Клайв Баркер - Книги Крови (Книга 4)
Он отложил Библию, опустился на колени в узком пространстве между ванной и умывальником и начал молиться. Он пытался найти какие-то начальные слова, какую-то мягкую мольбу, чтобы ему дали силы исполнить долг и привести Вирджинию на путь истинный. Но вся мягкость покинула его. На ум ему приходили лишь слова Апокалипсиса. Он позволил этим словам сорваться с губ, даже при том, что горевшая в нем лихорадка разгоралась все ярче, по мере того как он молился.
- О чем ты думаешь? - спросила Эрла Лаура-Мэй, проводя его в спальню. Эрл был слишком поражен тем, что он увидел, чтобы выдать вразумительный ответ. Спальня была Мавзолеем, возведенным, казалось, в честь Банальности. На полках, на стенах и даже на полу красовались вещи, которые можно было подобрать на любой свалке: жестянки из-под кока-колы, коллекция пестрых этикеток, журналы с оборванными обложками, сломанные игрушки, помутневшие зеркала, открытки, которые никогда не будут посланы, письма, которые никогда не будут прочитаны, - печальный парад забытых и потерянных вещей. Его взгляд метался взад и вперед по этой изысканной экспозиции и не нашел ни одной стоящей и целой вещи среди всего этого хлама. Мысль, что все это было делом рук Лауры-Мэй, заставила сжаться желудок Эрла. Женщина явно не в себе.
- Это моя коллекция, - сказала она ему.
- Да, и вижу, - ответил он.
- Я собирала все это с тех пор, как мне исполнилось шесть. - Она прошла через комнату к туалетному столику, где, как Эрл знал, большинство женщин начали бы приводить себя в порядок. Но здесь было лишь продолжение всей этой выставки.
- Каждый оставляет что-то после себя, знаешь ли, - сказала Эрлу Лаура-Мэй, приподнимая очередной хлам с такой нежностью, будто это драгоценный камень. Перед тем как поставить предмет обратно, она тщательно осмотрела его. Только теперь Эрл увидел, что весь этот видимый беспорядок на деле был тщательно систематизирован и каждый предмет - пронумерован, точно в этом безумии была какая-то система.
- В самом деле? - спросил Эрл.
- О, да. Каждый. Даже если это - обгоревшая спичка или салфетка в губной помаде. У нас была девушка-мексиканка, Офелия, которая вычищала комнаты, когда я была маленькой. Все это началось, когда мы с ней так играли, правда. Она всегда приносила мне что-то, принадлежавшее съехавшим гостям. Когда она умерла, я сама продолжала собирать эту коллекцию, всегда что-нибудь сохраняла. Как память.
Эрл начал понимать поэзию абсурда всего этого музея. В ладном теле Лауры-Мэй прятались честолюбивые амбиции великого организатора. Не потому, что она относилась к этой коллекции, как к предметам искусства, но потому, что она собирала вещи, чья природа была интимной, вещи-символы ушедших отсюда людей, которых, вероятнее всего, она никогда больше не увидит.
- Ты пометила их все, - сказал он.
- О, да, - ответила она. - От них было бы мало пользы, если бы я не знала, кому что принадлежало, верно?
Эрл полагал, что да.
- Невероятно, - прошептал он совершенно искренне.
Она улыбнулась ему, он подозревал, что немногие люди видели эту ее коллекцию. Он чувствовал себя странно польщенным.
- У меня есть кое-какие по-настоящему ценные вещи, - сказала она, открывая средний ящик своего гардероба. - Вещи, которые я не выставляю напоказ.
- О? - сказал он.
Ящик, который она открыла, был набит мягкой бумагой, которая хрустела, пока Лаура-Мэй копалась в нем, выбирая предметы для спецпоказа. Грязная салфетка, которую нашли под кроватью у Голливудской звезды, которая трагически погибла через шесть недель после того, как останавливалась в мотеле; шприц из-под героина, беззаботно оставленный неким Иксом; пустая коробка спичек, которая, как Лаура-Мэй выяснила, была приобретена в баре для гомосексуалистов в Амарилло, оставленная тут неким Игреком. Имена, которые она называла, ничего не говорили Эрлу, но он подыгрывал ей так, как, он чувствовал, она хотела, издавая то недоверчивые восклицания, то мягкий смех. Ее удовольствие, поощряемое слушателем росло. Она показала ему всю экспозицию из гардероба, сопровождая ее то анекдотом, то биографической деталью каждого вкладчика ее коллекции. Закончив, Лаура-Мэй сказала:
- Я на самом деле не сказала тебе правды, когда говорила, что мы начали играть так с Офелией. На самом деле это случилось позже.
- Так когда ты начала все это собирать? - спросил он.
Она опустилась на колени и открыла нижний ящик гардероба ключом на цепочке, который носила на шее. Там, в шкафу, был лишь один предмет, его она подняла почти с трепетом, и выпрямилась, чтобы показать ему.
