Михаил Иманов - Чистая сила
— Нашли?! — воскликнул я невольно.
— Нашел. В нашем санатории есть доктор с этой фамилией.
— Не может быть!
— Почему же не может? Фамилии, к примеру, вполне могут совпадать. Но здесь не совпадение, я уверен. Значит, Николай где-то здесь, близко.
— И вы пойдете?
Он посмотрел на меня внимательно, как бы пытаясь что-то в один миг понять — во мне ли, в себе — и сказал, раздельно выговаривая слова:
— Теперь я д о л ж е н.
— Да почему же вы должны? — возразил я горячо. — А если бы не встретили? Если бы этот доктор вообще здесь не работал? Если бы он вообще умер бы уже? Почему же должны?
— Потому что — судьба. Это во-первых, хотя и не главное. Во-вторых, — я сам искал. А в-третьих… в-третьих, — мне наказание должно же быть!
— Какое наказание, когда… — начал я, но он меня перебил.
— Ты подожди, послушай. Понимаешь, я к мистическому совсем не склонен, и то, что я скажу, тебе может показаться странным. Но если все-таки… если то, что у нас нет ребенка — а она молодая, здоровая, здесь один случай на тысячи — если то, что у нас нет ребенка, не просто случайность… А если это случайность, то ведь именно на меня же она выпала. Понимаешь — на меня! Пусть случайность. Пусть так. Пусть я сам это знаю точно — что случайность. Но ведь я еще и знаю другое, что тогда… предал. Пусть и простительно, если смотреть с точки зрения давности и со стороны. Но сам-то я знаю, что… Мне-то этот срок давности… Повторяю, что к мистическому не склонен, но тогда, когда с женой… ведь именно тогда я про Варварины письма вспомнил, ни в какой другой раз, а именно тогда. Не буду говорить, что это знак мне был, но ведь и не просто так! Раз сам я его знаю, раз сам чувствую. Нет, не просто так. И если бы мне кто-нибудь сказал, а я поверил бы…
Но в это самое время его перебил аккуратный стук в дверь. Алексей Михайлович вздрогнул. Стук повторился: вежливый и аккуратный. Алексей Михайлович напряженно вслушивался. Стук повторился и в третий раз. Только после третьего раза Алексей Михайлович произнес, и мне показалось, что звук голоса его прозвучал как будто в огромном и пустом пространстве — глухо и одновременно раскатисто:
— Входите.
Дверь открылась, из-за двери показалась сначала голова, а потом и весь Думчев — это был он. Вместо шахматной доски под мышкой он осторожно придерживал шляпу.
— Совещаетесь? — сказал он, хитро нам подмигнул и, не ожидая приглашения, прошел и сел.
Алексей Михайлович проследил за ним взглядом, не поворачивая головы.
— Да, — ответил он, но, скорее, машинально.
— Ну, вы вчера хороши были, — обратился Думчев ко мне. — Только уж очень поспешаете, молодой человек, очень, очень.
Я пожал плечами, словно отдернувшись от его слов — выразительно во всяком случае. Но это его нимало не смутило.
— Эх, такое дело испортили! — покачал он головой. — Представляете, Алексей Михайлович, только игра, можно сказать, началась, а он вдруг на них…
— Да вы уж говорите прямо, — досадливо воскликнул Алексей Михайлович.
— А что — прямо? — чуть оправдательно отвечал Думчев. — Игра-то хитрая. Что вы думаете, Ванокин свою Марту это просто так к ним привел и просто так усадил рядом?
— С кем это рядом? — сказал я.
— С вами и рядом.
— Я бы попросил вас… — начал я, едва сдерживаясь, но Алексей Михайлович не дал мне договорить.
— Поспокойнее, — сказал он, делая мне знак рукой, и повернулся к Думчеву. — Андрей Ильич, дорогой, если можно, то без этих ваших… Давайте потолковее. У меня сегодня голова болит.
Тон Алексея Михайловича был досадливо-нетерпеливый. Думчев же при этих словах поднял высоко брови, но не как удивленный или обиженный, а скорее, скорбно.
— У меня тоже, Алексей Михайлович, голова болит, — произнес он со значением и ткнул пальцем в шляпу.
— Да, да, — как бы спохватившись, заговорил Алексей Михайлович, — вы уж простите, у меня свое… Я понимаю. Вы рассказывайте… мы вас ждали.
— Думаете, мне легко? — с легким наклонением головы продолжил прежнюю свою мысль Думчев. — Я, можно сказать, рисковал… головой, когда этот Ванокин по вашей милости, — он повел рукой в мою сторону, — на меня падал. А у него вес. И потом — кусты, сами понимаете, не присядешь, сыро.
— Мы понимаем, Андрей Ильич, — нетерпеливо вставил Алексей Михайлович, — мы слушаем. Какая же игра?
