитрий должен был поделиться кладом с собственником земли, то бишь государством. Не захотел он этого делать, предпочел пуститься в бега, и долго петлял новоиспеченный мародер, прежде чем избавился от погони. А удалялся он из Кингисеппского района Ленинградской области в восточном направлении. По пути, в городе Пермь, ему по дешевке предложили настоящий паспорт на имя Андрея Всеволодовича Сереброва.
В принципе, Дмитрий купил его впрок. Ему уже почти ничего не угрожало, и он не мог бы толком объяснить, зачем тот ему понадобился. Просто чувствовал — может пригодиться. Мало ли как жизнь повернется, пусть лежит. В Пермь он заехал потому, что у него кончались наличные деньги, нужно было продать золотой рубль. А в Перми, ему сказали, есть сильные нумизматы. Выйдя на такого, он представился Андреем Всеволодовичем. Зачем попусту трепать свое имя!