Збигнев Сафьян - Зарубежный детектив
— На сколько?
— Почти на восемнадцать. И до сих пор ни одна женщина... Впрочем, дело не в этом... — Официантка принесла Рыдзевскому кофе, и Кортель расплатился. — Я был в фотоателье, где Окольский работал. Разговаривал с ним.
— До сих пор вы об этом никогда не вспоминали.
Рыдзевский пожал плечами.
— Может, и должен был бы сказать. Так вот, Окольский принадлежит к той категории молодых людей, которые потеряли всякий моральный облик. Увы, это так. Единственное их стремление — пользоваться всеми благами жизни. Они ничего не дают, они берут. Надеются на то, что издержки покроют другие.
— Зачем вы мне это говорите сейчас?
На лице Рыдзевского появилась усталость. Он закрыл глаза.
— Я не убеждаю Зосю, что он виноват. И не желаю ее убеждать. Если бы удалось каким-то чудом доказать преступление Окольского, она прокляла бы меня.
— А если он все же не убивал? — возразил Кортель.
Рыдзевский долго что-то соображал.
— А разве сам факт, что он скрывается, не является достаточным доказательством?
— Нет.
— Вот и она так полагает.
— Вы знаете, что Зельская помогает Окольскому?
Рыдзевский потянулся к пустой чашке, поднес ее к губам.
— Пан инспектор, если бы даже я знал, если бы даже ваши подозрения были справедливыми, я все равно молчал бы. Что касается моей ответственности, то я вполне отдаю себе в этом отчет. Вы понимаете? Ведь в противном случае я утратил бы Зосю безвозвратно, если бы я это... Впрочем... Ваша профессия — ловить преступника. А если между нами, не считаете ли вы, что бывают ситуации, когда человек должен поступать вопреки закону? Нет иного выхода.
— Выход всегда есть.
— Легко сказать. Великое слово — всегда. Никто из нас до конца не знает наверняка, на что он способен или мог бы быть способным в определенных ситуациях. Конечно, общество создает механизм безопасности, и деятельность таких механизмов должна быть по своей природе...
— Вы хотели сказать, бездушной?
— Нет, скорее безжалостной.
— Это тоже не то слово. Мы ничего не делаем вне общества, а вместе с ним...
— Да, да, конечно... Вы ведь не только ищете Окольского, но еще и... убийцу с Каневской. Вы никак не хотите поверить...
— Я просто веду расследование, — сказал Кортель. — И меня интересуют все факты, связанные с ограблением. Например, дело о мнимой или на самом деле имевшей место краже записок покойного инженера Бильского.
Рыдзевский выпрямился в кресле.
— Вам Ладынь говорил об этом?
— Да. И говорил еще, что вы были ассистентом Бильского и что ходили слухи...
— Понимаю. — Рыдзевский улыбнулся. — Мой друг говорил с вами искренне. Да, это правда, я знал, что его вдова принесла записки.
— Брал ли их Ладынь с собой домой?
— Не знаю, — сказал тихо Рыдзевский. — Вы подозреваете?..
— Я мог бы подозревать, — прервал его Кортель, — только двух лиц: вас или Зельскую. Конечно, при условии, если бы с полной уверенностью мог сказать, что записки Бильского были у Ладыня дома. Я мог бы допустить и такую версию: Окольский крадет записки и в силу их ненужности для него отдает их Зельской... Вы читали эти бумаги?
— Ладынь мне рассказывал о них. Там нет ничего интересного, тем более сенсационного...
— А вы полагаете, что могло быть или что кто-то... мог предполагать?.. — спросил Кортель.
— Например, я, — сказал Рыдзевский. — Вы все время вокруг этого ходите. Я понимаю: вопросы, задаваемые прямо, не имеют смысла. Какой ответ вы хотели бы еще услышать?
— Только такой, какой вы сейчас дали.
— И на этом поставили бы точку?
— Разумеется, — сказал Кортель. Он не спускал глаз с окна. — Если вы захотите позвонить...
— Да, да.
Инженер встал. Они пожали друг другу руки. Кортель видел, как он пошел в сторону улицы Мадалиньского. Шел он сутулясь, как бы с трудом передвигая ноги. Инспектор поймал себя на мысли, что ему стало жаль этого человека. Зося Зельская, имея выбор, должна выбрать Рыдзевского. А впрочем, смешная мысль! Как будто решение подобных вопросов подчиняется логике.
Прошел еще час. Кортель чувствовал, что уже обращает на себя внимание официанток. Он попросил третью рюмку коньяка. Расплатился. Постепенно темнело. На тротуарах стало больше прохожих. Наконец-то! Бася появилась в воротах, уже освещенных фонарями. Она была в брюках и тонком свитере. В руке большая сумка. Бася внимательно осмотрелась. Прошла несколько шагов по тротуару. Остановилась около витрины какого-то магазина. Делая вид, что разглядывает витрину, она по-прежнему осматривалась по сторонам. Все это делалось так неловко, что Кортель подумал о ней с нежностью и жалостью. Бедная девочка, зачем тебе все это надо? Это не для тебя...
