Елена Гордеева - Не все мы умрем
Ему ответили:
— Приемная управделами мэрии.
Барсуков сначала надел на лицо улыбку и лишь после этого сказал:
— Здравствуйте, Любовь Аркадьевна. Президент компании «Экотранс» Барсуков вас беспокоит. Могу ли я переговорить с Анатолием Борисовичем?
Секретарша что-то заверещала.
— Я понимаю, понимаю. — Барсуков аж закрыл глаза от понимания момента. — Только два слова. Обещаю.
Поскольку шеф трубку не положил, то продолжение следовало.
— Анатолий Борисович, как здоровье? Это самое главное. Врачи что говорят? Не верите? Да, конечно, на них во всем полагаться нельзя. Если сам себе не поможешь, никто не поможет! Мне очень требуется ваш совет.
В дверь кабинета постучали. На пороге стояла Тая с факсом.
Евгения приложила палец к губам. Секретарша на цыпочках подошла к ней, отдала бумагу и тихонечко вышла.
— Буду, — обрадовался Барсуков и положил трубку прямого телефона. — Евгения Юрьевна, не в службу, а в дружбу, купите коробку конфет для секретарши и что-нибудь эдакое для ее начальника, а то Малиныч на задании. Что за факс?
— Ульяновск. Я звоню Ивану?
Барсуков довольно потирал руки:
— Звони, звони!
Номер пейджера Ивана она помнила наизусть. Казалось, разбуди ее ночью, и она безошибочно его назовет. Хотя, кроме этого номера и имени «Иван», больше о нем Евгения ничего не знала. Впрочем, и имя могло быть ненастоящим.
— Пожалуйста, для абонента 15620. Жду звонка. Евгения.
Через час после короткого телефонного разговора с Иваном в супермаркете на Новом Арбате Евгения выбирала «эдакое» в винно-водочном отделе. Управделами мэрии Анатолий Борисович Брахин потреблял два вида лекарств. Когда доверял врачам — сердечные, а когда не доверял — спиртное. И то и другое ему регулярно поставлял Барсуков. Сердечное — американские таблетки, очень дорогие, поэтому сам управделами на них свои кровные не тратил. Барсуков же имел их про запас, в шкафу вместе с портретами они лежали на полочке и ждали своего часа. Сейчас их час не пробил. Врачи, очевидно, в очередной раз предлагали управделами мэрии «шунтирование сердца вследствие его коронарной недостаточности», а Анатолий Борисович противился, не будучи уверен в результате операции. Выжить-то он выживет, но на кого похож станет? Ни бе ни ме, ни встать ни сесть! Такая перспектива его не устраивала, и он прибегал к испытанному средству.
Евгения познакомилась с ним по воле случая. Случай тривиальный — Барсуков заболел. Шеф лежал дома с температурой под сорок, с ангиной, и жалобно скулил в телефонную трубку, что если она не провернет одну операцию, то сделка сорвется. Евгения провернула с помощью Анатолия Борисовича.
А Барсуков сошелся близко с управделами, потому что сам был не дурак выпить. Но перепить бывшего кагэбэшника ему не удалось. После первой попойки в азербайджанском посольстве Барсуков в офис не явился. И на следующий день не пришел, по телефону промычал нечто невразумительное. Лишь на третий день опухшая физиономия шефа показалась на работе. Но работать он не мог. Евгения непрерывно поила его зеленым чаем для промывания внутренностей, а Таечка пичкала пенталгином от головной боли. Барсуков стонал при каждом резком движении и причитал:
— Чертов кагэбэшник! Бездонная бочка! Он мне хвастался, уговорив две бутылки водки, что в КГБ их учили правильно пить, не хмелея. Ой! Ноги не слушаются, а он все заливает внутрь. Я думал, что больше меня никто выпить не сможет. Какая наивность! У! Представляешь. — Барсуков повернул голову к Евгении и застонал: — Мууууу! Я назавтра в руинах лежу, а этот субчик как ни в чем не бывало в мэрии сидит. Смеется, мерзавец. Хочешь, говорит, я тебе повторю, что ты вчера говорил? Повтори, говорю. И он выдал. Чуть ли не слово в слово. Вот сволочь!
С того дня Барсуков хоть и пил с ним регулярно, но больше не разглагольствовал по поводу жизни, политики и миропорядка. Только водка и женщины — вот две темы, достойные внимания.
Когда Евгения попросила самую большую бутылку водки «Смирнов» размером с бочонок, продавщица растерялась, не зная, как ее поднять, извинилась и пошла за подсобным рабочим. В сопровождении работяги в зеленом фирменном комбинезоне, тащившего покупку, Евгения возвратилась к своей «Оке», отблагодарила грузчика десяткой, тот был премного благодарен, и вернулась в офис.
