Марина Серова - Умей вертеться
Звонок на перемену я всегда воспринимаю как начало конца света. Это не красочный эпитет. В данной школе, находившейся на окраине Заводского района, так и есть. Тут в коридоре надо смотреть в оба, чтобы невинно резвящиеся отроки не протаранили тебя насквозь.
Учитель физики пробирался сквозь ревущий поток школьников к учительской, когда я его окликнула:
— Роман Николаевич!
Он остановился, и в него тут же вписался несущийся на бешеной скорости малец лет десяти от роду.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна. Чем обязан? — поморщившись от боли, спросил он.
— Мне надо с вами переговорить. Давайте пройдем в мою машину — свободных кабинетов нет.
— Но у меня сейчас урок.
— Не волнуйтесь. Вас подменят.
Ленка обещала мне потрудиться на два класса одновременно. Он пожал плечами и стал спускаться вслед за мной по лестнице.
Глава 9
Шок — великое дело. Главное не дать преступнику опомниться, а взять и с размаху опрокинуть на него ушат холодной воды. Пока опомнится, он уже у меня в кармане. Психическая атака — я так это называю.
— Я все про вас знаю, — решительно сказала я, когда захлопнулась дверца автомобиля.
Он молча смотрел на меня во все глаза, и я всеми фибрами почувствовала, как он внутренне напрягся.
— Вы убили Таню Гаврилову. Под ее ногтями…
Я изложила ему все, что доказывает его причастность к делу.
— Состав крови у вас очень редко встречающийся, так что вам отвертеться не удастся.
Я решила напугать его еще больше и продолжала:
— Вы посылали письма, в которых угрожали похитить и изнасиловать невинных девчонок. И многие вам платили, не понимая, что делают только хуже для своего ребенка. Танина нелепая смерть это подтверждает. А потом вы убили старуху, которая каким-то образом узнала про ваш бизнес.
Тут я немного перегнула палку, пошла ва-банк. Я хорошо знаю психологию преступника — доводилось изучать в юридическом институте. К тому же я в свое время собиралась на психологический факультет и активно готовилась, зачитываясь трудами известных психологов.
Так вот, когда на преступника «повесишь» не только его деяния, но и деяния других и при этом назовешь неоспоримые улики, он предпочтет сознаться в содеянном, лишь бы всех собак не повесили. В том, что некоторые «собаки» были лишними, я была почти уверена. Но главное не дать ему опомниться:
— А кроме того, оперативники нашли презерватив. Будет проведена спермограмма.
— Они не могли его найти, — одними губами прошелестел Роман Николаевич. Но на пленке моего высокочувствительного магнитофона, лежавшего в бардачке — неужели я об этом не позабочусь? — запись будет вполне приличной. Теперь ему не удастся отвертеться. Слово — не воробей.
— В ваших интересах рассказать все как было по доброй воле.
Слезы покатились у него из глаз, он закрыл их руками. Слезы катились, просачиваясь между пальцами, и капали на брюки.
— Вся моя жизнь пошла кувырком. Вся моя жизнь. Боже мой…
— Хватит бабских истерик. Вы сами выбрали свою судьбу. На остальных новоявленных пятерочниц еще предстоит открыть глаза ваших коллег.
— Только не это, Татьяна Александровна! Только не это! Ни с кем больше ничего не было, только с Таней. Но она сама этого захотела.
Ага, значит, она виновата. Глупая ветреная девчонка, а он, взрослый мужчина, ни при чем! Он беленький и пушистенький.
— Я прошу вас, не надо говорить ничего коллегам хотя бы сейчас. Я вам все расскажу. Все.
Ну и что изменится, если коллеги узнают о его преступлении часом или днем позже?
— Она сама назначила мне свидание в тот вечер. А потом, когда… Словом, она потребовала денег. Пятьсот долларов. И пригрозила, что все расскажет матери. Я не мог этого допустить. И не мог допустить, чтобы распалась моя семья. А денег у меня нет. Откуда у простого учителя могут быть такие деньги? Уговоры на нее не подействовали… Ну, войдите в мое положение.
Мне стало так мерзко, так противно на душе, что ком к горлу подкатил, казалось, еще секунда, и меня вырвет.
— Вы не простой учитель, — с нескрываемым отвращением сказала я. — Вы — шантажист и убийца.
— Я никого не шантажировал, Татьяна Александровна. Таня Гаврилова — величайшая ошибка в моей жизни.
Я невольно зло усмехнулась:
— Слишком дорого ей обошлась ваша ошибка. Она стоила девочке жизни. Думаю, вам необходимо поставить администрацию школы в известность, что уроки проводить вы больше не можете, потом пойдете в милицию и сделаете добровольное признание. Вам зачтется.
