Алексей Макеев - Подземная братва
Он брел куда глаза глядят – по кромке оврага, через гаражи и подстанции, в направлении гигантского неосвещенного кондоминиума. Это был уже полный перебор. Возможности организма ограничены, и голова начнет варить не скоро. Но когда-нибудь все же начнет – не суждено ему этой ночью двинуться рассудком. Он должен где-то посидеть, хотя бы десять минут, вот только выберется из злополучного квадрата. Заработают суставы, забрезжат идеи, и он поймет, что находится у истока улицы Советской, откуда за полчаса можно добраться до дома Нины Михайловны Савицкой. А если красться закоулками, то можно избежать встреч с нежелательными патрулями…
Сорок часов Максимов не был в этом мире. Не сказать, что на земле произошли глобальные климатические изменения, но основательно подморозило. Стелилась поземка, пронизывающий ветер бросал в лицо хлопья шершавого снега, расчищенные дворниками тропинки благополучно заметало. Ветер, как назло, дул в лицо – он двигался, опустив голову, погрузив руки глубоко в карманы, но холод продирал через рваную одежду. Полчаса плутаний вылились в ледяную вечность. В половине второго ночи Максимов вошел в замкнутый двор злополучного дома. Постоял у колодца, опустив голову, как над гробом павшего товарища, наблюдая, как ровный снежок устилает чугунную крышку, к которой давно не прикасалась рука человека, и побрел дальше, повернув за угол…
На подъездной двери висела панель домофона, но хулиганы раскурочили магнитный замок, и упомянутая вещь служила скорее декором, красиво выделяясь на однообразной поверхности металла.
До нужного этажа он тащился, как до пика Эльбруса без альпинистского снаряжения. Ноги заплетались, и он чуть не уснул, привалившись к окрашенной стене. Насилу добрался, дотянулся до звонка. В глубинах квартиры тренькнуло, и тут же на пороге появилась Нина Михайловна, бледная, как привидение старого замка. Оба стоили друг друга – выжатые, обескровленные, с пустыми глазницами и дрожащими руками. Максимов сдвинул с места замороженные мышцы лица, рассчитывая на широкую располагающую улыбку. Получилось жутковато.
– Матерь Божья… – прошептала Нина Михайловна, кутаясь в махровый платок. – Константин Андреевич, я не верю своим глазам! На кого вы похожи?
– Я похож на человека, упавшего в колодец и двое суток просидевшего под землей, – отозвался Максимов. – Впрочем, слово «просидевшего» не совсем верно отражает характер моего пребывания в «нижнем мире»…
– Вы… сошли с ума? – догадалась Нина Михайловна, отступая и берясь за дверь. Максимов засмеялся: сойти с ума – это еще мягко сказано.
– Было дело, Нина Михайловна. Не обращайте внимания, уже прошло.
– Но вы в крови, вы весь оборванный, у вас рукав от куртки болтается неизвестно где…
– А вы не берите в голову, отмоюсь, переоденусь. Никто меня не искал?
Вопрос был довольно странный, но Нина Михайловна, подумав, плотнее натянула на себя платок и кивнула.
– Вас искали, Константин Андреевич. Приходила молодая женщина… вы знаете ее, она из вашего агентства. А с ней молодой человек – светленький такой, высокий. Оба сильно волновались, не знали, что и думать. Спрашивали, когда я вас в последний раз видела. У женщины глаза были красные от слез…
Под ложечкой протяжно засосало – приятно, когда о тебе помнят.
– И еще приходили двое. Показывали красные книжицы…
– А что написано в этих книжицах, не полюбопытствовали?
– Даже не пыталась, Константин Андреевич. Они вели себя официально и даже немного грубовато. Требовали рассказать все, что я о вас знаю. Осадок неприятный остался. Не могла же я им соврать, Константин Андреевич?
– Да и бог с ними, Нина Михайловна. От встречи с родным государством может остаться не только осадок. Забудьте об этих парнях.
– А все же, Константин Андреевич, что с вами случилось? Я думала, вы занимаетесь… поисками Гриши, а вы, оказывается… – Лицо ее задрожало, и из глаз выкатились две крупные слезинки.
– Все в порядке, Нина Михайловна, – торжественно объявил Максимов. – Познавательная экскурсия по городским коммуникациям не исключала поиски Гриши. Ваш сын живой.
Женщина качнулась. Максимов переступил порог и подхватил ее на руки. (ЕГО бы кто-нибудь подхватил…) Отвел в гостиную, усадил в кресло. Она по-прежнему жила одна и спать, естественно, еще не ложилась.
– Вы что-то сказали? – обессиленно опустила руки Нина Михайловна.
– Гриша жив, – повторил Максимов. – Не сказать, что со здоровьем у него все спортивно и безоблачно, но он поправится, уверяю вас. Есть люди, которые до завтрашнего дня о нем позаботятся. Не советовал бы вызволять Гришу раньше – имеются причины, уж поверьте, Нина Михайловна…
– Где он? – рванулась женщина, повиснув у него на руках.