«Волга» Барсукова въехала во двор мэрии и припарковалась у чугунной решетки особняка градоначальника. Шеф, пыхтя, вылез, захватил коробку шоколадных конфет в пластиковом пакете и вошел, отдуваясь, в подъезд.
— Паспорт, — потребовал охранник, отрываясь от экрана монитора. Не только парадный вход, но и весь двор просматривался.
Барсуков достал потрепанную книжицу уже далеко не красного цвета с обгрызанными углами. Охранник брезгливо начал листать. Фотография была только на первом листе, снятая еще в студенческие годы. Эх, какое было счастливое времечко, когда он учился в инязе на Остоженке! В молодом человеке с эспаньолкой с трудом угадывался разжиревший Сергей Павлович. Листы паспорта пожелтели и были залиты какой-то дрянью. Чернила расползлись, а там, где должна была быть подпись владельца, красовалась большая клякса в виде инфузории-туфельки с ножками. Ножки Барсуков пририсовал уже сам, развлекаясь. Охранник, в надежде обнаружить более позднее изображение хозяина документа, листал странички, которые из паспорта свободно выпадали.
— Паспорт надо менять, — внушительно произнес охранник.
— Меняю, — с готовностью откликнулся владелец. — В понедельник в милицию иду.
Сколько Евгения Барсукова знала, столько он его и менял. Иногда говорил, что уже сфотографировался. Другой раз — завтра идет в паспортный стол за новым. Однажды он попросил Таечку проклеить ему странички, но та это сделала так неумело, что Барсуков разнервничался, раскричался: такой хороший паспорт взяла и испортила! Он его из пасти Рекса вырвал!
— Ничего не может нормально сделать, — жаловался он Евгении. — Ни чай заварить, ни паспорт заклеить. И как она собирается на свете жить? И кто ее замуж возьмет? Ну молодежь! И я ей за это зарплату плачу!
Тая от обиды расплакалась.
— У вас нет фотографии в сорокапятилетнем возрасте, — вернул паспорт охранник. — Я вас не могу пропустить.
— Позвольте мне позвонить.
— Вон телефон. — Страж сухо показал на противоположную стену.
— Любовь Аркадьевна? Я уже приехал и хочу вас поздравить, а меня не хотят к вам пускать. Жду.
Тут же раздался звонок.
— Да. У него паспорт не в порядке. Как? А! Тогда другое дело. Слушаюсь! — И Барсукову, не отрывая трубку от уха: — Проходите!
— Любовь Аркадьевна! Вы спасли мне жизнь! — ворвался Барсуков в приемную секретаря управделами мэрии. — Этот охранник у входа меня чуть не пристрелил.
Он протянул ей непрозрачный пакет, и Любовь Аркадьевна одним глазком заглянула, пальчиком оттопырив пленочку: что там такое? — и радостно заулыбалась:
— Беда с паспортом?
— Это не я, это не я! Это все Рекс! — И он протянул ей паспорт, больше похожий на сальный блин. — Он почти его съел.
Любовь Аркадьевна взяла заточенный карандашик и осторожно, как палочкой лягушку, стала переворачивать странички.
— Ой, какой вы здесь молодой!
— Вот поэтому и не меняю, — подхватил Барсуков. — А то посмотришь сейчас на себя в зеркало и жить не хочется.
— Ну что вы, Сергей Павлович! Вы с Анатолием Борисовичем мужчины хоть куда! — Любовь Аркадьевна встала и разгладила на бедрах юбку. — Он вас ждет. Проходите.
— Ну? — встретил его Анатолий Борисович. — Какие проблемы? Садись. Вот в это кресло.
Барсуков прекрасно осознавал, что у бывшего кагэбэшника не только телефон прослушивается, но и вазочки, и пластмассовые гвоздички в них, и полочки с книжками руководителей государства, и даже кресла проклятые скрипят и записывают. Только не поймите нас неправильно, что кто-то Анатолия Борисовича контролирует, это Анатолий Борисович прослушивает и заносит себе в досье: кто с чем приходил, кто чего принес, потому что если завтра изменится власть, то у него уже сегодня готов на всех компромат.
Когда Барсуков только въехал к себе в офис, Иван прислал ему человека с чемоданчиком. Тот открыл чемоданчик, что-то там покрутил, пощелкал и покачал головой:
— Как в американском посольстве. По стенам одни жучки.
Барсуков поводил его по всем комнатам особняка, и вывод был однозначный:
— Штукатурку сбивать, внутренние перекрытия рушить. Капитальный ремонт делать надо.
Собрались шурины на военный совет в Филях, подсчитали убытки, прослезились. Но, как ни крути, выходило, что лучше рушить, чем сдаваться. И первое время в офисах трех компаний стояла могильная тишина, сотрудники общались друг с другом записочками, только скрипели перья. Евгения этого не застала, но Барсуков, смеясь, рассказывал, предупреждая таким образом, что в других конторах может быть то же самое. Так что молчи! Болтун — находка для врага.