- Что это?
- Ты спрашиваешь меня, что положило начало коллекции, - сказала она. Вот это. Я обнаружила его и никогда никому не показывала. Можешь поглядеть, если хочешь.
Она протянула ему это сокровище, и он развернул слежавшуюся белую тряпку, в которую предмет был завернут. Это был пистолет Смит-и-Вессон тридцать восьмого калибра в приличном состоянии. Через секунду Эрл понял, к какому именно историческому событию оружие относится.
- Это пистолет, которым Сэди Дарнинг... - сказала он, поднимая его. Я прав?
Она просияла.
- Я нашла его в куче мусора за мотелем до того, как полиция начала его разыскивать. Была такая суматоха, понимаешь, а на меня никто не обращал внимания. И, конечно, они искали его не очень долго.
- Почему?
- День спустя нас настиг торнадо. Снял крышу с мотеля, а школу всю снес. В том году погибло много народу. У нас несколько недель были похороны.
- Они совсем тебя не расспрашивали?
- Я им здорово врала, - сказала она довольно.
- И ты никогда не заявляла о нем? Все эти годы?
Она презрительно взглянула на него при этом предположении.
- Тогда бы они у меня его забрали.
- Ведь это - вещественное доказательство.
- Они же все равно ее приговорили, верно? - ответила она. - Сэди призналась во всем, с самого начала. Какая разница, если бы они нашли оружие, которым она его убила?
Эрл вертел в руках пистолет. На нем была засохшая грязь.
- Это кровь, - сообщила ему Лаура-Мэй. - Он был еще мокрый, когда я нашла его. Должно быть, она дотрагивалась им до тела Бака, чтобы убедиться, что он мертв. Использовала только две пули. Все остальные - до сих пор там.
Эрл никогда особенно не любил оружия, с тех пор, как его шурин случайно отстрелил себе три пальца. Мысль о том, что пистолет до сих пор был заряжен, не слишком обрадовала его. Он вновь завернул его и протянул ей.
- Никогда не видел ничего подобного, - сказал он, пока Лаура-Мэй, нагнувшись, возвращала пистолет на место. - Ты редкая женщина, знаешь?
Она поглядела на него. Ее рука медленно скользнула ему в штаны.
- Я очень рада, что тебе все это понравилось, - сказала она.
- Сэди... Идешь ты в постель, или нет?
- Я просто кончаю причесываться.
- Ты нечестно играешь. Прекрати думать про свои волосы и иди ко мне.
- Минутку!
- Дерьмо!
- Ты же не торопишься, верно, Бак? Я имею в виду, ты же никуда не собираешься?
Она увидела его отражение в зеркале. Он бросил на нее раздраженный взгляд.
- Думаешь, это смешно, а? - спросил он.
- Что смешно?
- То, что случилось. То, что ты меня застрелила. А ты - села на электрический стул. Это почему-то принесло тебе удовлетворение.
Несколько мгновений она обдумывала то, что он сказал. Это был первый случай, когда Бак высказал реальное желание поговорить серьезно, и она хотела ответить ему правдиво.
- Да, - сказала она, когда уверилась, что это именно то, что она хочет сказать. - Да, я думаю, что по-своему это доставило мне удовольствие.
- Я знал это, - ответил Бак.
- Говори потише, - вскинулась Сэди, - она слышит нас.
- Она вышла из номера. Я это слышал. И не надо менять тему разговора. - Он перекатился на бок и сел на край постели. Ну и болезненная у него, должно быть, рана, подумала Сэди.
- Она сильно болит? - спросила она, поворачиваясь к нему.
- Ты что, смеешься? - сказал он, показывая ей дырку. - Что, по-твоему, она еще может делать?
- Я думала, это будет быстро, - сказала она. - Я не хотела, чтобы ты страдал.
- Это правда? - спросил Бак.
- Конечно. Ведь я когда-то тебя любила, Бак. Правда, любила. Знаешь, какие заголовки были в газетах на следующий день?
- Нет, - ответил Бак. - Я был занят другим, помнишь?
- "Мотель превратился в Бойню Любви" - так там говорилось. И были фотографии комнаты, крови на полу и тебя, когда твое тело выносили под простыней.
- Мой звездный час, - сказал он горько. - И ведь мое лицо даже не появилось в газетах.
- Я никогда не забуду этот заголовок. "Бойня Любви"! Я думала, что это романтично. А ты? - Бак раздраженно хмыкнул. Тем не менее, Сэди продолжала: - Пока я дожидалась электрического стула, я получила триста предложений выйти замуж, я говорила тебе об этом когда-нибудь?
- Да ну? - сказал Бак. - А они пришли к тебе в гости? Немножко поиграли тебе на трубе, чтобы отвлечь тебя от грандиозного дня в твоей жизни?
