Александр Смирнов - Чернокнижник
— Не успел. Я обозвала его падоноком и убежала.
— Странно. Не понимаю, причём тут я?
— Дело в том, что три дня назад я видела Катерину вместе с этим парнем. Он был на "Жигулях". Я выходила из магазина, а Катерина в это время садилась к нему в машину.
— Даже не знаю на кого подумать, — задумчиво сказал Пётр.
— Катерина говорила ему про какую-то Жу-жу. Тебе это о чём-то говорит?
— Говорит, — печально сказал Пётр. — Вот они меня на эту Жу-жу и взяли.
Навернувшиеся слезинки не выдержали, сорвались с глаз и потекли по щекам.
— Петенька, дорогой мой, что же теперь с нами будет!? — запричитала Наташа.
— Во всяком случае ничего хорошего не предвидится. Только не с нами, а со мной. Слава богу, ты в этой грязи не испачкалась.
— Неужели ты не видишь, что я не могу без тебя жить? Я же люблю тебя!
— А почему же ты раньше мне об этом не сказала?
— Я же думала, что ты любишь эту Катьку!
Пётр отрицательно помотал головой.
— Я этой гадине все глаза повыцарапываю! — зло прошипела Наташа.
Видно девушка не привыкла кидать свои слова на ветер. На следующий день в присутствии всей группы Наташа без всяких объяснений вонзила свои ногти в лицо обидчицы и за какие-то доли секунд превратило его в кровавое месиво.
Разумеется, что после такой выходки рассчитывать на дальнейшее обучение в институте было бы в высшей степени наивно.
Понимая полную бессмысленность своих действий, Пётр всё же решил заступиться за Наташу.
В деканате он что-то невнятно говорил про эмоции и неразделённую любовь, ему хотелось вызвать у декана жалость к девушке, но получилось совсем наоборот.
— Что вы здесь бормочите, Сапожников? — прервал его декан. — Вам то что до этой истории?
— Просто я считаю, что…
— Вы считаете? Да вы сами у нас вот здесь сидите!
Декан провёл ладонью по горлу и умоляюще посмотрел на Сапожникова.
— А может быть, и вы с ней уйдёте из института?
— Я!? — не понял Пётр.
— Ну, зачем вам нужен наш институт? Вы же не инженер, а писатель. Идите и пишите себе сколько душе угодно, только нас освободите от вашего присутствия.
Декан ни требовал, ни приказывал — он умолял.
— Неужели вы не понимаете, что ваша писательская деятельность останется незамеченной? Неужели вам надо, чтобы с нас поснимали головы? Неужели вы такой кровожадный?
— Я?
— Вот и славненько! Вот и договорились! — заулыбался декан. Он достал чистый лист бумаги и протянул его Сапожникову.
— Что это? — не понял Пётр.
— Как, что? Это заявление о вашем отчислении по вашему же собственному желанию.
Выйдя из кабинета декана, Пётр увидел Наташу, которая стояла у окна и платочком вытирала слёзы.
— Меня тоже отчислили, — сказал Петя, обнимая Наташу.
Она ничего не ответила. Молодые люди постояли некоторое время молча, после чего молодой человек спросил:
— Куда же нам теперь идти?
— Пошли в ЗАГС, — предложила девушка.
— Пошли, — ответил молодой человек, даже не удивившись такому предложению.
Отдел районного исполкома по записи актов гражданского состояния или сокращённо ЗАГС резко отличался от дворцов бракосочетания. Последние по своей торжественности или даже помпезности не уступали дворцам царствующих особ прошлого столетия. Однако если кто-то думал, что эти дворцы были своеобразным оазисом старого и доброго прошлого, то он несомненно ошибался. Эпоха развитого социализма особенно в завершающей своей стадии просто обязана была иметь отличительные черты, присущие самому справедливому государственному устройству. Одной из самой яркой и заметной чертой являлись очереди. Они были везде. Доходило до смешного: чтобы отдать ребёнка в детский садик родители должны занимать очередь задолго до его рождения. Если родители забывали про эту неотъемлемую особенность социализма и обращались в детское учреждение после рождения ребёнка, очередь аккурат подходила тогда, когда ребёнку надлежало идти уже в школу. Исключение из этого правила было только одно: при голосовании в органы власти, выбирая одного кандидата из одного возможного очереди не было. Во всех остальных случаях очереди соблюдались свято.
Написав заявление и отдав его инспектору, молодые люди ждали когда им укажут на дату бракосочетания.
Инспектор ЗАГСа долго водила пальцем по календарю и наконец остановила его.
— Вот, тринадцатое февраля. Вас устроит?