Я поверила, что к шантажу он не причастен. Несуразности и несостыковки даже Ленка заметила. Отпечатки пальцев, снятые с трубки, надеюсь, расставят окончательно все точки над «и». А значит, как я уже говорила, все надо начинать сначала. С нуля. А Романа Николаевича я должна под белы рученьки доставить в отделение к полковнику Григорьеву. Вот уж он порадуется! Хоть одним «глухарем» меньше станет.
Честно говоря, мне жутко не хотелось ехать с Динамитом в одной машине. Это все равно что находиться в грязной квартире, кишащей тараканами.
Но частный детектив, хоть и живет по своим собственным законам, все же основных законов нашего государства должен придерживаться. Добросовестный детектив, я имею в виду.
Пусть читатель не сочтет меня тщеславной и глуповатой, я отношу себя именно к таким. Это не только мое личное мнение, это мнение моих многочисленных благодарных клиентов, которых я в свое время вытащила из неприятностей и помогла чем могла.
— Короче, так, любезный Роман Николаевич, сейчас вы идете, как я уже сказала, отпрашиваетесь с уроков, и мы с вами едем в отделение. Я жду вас здесь, в салоне автомобиля.
Он кивнул, вылез из машины и тяжелой, шаркающей походкой мгновенно постаревшего человека поплелся в здание школы.
Пару минут я ждала спокойно. И вдруг меня словно что-то кольнуло. Возникла такая смутная, совершенно непонятная тревога. Не знаю, бывает ли так у других, когда на одно, совершенно неуловимое мгновенье вас ослепляет озарение. Вы вдруг отчетливо видите какую-то картину и еще не понимаете, что стряслось, но совершенно уверены, что это когда-то уже было. И сразу жуткая, непонятная тоска мохнатой лапой больно сдавливает ваше сердце.
Именно в этот момент из широко раскрытого окна школы на втором этаже вырвался дикий, душераздирающий вопль, похожий на рычанье огромного по размерам раненого чудовища. Вслед за ним истеричный женский визг. К нему присоединился вопль еще одной женщины. И тут уж вся школа загудела, как потревоженный улей.
Что это там у них произошло? — невольно пронеслось в голове. И тут же я ответила сама себе: кажется, что-то ужасное. Надо скорее узнать! Я выскочила из машины.
Я мчалась по лестнице, попав в лавинообразный поток школьников, которые почему-то неслись в одном направлении.
— «Скорую» вызывайте, «Скорую»! Света, позвони быстро в «Скорую»! — свесившись через перила, кричала молодая учительница.
Дверь Ленкиного кабинета была распахнута настежь, но ее самой не было видно. Я быстрым шагом направилась в кабинет Динамита.
Кое-как растолкав любопытных школьников и преподавателей, я с трудом протиснулась в кабинет.
На полу посредине класса лежал Роман Николаевич. Глаза его закатились, в уголках приоткрытого рта скопилась бурая пена.
— Что произошло? — обратилась я к собравшимся, бросившись к пострадавшему. Взяв его запястье, я с величайшим трудом прощупала пульс. Слегка нажимаю, и пульс тут же исчезает. Наполняемости нет. Плохой симптом, малообнадеживающий.
Из толпы отделилась рыдающая учительница:
— Татьяна Александровна, он вошел ко мне в кабинет и попросил соляную кислоту. Сказал, что ему надо припаять что-то в транзисторе. И я дала. Разве я знала, что он собрался ее выпить?! О господи!
Завучиха обняла ее за плечи и попыталась успокоить:
— Руфина Валерьевна, успокойтесь. Этого же никто не мог знать.
Поражаюсь, честное слово! Мало того, что он жил столь недостойно, так он себе еще и смерть выбрал такую, какую, на мой взгляд, могла выбрать только женщина. Не мужское это дело — кислоту хлебать. Уж лучше бы из окна выбросился.
А может быть, испивая кубок смерти, он таил надежду все-таки остаться в живых? Как ни фигова жизнь в его ситуации, жить все равно хорошо?
За окном раздалась сирена «Скорой».
Я начала вытеснять столпившийся в классе народ в коридор.
— Пожалуйста, разойдитесь. Здесь вам не цирк.
— Где больной? — высокий субтильный врач с тонкими чертами лица протиснулся в кабинет. — Разойдитесь немедленно! Не мешайте работать! Миш, давайте носилки сюда.
— Он будет жить? — продолжала рыдать несчастная учительница химии, чувствовавшая себя виноватой во всех смертных грехах.
