Валерий Гусев - Если бы у меня было много денег
Сейчас будет сцена из «Свадьбы в Малиновке». Я эффектно сброшу шинель, скрывающую мои регалии и высокие полномочия.
– Ну, - усмехнулся Руслан на мое недолгое раздумье. - Кто твой босс?
Я назвал имя и псевдоним, которыми вооружил меня в свое время всезнающий и никогда не ошибающийся шеф. Руслан открыл рот и сделал еще шаг назад, как тот липовый гаишник на шоссе.
– Почему сразу не сказал? - обрел он дар речи.
– Зачем? Полагал - достаточно того, что сказал. Думал, ты неглуп. А трепать такое имя…
– Но Фишер…
– Не знаю я Фишера. Наудачу ляпнул. Случайность. Такое в нашем деле бывает. Подумай сам, стал бы я себе этой фамилией петлю на шее вязать?
– Ну, ты извини меня. Пойми…
– Не беспокойся, Руслан, - двусмысленно пообещал я, - свои люди - сочтемся.
– Но кто же тогда?
– Поразмысли, - посоветовал я в надежде, что он зацепит Фролякина.
Руслан ударил себя ладонью в лоб - сообразил. Лицо его исказилось от злобы. Он улыбался. С этой улыбкой, подумалось мне, он и уйдет туда, в неоглядную даль.
Знать бы мне, на кого падет его догадка…
Он подскочил к столу, ткнул кнопку селектора и взвизгнул:
– Карпухина! Алехина!
Я вышел из кабинета Руслана, пришел к себе, бросил взгляд в окно. К казарме, освещенной прожекторами, бежали Кузя и Черномор. Кузя в шнурках не путался. Они бросились в ближайший «Мерседес», и он вылетел в едва успевшие распахнуться ворота.
Вдруг почему-то сжалось тревогой сердце…
Проснулся я разбитый, что, впрочем, неудивительно. В тревоге, даже в растерянности. Что-то я упустил, недодумал, не учел. Кто-то за это поплатится, Хорошо, если только я.
День был какой-то странный. Все нервничали, суетились. Карпухин потирал руки, будто предвкушал какое-то большое удовольствие. И уже не бегал за мной подглядывать в туалет. Даже придуриваться стал меньше.
Чтобы как-то расслабиться, разжать стиснувшую сердце пружину, я бродил вокруг особняка, пострелял в тире, потом снова взялся обследовать дом. Он все больше мне нравился. Запутанный, с непонятной этажностью, он все-таки был при этом очень рационально спланирован и добротно построен. Со знанием дела, с большим вкусом. Для больших людей.
К вечеру я забрел на так называемую черную кухню, где готовили для обслуживающего персонала, заглянул в приоткрытую дверь…
На тебе! О нем-то мы и забыли. Блудный муж, Мишаня! В грязном колпаке, в сбитом набок фартуке на обвисшем пузе, он с равнодушно-брезгливым видом помешивал громадным половником что-то бурлящее в десятиведерной кастрюле и морщился от бьющего из нее пара. Нашел свое место в мире бизнеса…
Я тихонько прикрыл дверь.
На ужин собрались поздно. Почти в том же составе. Но без дам. Отсутствовал референт, Шараф Рашидович. Или наоборот, не знаю точно.
Я сидел по правую руку от Руслана и всевремя чувствовал его горячее расположение и не менее горячее желание загладить вину.
Ужинали весело, с непонятными мне шутками на вольно-эротические темы.
– А сейчас - десерт! - объявил Руслан. - Для мужчин со вкусом, - И повернулся ко мне. - Я нашел человека, который жестоко обманул нас и жестоко за это ответит. - Кивнул Карпухину.
– Кузя Григория всегда готов! - вскочил тот и открыл дверь. - Как пионер.
Референт втолкнул в холл… Яну,
Я не подавился, не уронил нож, не опрокинул бокал. Я ждал, когда ее взгляд, обегающий всю нашу компанию, споткнется о мое спокойное и даже не бледное лицо…
Споткнулся, задержался. Ровно настолько, чтобы немного поговорить. Я сказал ей взглядом, что она меня не знает и что я о ней в связи со всем этим думаю. Она ответила, что поняла и что на мое о ней мнение ей совершенно наплевать. И что-то еще добавила, явно непечатное. Ничего, от нее и не такое приходилось слышать.
Референт вытолкнул Яну в центр холла. Положил руку ей на плечо. Она сбросила ее. Референт был вежлив.
– Я предупреждал тебе, дорогая, что с тобой будет. Я по-хорошему предупреждал. Ты оказалась нечестной женщиной, и с тобой поступят так, как ты заслуживаешь. Ты помнишь мое обещание?
Весь мой нехитрый арсенал все еще прятался в машине. Вырвать у кого-нибудь пистолет вряд ли удастся - не на виду ведь.
Я встал, закуривая, и подошел поближе к стене, на которой висели мечи и шпаги.
– Я знаю - помнишь, - продолжал референт. - А потом тебя зароют вон там, - он показал в окно, - под сосной.
