Марина Серова - Последний загул
Да, трофеи, вот чем надо заняться не откладывая. Надеюсь, не запутают они меня еще больше, позволят сформировать хоть какое-то мнение по этому делу.
«Человеку свойственно заблуждаться, поэтому не считайте свое мнение истиной в последней инстанции», — неожиданно всплыла в памяти расшифровка гадания. И напрасно вспомнилась, потому что не заблуждаюсь я сейчас, а уже заблудилась. И это сразу после того, как подписала бумаги, обязалась то есть разобраться во всем досконально.
Мерзко, мерзко!
Гадальные кости лежат в сумочке, а сама — вот она, под рукой. Вопрошать судьбу, одновременно управляя машиной, тоже мерзко.
Переехав перекресток — светофор как нарочно, дал мне «зеленую улицу», — я остановила машину в первом удобном для этого месте, рядом с раскидистыми тополями, из-за которых единственный фонарь давал света вполне достаточно, чтобы разглядеть цифры на гранях, не особо всматриваясь. С узелком на шнурке, правда, пришлось повозиться.
1+17+31. «При выборе наиболее достоверных вариантов предстоящих в недалеком будущем событий эмоции являются единственными надежными помощниками. Но найдите в себе силы противостоять их напору и сохранить разум свободным от впечатлений».
Не сразу формулировка всплыла в моей памяти и не вся сразу. Пришлось вспоминать.
Перед тем как представить себе, что произойдет еще и что надо сделать, чтобы произошло то, что нужно, мне хочется разобраться в обстановке и сформировать по ней мнение, пусть даже не окончательное. И пусть это желание будет единственным из области эмоций, впечатлению от которого я поддамся не возражая. Потому что оно полезно для меня, и все тут.
Не скажу, что я сильно окрылилась этим намерением, но подъем ощутила и поздравила себя с тем, что наметившаяся было хандра задушена в зародыше. И очень хорошо. Дурное расположение духа не только работать, отдыхать нормально мешает.
Отдых, кстати, тоже в планы включить нужно. А коли так, то не завернуть ли мне в тот самый бар, где за стойкой правит знакомый мне не одну тысячу лет дядя Слава? На часок, не более. Только чтобы отвлечься и сбросить напряжение, а то уже до мерзкого настроения дело дошло, куда это годится!
Мысль оказалась настолько заманчивой, что вполне смогла соперничать с желанием поскорее завалиться домой и в промежутке между ужином и сном как следует поворошить фаворские бумажки и попить кофе, сидя за компьютером или видео.
Если и были какие-то сомнения на этот счет, то они развеялись без следа, как только машина подвезла меня к одноэтажному, невзрачному зданьицу, бывшему студенческому кафе, в котором с одной его стороны размещалась единственная на всю округу неплохая забегаловка с дурацким названием «Восторг», а с другой — закрытый уже не менее недели по непонятным причинам супермаркет. Восторгов особых забегаловка не вызывала, но и отвращения после ее посещения я еще ни разу не испытывала.
Для заведения час был самый что ни на есть урочный, и внутри, по местным понятиям, народу хватало. Столики, ровным рядком стоявшие вдоль стены, почти все были заняты, и у стойки, на высоких тонконогих стульях сидели люди. Слышался со всех сторон громкий говор, но по-настоящему вошедших в хмельную кондицию пока было немного, и пляски в свободном пространстве между столиками и стойкой еще не начинались.
Зеленоватый полумрак действовал на посетителей умиротворяюще, и драк тут почти не бывало, хотя публика, насколько я могу судить, подбиралась из вечера в вечер здесь пестрая.
Дядя Слава заметил меня сразу, стоило мне опереться локтями о полированную поверхность стойки, подмигнул и, не спрашивая, налил в высокий тонкий стакан густой коричневой жидкости из блестящего шейкера, который до этого вертел в руке с ловкостью фокусника.
— Присаживайся, я сейчас! — пообещал он, бросив в коктейль соломинку и по гладкой поверхности отправляя стакан в мою сторону.
По маленькому залу сновала официантка в белом кружевном переднике, негромкая музыка звучала неназойливо, по телевизору гнали боевик с выстрелами и мордобоем. Вполне можно было, усевшись на стул, подпереть кулаком подбородок и под коктейль выбросить из головы все заботы сегодняшнего дня. Для усиления эффекта я еще и закурила и почувствовала себя спокойней некуда. Лишь бы никто, включая бармена, не привязывался ко мне сейчас, не возмущал блаженной расслабленности.