Быстрым шагом Бася перешла дорогу и пошла в сторону стоянки такси. Кортель вышел из кафе. Он не упускал ее теперь из виду, что было нетрудно, так как Бася стояла в длинной очереди.
Янек ожидал на своем месте, в нескольких метрах от стоянки, с включенным счетчиком. Кортель сел рядом с ним и предложил закурить.
— Много накрутило, поручик, — сказал Янек. Он не признавал милицейского звания Кортеля и называл его всегда по-военному. — Комендатура расплатится?
Инспектор что-то пробурчал в ответ.
Янек, уже начинающий лысеть, с круглым лицом большого ребенка, забеспокоился.
— Это же не частная лавочка, поручик... Вы же знаете... — Янек с удовольствием поболтал бы о боевых делах их взвода около Ниса-Лужицка. Но Кортель не изъявил на сей раз желания говорить. Он наблюдал за стоянкой такси.
— Что будем делать? — спросил наконец Янек.
— Будем ждать, когда эта пани, третья в очереди, сядет в такси. И тогда трогай. Ты же ведь знаешь, как надо ехать...
— Ясно, поручик. Разве когда-нибудь мы потеряли кого-нибудь из виду или дали себя заметить?
Кортель подумал, что стоило бы сделать Янека милицейским водителем, он был бы незаменим.
Как это чаще всего бывает в Варшаве, после долгого перерыва подъехало сразу несколько машин. Бася села в третью. Все машины отправились почти одновременно, и на углу Пулавской образовалась пробка. Они свернули влево...
Такси, в котором была Бася, поехало прямо по улице Подхорунжих и, не доезжая до угла Черняковской, включило левый поворот. Потом исчезло на некоторое время из поля зрения... Темно... Редкие фонари. Бараки и деревянные будки. Несколько старых домов, подлежащих сносу...
Такси затормозило на Черняковской.
— Останови, — сказал Кортель. — Сверни на Лазенковскую и жди меня там.
Кортель выскочил из машины почти одновременно с Басей. Он видел ее издалека. Девушка шла по пустому тротуару улицы Черняковской. Он прибавил шагу. Бася свернула на Пшемысловую и зашла в какой-то двор... Он увидел ее стоящей в полуприкрытых воротах. Двор был невероятно захламлен: ящики, доски, кучи металлолома... В глубине двора стоял сарай, служивший, вероятно, гаражом. Двойные деревянные двери были закрыты. Бася подошла к дверям.
Кортель достал пистолет из кобуры, спрятанной под пиджаком. Бася уже поворачивала в замке ключ. Заскрежетал отодвигающийся засов. Девушка дернула тяжелую дверь, стало видно большое пространство гаража. Кортель движением левой руки оттолкнул Басю...
— Боже! — крикнула она от неожиданности и упала на землю. Луч света от мощного карманного фонарика выхватил из темноты соломенный тюфяк, брошенный прямо на бетонный пол, деревянные стены...
— Руки вверх! Милиция! — крикнул инспектор.
Ответа не последовало. Гараж был пуст. Кортель увидел свисающую на шнуре лампочку, отыскал выключатель. Было ясно, что еще недавно здесь кто-то жил. Бася сидела на земле, лицо ее было закрыто руками.
— Вставай, — сказал он. — Иди.
Она послушно встала, и они вдвоем вошли в гараж. Кортель закрыл за собой дверь и полез в Басину сумку. Там лежали хлеб, несколько банок с консервами, сигареты, сухое молоко и даже четвертинка водки...
— Сколько раз ты сюда приходила?
Он велел ей сесть на матрац, сам стараясь не смотреть ей в лицо.
— Два, — сказала она тихо. — Сегодня третий.
Кортелю хотелось кричать: «Отдаешь ли ты себе отчем в том, что творишь?» Но он спросил спокойно:
— Когда Зельская сообщила тебе, что прячет здесь Окольского?
Бася молчала.
— Отвечай... — Он говорил, не повышая голоса. — Молчание уже не имеет смысла. Достаточно проверить отпечатки пальцев, чтобы без всяких сомнений утверждать, что здесь был Окольский, Зельская, ты...
— Ты только милиционер и не более, — прошептала она.
— Да, только. Я слушаю.
— Два дня спустя... когда это произошло, — она говорила с трудом, — знаешь, он был у нее. В страшном отчаянии. Он ничего не сделал, но все было против него. Все. Она должна была спрятать его. Дядя Зоси имел когда-то машину и купил этот гараж. Теперь он иногда сдает его. Зося попросила у него ключ. Сказала, что коллега попросил поставить на несколько дней машину... И проводила Болека сюда. Приносила ему еду, но кто-то стал за ней следить, она стала бояться приезжать... Помнишь, я тебе говорила об этом?