— Тринадцатое!? — не поверила своим ушам Наташа.
— Понимаю, чёртова дюжина. Могу предложить четырнадцатого, но это будет только в марте.
— В следующем году что ли? — удивился жених.
— А что вы так удивляетесь? Сами же не хотите тринадцатого.
— Так у вас и тринадцатого только через три месяца! — возмущалась невеста.
— А что же вы хотите, милочка, такие очереди везде.
— Вы хотите сказать, что все столько ждут?
— Ну почему же все? Есть категории граждан, которых мы расписываем сразу.
— Блатных что ли? — спросил Пётр.
— Я бы вас попросила выбирать выражения, — обиделась инспектор. — Не блатных, а граждан у которых действительно есть объективные причины, чтобы идти без очереди.
— Я беременна, — вдруг громко сказала Наташа.
Пера даже качнуло от этих слов.
— Что-то по вам не похоже сказала инспектор.
— А вы гинеколог?
— Во всяком случае, мне всё равно понадобится справка из лечебного учреждения.
Молодые люди вышли из ЗАГСа на улицу.
— Что-то я не понял, — сказал Пётр.
— У меня тётя в женской консультации работает. Я думаю, что со справкой проблем не будет.
Какая девочка не видела в воображении своей будущей свадьбы? Кто не сидел при свечах у зеркала до полуобморочного состояния в надежде увидеть своего суженого? Пышное белое платье, роскошная фата, и жених, как минимум принц. Он поднимает свою возлюбленную и несёт её на руках по жизни, защищая от всех невзгод и лаская нежными поцелуями. Пожалуй не найти ни одной, которая в тайне, под большим секретом не обсуждала эту интимную тему со своей самой лучшей подругой. Однако никакого секрета здесь нет, ибо каждое поколение, проходя определенные этапы своего развития, точь в точь повторяет всё практически без изменений. Достаточно почитать литературу разных лет и эта закономерность станет заметной, впрочем, как и то, что все эти девичьи мечты почти никогда не сбываются, ибо человек, послан на землю, не яблочки райские собирать, но нести крест свой тяжёлый, надев на голову себе терновый венец.
Свадьба Наташи и Пети проходила совсем не так, как видела её молодая девушка в своих мечтах.
В квартире Петра собрались родители и молодые. Больше никого не было. Сама свадьба скорее напоминала похороны. Все сидели молча, с поникшими лицами. Петин отец разлил по фужерам шампанское. При обычных условиях фужеры сразу бы схватили, и кто-нибудь из гостей громко закричал бы: "Горько!". Но это при обычных условиях. На этой свадьбе никто не ничего не хватал, а уж тем более не кричал.
— Не по-людски как то всё получается, — грустно сказала мама Наташи. — Мы представляли свадьбу своей дочери по-другому.
— Даже гостей нет, — поддержал её отец.
— Как вы умудрились так всё быстро оформить? — вступила в разговор мама Петра. — Я слышала надо в очереди стоять, как минимум, месяца три.
— Я справку принесла, что беременна.
— Так ты ещё и беременна!? — возмутился Наташин отец.
— Папа, ну как ты мог подумать?
— А как мне ещё думать?
— Тётя Вера справку дала.
Отец строго посмотрел на свою жену.
— Хороша сестрёнка, нечего сказать! Даже нам ничего не сказала!
— К чему же в таком случае такая спешка? — спросила мать Петра.
— Это я настояла, — ответила Наташа. — У меня предчувствие нехорошее.
— Это связано с чтением "Трупопровода"? — спросил отец.
Наташа посмотрела на отца и кивнула головой.
— Да, за такое по головке не погладят, — грустно сказал он.
— В наше время за такое расстреливали, — сказала мать Наташи.
— Слава богу, сейчас не ваше время, — огрызнулась Наташа.
— Однако Солженицына выставили из страны, даже глазом не моргнули, — сказал отец.
— Я люблю его, — тихо сказала дочка. — И поеду за ним хоть на край света.
— Тоже мне жена декабриста! — не выдержала мать.
— Вот поэтому тётя Вера тебе ничего не сказала.
Мать, конечно, ответила бы дочке на её слова, но вспомнив, что находится на свадьбе, решила уступить.
— Однако, надо думать, как дальше жить, — перевёл тему разговора в практическое русло Петин отец. — Вы же понимаете, что они этого так не оставят. Наверняка ГБ уже взяли вас под наблюдение.
— Господи, что же будет!? — запричитала Петина мама.
— Они не посмеют их тронуть, — стал успокаивать её Наташин отец. — Его имя уже известно всему миру.