Дядя Слава был занят — о чем-то секретничал вполголоса с двумя подвыпившими мужчинами и одновременно мухлевал с напитками, выкраивая для себя сегодняшнюю денежно-алкогольную прибыль, и ему было не до меня, а остальных, возможных, я готова была отшивать еще на «подлете».
Да, слишком много внимания я уделила своему нежеланию общаться с кем бы то ни было, предчувствовала, значит, что в покое меня сегодня не оставят. Так и вышло. К концу первой же сигареты я услышала за спиной до отвращения бодрое восклицание:
— Представительнице прессы наш пламенный привет!
По смыслу этот привет ко мне не имел отношения, но произнесенный почти над ухом, никому другому предназначаться не мог. Пришлось поворачивать голову, чтобы увидеть, кого придется посылать к черту. Но слова так и не сошли с моего языка, потому что возле меня стоял и глупо улыбался лейтенант Чебриков собственной персоной. Если в серьезном состоянии он вполне мог сойти за нормального человека, то улыбка делала его похожим на врожденного дебила, ни больше ни меньше.
— Шли бы вы со своим приветом!.. — ответила я запоздало, потому что он уже пристроился к стойке и, щелкнув пальцами, попытался таким образом привлечь внимание дяди Славы.
— Что так, — нетрезво спросил он, наклоняясь ко мне, — у вас неважно с настроением? — и быстро закончил, увидев, как я отстраняюсь: — Я берусь его исправить.
— Чебриков! — начала я, но он перебил меня:
— Какой здесь может быть Чебриков! Коля. Просто Коля. А вы — просто Регина, ладно? Классно! — обрадовался он, не дожидаясь моего согласия. — Бармен, два коктейля, мне и даме! Давай побыстрее, ну что ты копаешься, в самом деле!
Дядя Слава, не обратив внимания на его интонацию, поставил перед ним два стакана и, подмигнув мне, удалился к своим собеседникам. Не знаю отчего, но я опять почувствовала себя частным детективом.
— Коля, — я даже улыбнулась ему, — а подсказать вам, как можно поднять мне настроение в два счета и на неимоверную высоту?
— Я знаю! Сейчас вы пошлете меня куда подальше и посоветуете не задерживаться. Ничего не выйдет.
— Нет, не пошлю, если вы расскажете мне что-нибудь о Реброве. — И, видя его недоумение, напомнила: — О Евгении Реброве. Ну, в чьей квартире мы познакомились?
— Ах, вы о работе! — огорчился он. — Давайте поищем другие темы.
— Почти согласна. Но только после того, как вы удовлетворите мое любопытство.
Обязанность хранить секреты следствия на какое-то время превозмогла его игривое настроение. Он даже посерьезнел. Но я постаралась подогреть его интерес ко мне — улыбнулась и положила ладонь на его крепкое плечо.
— Коля, какой же ты, оказывается, зануда!
Он не выдержал такого пустяка и принялся доказывать обратное.
— Ребров? А что Ребров? Заурядный наркомальчик, на котором повисло подозрение в распространении наркотиков. Но только, Регина, прошу, не для публикации.
Для того чтобы развязать ему язык, я готова была обещать золотые горы. Объяснив свое любопытство чисто журналистскими интересами, я принялась его интервьюировать если и не как газетчик, то уж, во всяком случае, и не как сыщик. Пришлось пустить в ход обаяние. В результате он рассказал о Женьке все то немногое, что знал и что уже было известно мне, за исключением неинтересных мелочей. Наконец я сочла возможным задать единственный, по-настоящему ценный для меня вопрос, ради которого я и терпела возле себя Колю столько времени.
— А как же это получилось так, Коленька, что вы нагрянули домой к Реброву? Почему решили его… арестовать, да?
— Вот так сразу и арестовать! — возразил он. — Арест не простое дело и требует санкции прокурора, а ее еще получить надо. Понимаешь, Регин, для того чтобы прокуратура выдала свое постановление, надо представить туда веские обоснования необходимости ареста. Фактически надо доказать виновность человека.
Он читал лекцию, облокотившись локтем о стойку рядом со мной, жестикулируя и норовя приблизить свое лицо к моему. От него противно несло чесноком и перегаром.
— Так вы за доказательствами вины к нему приехали?
— Мы хотели его взять. А поговорить по душам планировалось в нашем заведении. Там всякий становится сговорчивей.
— А как вообще возникло подозрение? Как появилась мысль заняться Ребровым? Не с бухты же барахты?
— Э-э, чего ты хочешь! — Он покрутил перед носом пальцем. — Это отношения к музыке уже не имеет. Тут другая музыка.