Руслан подошел ко мне. Я рассеянно снял со стены меч, стал рассматривать его лезвие, будто больше ничто меня не интересовало.
– Я полон желания загладить свою невольную вину. И потому предлагаю тебе первому отведать это прекрасное блюдо.
– Правильно! - подхватил Кузя. - Он любит силой брать. Как я. Пусть покажет!
Я усмехнулся, повесил на место меч. Подошел к Яне, оглядел ее с ленивым видом пресыщенного знатока.
– Спасибо. Ценю ваше внимание. Только без свидетелей. Я стесняюсь.
– Серый! - радостно заорал Карпухин. - Тащи ее наверх, в «будуар». А я тебе подмогну.
– Потом подмогаешь, - отрезал я. - Если от нее что-нибудь останется.
Яна размахнулась для удара, я нырнул под ее руку, подхватил, перебросил через плечо, как полотенце, и стал подниматься по лестнице.
Она довольно натурально извивалась в моих руках, колотила меня по спине, болтала ногами и, визжа, материлась по-черному. Даже когда мы в лучшие времена выясняли отношения, я не слышал от нее подобных слов, да еще в таком логичном ассортименте.
Карпухин у меня за спиной с гоготом повторял отдельные выражения, пытаясь их запомнить.
Я крепче прижал брыкающиеся ноги, взял за спиной за руки в захват и спокойно предупредил:
– Укусишь - убью, с лестницы сброшу.
Яна покорно затихла, только, видимо, сделала Карпухину какой-то оскорбительный знак, потому что он на секунду замолк, а потом угрожающе выругался.
Я толкнул ногой дверь «будуара», вошел в него, поставил Яну на пол.
– Доигралась? - не смог удержаться я, переводя дыхание и запирая дверь.
– Начинается… - пропела она. - Ты еще скажи, что я тебе всю жизнь испортила. Делай лучше свое гнусное дело!
– Насчет испортила не знаю, а то, что сильно укоротила, - похоже. А что касается гнусного дела, - сказал я, подходя к окну, - ты его сейчас одна будешь делать. И очень старательно.
Я осторожно выглянул в окно. Прямо под ним лежал на газоне прямоугольник света, в нем играли тени - «будуар» находился как раз над холлом.
– Поколоти-ка в дверь, - негромко сказал я, не оборачиваясь. - Попрыгай, стулом постучи, можешь поорать противным голосом, как это ты умеешь…
Спуститься вниз - пустяк, но незамеченным - невозможно. И времени в обрез: не то что исполнить - подумать некогда.
Яне в сообразительности не откажешь - за моей спиной она добросовестно, артистично и, по-моему, с удовольствием проделывала все, что я просил, по полной программе. Даже сверх того - хватила об пол большую керамическую вазу и сбросила с подставки магнитофон. Причем орала и гремела так неистово и натурально, что я уже начал было опасаться, как бы Алехин с Карпухиным не бросились мне на помощь или, по крайней мере, спасать обстановку «будуара» от полного разгрома.
Я смотрел в окно, кусая в нетерпении губы. Совсем рядом, в двадцати шагах, но пока недосягаемый - мой верный «козлик», готовый рвануться в ночь и унести нас от супостатов. Ворота затворены, но жидкие. Слева - свет в окнах казармы. Если очень повезет, мы успеем добежать до машины. Если очень-очень повезет - сможем вскочить в нее и вырваться на шоссе. Ну а уж если повезет сказочно, сумеем настолько оторваться от погони, что нас и след простынет.
Я повернулся к Яне:
– Хватит дурака валять. Нужно драть отсюда.
– Ты же обещал меня изнасиловать, - как девочка, обиделась она.
– Некогда. Да и больно упорно ты сопротивляешься, Подойди сюда, - я кивнул в окно. - Сможешь спрыгнуть?
Яна согласно закивала, потом резко мотнула головой.
– Лучше уж ты сразу брось меня на рельсы. Под поезд. Или изнасилуй.
– Не сомневался в твоем выборе. - Я сорвал с карниза плотную штору и привязал ее конец к трубе добротного радиатора - хорошо строили, для себя…
В дверь вдруг интимно поскреблись.
– Серый, давай без рекордов, - вздохнул в коридоре Карпухин, - Очередь волнуется. Пустили козла в капусту.
– Отвали, - напряженным, прерывистым голосом отозвался я.
– А ты, оказывается, тоже артист, - шепотом похвалила меня Яна. - Точно так же ты выразился, когда нас с тобой застала моя мама.
В дверь снова поскреб Карпухин:
– Пять минут тебе остается. Серый.
Не терпится ему! В ответ я выругался, что можно было принять и за согласие.
Пять минут… Нещедро.
Я снова глянул в окно. Боже! Свет на газоне исчез. Я рывком распахнул створки и выбросил наружу свободный конец шторы. Она повисла, не доставая до земли.
– Давай за мной, - шепнул я Яне и, скользнув вниз, мягко спружинил на газон.
– Я в юбке, - кокетничала Яна, взбираясь на подоконник.