Думчев нетерпение Алексея Михайловича, как видно, истолковал по-своему:
— Игра хитрая, — проговорил он медлительно и важно, но, столкнувшись со взглядом Алексея Михайловича, продолжал живее: — Вот и вы, Алексей Михайлович, вниманием Марты не были обойдены, а?
— Я только мельком… знаком, — недовольно сказал Алексей Михайлович.
— Это неважно, что мельком, это потому, что вы сами. А у них не получилось. А Марта, скажу вам прямо, она — наводчица.
— Вы, однако, выражения не подбираете, Андрей Ильич, — осторожно заметил Алексей Михайлович и повел в мою сторону глазами.
— А здесь хоть подбирай, хоть не подбирай — суть одна. Я, конечно, не в уголовном смысле, а вообще. Понимаете: дело, которое у них тут заварилось, — пока еще смысл полностью не ясен; скрытное это дело требует информации от, так сказать, задействованных в него людей. Круг людей широкий, а главный, кажется, этот — старик.
— Никонов?! — воскликнул Алексей Михайлович.
— Именно. И напрасно вы так удивляетесь. Кстати, Алексей Михайлович, вы у него были, как он вам показался?
— Никак он мне не показался. Я просто ходил — проведать.
— Ну да, понятно, — хитро улыбнулся было Думчев, но быстро снял улыбку. — Так вот: этот Ванокин свою Марту пригласил, чтобы она наводила. Понимаете: женщина, и все такое прочее. А она познакомится, туда-сюда, разговоры. Информация, она в самых простейших разговорах выпадает, так сказать, в осадок. Конечно, если с умом. Вот и вчера, в беседке, он молодого человека ею, Мартой, улавливал. А молодой человек все испортил. Но Марта — мне-то уж понятно — она молодец. Даже в такой ситуации все равно свою роль держала. Правда, до конца не смогла. Понятное дело — женщина, испугалась. Кто же мог ожидать, что вы ее этого… так…
— А куда Марта скрылась? — неожиданно и для меня спросил Алексей Михайлович.
— Что? — воскликнул Думчев.
— Я спрашиваю, вы знаете, где она прячется?
Думчев втянул голову в плечи, как-то сбоку и снизу внимательно посмотрел на Алексея Михайловича, перевел взгляд на меня, потом обратно.
— А вам откуда известно? — прошептал он.
— Да уж известно.
— Э-э, Алексей Михайлович, э-э, нехорошо, — протянул он обиженно.
— Да что нехорошо?
— Э-э, нехорошо. То-то я думаю, чего бы Алексею Михайловичу у старика так долго задерживаться. А вы ведь там без малого почти два часа просидели. А говорите — проведать. Кто же два часа проведывает, за два часа только утомляют.
— А вам откуда известно про два часа?
— Да уж известно, — отвечал Думчев словами Алексея Михайловича и со значением развел руки.
— Вы не думайте, — проговорил Алексей Михайлович примирительно, — ничего я толком про Марту не знаю: так, за завтраком наблюдал за Ванокиным, он, кажется, про нее расспрашивал. И с упорством. Вот я и решил…
— А ведь вы сегодня на завтраке не были, Алексей Михайлович, — не отрывая взгляда от Алексея Михайловича, раздельно выговорил Думчев.
— А вам откуда известно? — в тон ему спросил Алексей Михайлович. — Вы что ж — следите?
— Почему же слежу?! Не слежу, а присматриваюсь.
— И что же вы присмотрели?
— А то, что Марта и в самом деле скрылась. Только вот вопрос — у кого?
— У кого?
— А-а, вот здесь и новый оборот намечается: у этого… у жены бородатого.
— У Леночки?
— У нее самой.
— Да вы-то откуда знаете?
Вот здесь сладкая минута для Думчева наконец и наступила:
— Логика, — сказал он, высоко подняв палец, сантиметров на двадцать, наверное, выше головы. — Всего лишь логика. Но какая! Молодому человеку известно, и по вчерашнему понятно было, что Леночка Марту ненавидит. Так? Так. И вдруг — Леночка ее и скрывает. А бородатый… как его…
— Мирик, — вставил я нетерпеливо.
— Да, Мирик. Знает и…
Здесь Думчев сделал любимую паузу.
— И что?
— А ничего — нейтрал!
— Да вам сама Леночка, что ли, сказала? — спросил Алексей Михайлович, откидываясь на спинку стула и сложив руки на груди.
— С этой дамой не знаком. Но вывел, — Думчев улыбнулся, кажется, приготовил паузу, но передумал: — Ванокин этот сегодня на Леночку чуть ли не кричал. И заметьте, при бородатом, то есть при муже. А он, как известно, с ним всегда с осторожностью, потому что у того авторитет. А здесь — кричал на жену. Почти что с угрозами. Я, конечно, всего слышать не мог, но имя-то названо было, и не один раз. Вот и вся логика.