– Он просто спустился в колодец, – тихо проговорил сыщик, – немного заблудился и не смог выбраться, а проводника не нашлось. Даю вам слово, Нина Михайловна, с вашим сыном будет все о’кей. Готовьтесь к свадьбе, поставьте в известность Женечку. И большая просьба… не надо никому сообщать о моем чудесном возвращении.
Лестничные марши в четвертом подъезде он осваивал значительно быстрее. Сил, однако, не прибавилось. Дойдя до двери, Максимов чувствовал себя распятым, разбитым, растоптанным и выброшенным. «Что я делаю? – подумал он. – Зачем так громко звонить в дверь?»
Открыла женщина в сиреневом халате. Чертовски привлекательная, мордашка заспана, волосы спутаны. Любопытно было смотреть, как большие глаза делаются огромными, как милый, чуть припухший ротик медленно раскрывается, а подбородочек, окольцованный витыми локонами, сползает вниз. Это было очень выразительно и сексуально.
– Доброй ночи, Надя, – поздоровался Максимов, испытывая страшное волнение. – Ты открываешь дверь, не спрашивая, посреди ночи, не смотришь в глазок…
– Интуиция… это когда задним местом чувствуют, Костя, – тихо ответила она, пронзительно посмотрела ему в глаза и провела рукой по небритой и чудовищно грязной щеке. – Я думала, ты уже не придешь. Ты в крови, от тебя пахнет, Костя…
– Туалетная вода, – отшутился Максимов. – Из туалета зачерпнули.
– Подожди, сейчас угадаю… Ты расцеловался с самосвалом?
– Нет.
– Тебя перепутал подъемный кран?
– Нет.
– Ты упал в колодец?
– Какая изумительная догадливость! Я упал в колодец, Надя. Чтобы подняться, надо упасть. Это были незабываемые дни. Но в принципе все закончилось благополучно. Я вдоволь нагулялся, обнаружил заповедные места, где преступники прячут трупы замученных людей, посмотрел шоу гоблинов, познакомился с интересными людьми, а попутно нашел пропавшего Гришу, то есть заработал немного денег. На скорую старость. Теперь вот не знаю, с кем бы ее разделить.
– Кого разделить?
– Старость.
Надя закрыла глаза, прижалась к его щеке, обняла за шею и со сладким придыханием прошептала:
– Мама, я пропала. Я люблю кого попало…
Максимов потерся носом о мочку уха. Мочка сразу стала грязной, а на носу блеснула светлая полоса. Самое время «отформатировать мозги». Но когда? Не жизнь, а сплошные цейтноты.
– Мое чувство к обитателям этого дома тоже растет, как бамбук, – признался сыщик. – Но должен тебя предупредить, Надя, что однажды я был женат, и практика показывает – верность жене не входит в число моих добродетелей, как ни горько это признавать.
– Ты, наверное, сволочь? – догадалась Надежда.
– Последняя… – пробормотал Максимов. – А может быть, первая…
Они стояли, не двигаясь, очень долго, а потом Максимов осмелился шепнуть Надежде, что хорошо бы позвонить…
– Папка… – плакала Маринка в трубку, – ты совсем меня не любишь! Ты убийца, папка! Ты сломал мое трудное детство, а теперь и вовсе хочешь загнать в могилу! Как тебе не стыдно, родитель? Я два дня мечусь от окошка к окошку, не нахожу себе места, срываюсь на каждый телефонный звонок, насилую сотовый, перебираю старые фотографии…
– Квартиру, надеюсь, еще не продала? – ухмыльнулся Максимов. Не передать, с каким удовольствием он вслушивался в надрывные, негодующие нотки ее голоса. – Ладно, Мариша, – перебил наконец возмущенные рулады, – не доказывай лишний раз свою необъятную дочернюю любовь. Орешь так, словно я не воскрес, а помер. Дверных звонков не отмечалось?
– Были, папа. – Выпустив пар, Маринка притихла. – Но ты же учил меня никому не открывать в твое отсутствие. За исключением трех физиономий из твоего агентства – слава богу, я их запомнила, двух физиономий из полиции, одной физиономии из…
– Остановись! – поморщился Максимов. – И ответь на простой, но каверзный вопрос: ты не ходишь в школу?
– Можно и в школу, – ехидно ответила Маринка, – но там пустые стены и, что характерно, ни одного учителя. Каникулы ноябрьские, пап, которые я провожу, исключительно бегая от окна к окну, к телефону, на балкон…
– Остановись же! – засмеявшись, снова попросил Максимов. – Со мною все в порядке, Мариша, я выбрит, поглажен, хорошо одет и выполняю ответственное правительственное задание. Надеюсь, в ближайшие сутки ты меня увидишь. Сиди дома и никому не открывай. И не вздумай звонить на сотовый, все равно я его потерял.
