Оксана Обухова - Ставка на проигрыш
Он заложил обе руки за голову и отправил мне изучающий взгляд:
– Ты ожидала большего.
Вот заладил!
Мы всегда избегали выяснения отношений, но сейчас Назар сам начал разговор. Полунамеками. И поскольку мне хорошо была известна эта особенность господина магната – заставлять людей проявлять инициативу, – я только закусила губу. Как опытный банщик, Назар подкидывал дровишки в огонь чужого нетерпения, ждал, пока собеседник раскалится в атмосфере его присутствия и начнет пыхтеть паром.
Ну уж дудки! Провокации ты от меня не дождешься!
Я немного прикрылась простынкой, напустила на себя скромности и вернула любимому пальму первенства:
– Тебя так много, Назар, что ждать большего уже невозможно.
Назар хмыкнул и, задрав подбородок к потолку, спросил:
– Значит, тебе… достаточно?
Ах, провокатор, Макиавелли чертов! Конечно мне не достаточно!
Но что ответить? Я молча теребила край простынки и улыбалась, как школьница, получившая неожиданную пятерку за провальный ответ. Назар Савельевич, вы не дождетесь от меня тишайшей просьбы – купи мне, милый, обручальное кольцо. Я – выдержка и сталь, я – теплый лед и ласковое пламя. Все только сам, по доброй воле, я девушка приличная. Не навязываюсь, что немаловажно.
Или я затеяла глупую игру и следует поддаться?
Он ждет уступок?
Ну не дано мне Туполева понять!
– Назар, давай не будем упражняться в недомолвках.
– Туше, – сказал магнат и ласково добавил: – У нас будут умные дети. Иди ко мне.
Ну вот. Как всегда! Ушел. Умылся. Ускользнул. Пропал без вести, точнее, без известий.
Я положила себя поверх любимого, зарылась носом в его ложбинку между плечом и шеей и успела подумать: «Дети-то у нас, может быть, и будут. А свадьба?! Обручальное кольцо и поп с кадилом?!»
После плотного, на двух любвеобильных слонов, обеда в каюте Туполева (Назар сказал, что я его так «умотала», что ему даже брюки не надеть и до ресторана не дойти) любимый уснул почти мгновенно. Я с нежностью посмотрела на его расслабленное, чуть детское лицо и бережно укрыла простынкой до уха. Спи, любимый, на такой чертовой работе, как у тебя, даже лезвие человека-топора крошится. Сама прошла в соседнюю каюту, раскрыла гардероб и начала выбирать наряд для посещения палуб, баров и ресторана в дневное время. Удобный наряд шпиона-ниндзя для этих целей не подходил категорически, поскольку даже девушка-ниндзя не ходит на «работу» с сумочками. Все острые предметы она привешивает к поясу, неострые в карман кладет, а длинные и суперострые несет в руках.
В моих руках не должно быть ничего, кроме дамской сумочки. Что, согласитесь, будет смотреться странно вкупе с обтягивающим спортивным костюмом. (Ах, ах, у меня в нем такая очаровательная попка…) А в остальном я женщина курящая, и сумка всегда при мне. В ней находятся сигареты, зажигалка, сотовый телефон и прочая ерунда вроде помады, носового платка и пудреницы.
Я остановила выбор на светлом в крапинку костюме под бежевый ридикюль, сложила в него все вышеперечисленные мелочи – с мобильником я теперь старалась не расставаться даже в туалете – и добавила к ним цифровую видеокамеру. Всех съемок в этой камере набиралось минуты на четыре. Я и Туполев на фоне проплывающих берегов,
Назар Савельевич за работой, лорд Каментон сурово смотрит вперед по курсу и выглядит при этом очень импозантно.
На палубе по правому борту мне встретился только спешащий помощник капитана симпатяга Лео. Мы приязненно раскланялись, поулыбались и разошлись по своим делам: я – вскрывать ящики у сортиров, он – народом руководить. Каждому свое.
Посмотрев вслед помощнику и оглядевшись по сторонам, я еще раз задала себе вопрос: «А оно тебе надо, Соня?» Сама себе ответила: хуже не будет – и медленно, прогулочным шагом вплыла в куцый коридор ресторана.
Прямо по курсу ни одной персоны не наблюдалось. Я тем же прогулочным шагом втекла в ресторан, убедилась, что, кроме праздно шушукающихся официанток, в нем ни души (девушки на меня даже внимания не обратили), и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вернулась в коридорчик.
Вздохнула глубоко-глубоко и юркнула к зеркалу возле мужских умывальников. (Моя бежевая юбка аж свистнула меж створок стеклянных дверей.) Подбежала к зеркалу, засунула пальцы обеих рук в щель между рамой и стеной и что было силы дернула.
Дверца приятно чавкнула магнитными замками и легко, без скрипа ушла в сторону.
В неглубокой, сантиметров на двадцать, нише висели четыре не особенно загруженные полки. На то, чтобы обследовать хранилище бытовых химикалий, я заранее отвела себе не больше десяти секунд. Так что теперь, не теряя времени даром, пустилась лихо шарить по полкам и стенам.
Полки и стенки, что странно, оказались единым монолитом из пластика. Их не собирали, не вкручивали, а плотно вставили в стену всей коробкой. Ни щелей, ни шурупов, ни прочих полостей, в которых мог бы прятаться тайник, в ящике не было. Гладкий, без единого зазора или выпуклости шкафчик хранил в себе крошечные кусочки розового мыла в виде ракушек, мешки и тубусы с сантехническими порошками, гели в прозрачных пластиковых емкостях и рыхлые горки тряпочек-губочек. Внизу, на самом полу, лежала связка унитазных ершиков.
И это все?! А где тайник?!
Я быстро, считая уже тринадцатую секунду, начала шарить под ершиками и тряпочками, потряхивать пластмассовые баночки с гелями и стеклоочистителями, ворошить мешки. Не обнаружив в них или под ними твердого предмета и уже чувствуя, что все напрасно, я дотянулась до верхней полки с двумя рядами банок пемолюкса, отодвинула их в сторону, полюбовалась пустым углом и поочередно вернула все восемь банок в четкий строй. Потом прислушалась – за прозрачными дверями в коридоре было тихо и, мысленно перекрестившись, достала из сумочки кинокамеру.
Быстро, но последовательно засняла всю внутренность шкафа и тут же захлопнула дверцу.
Уф! Задача-минимум выполнена. Тайника, как, впрочем, и ожидалось, обнаружено не было, но бередить мне воображение и нервы уменьшенной версией комнаты Синей Бороды шкаф уже не станет. Он рассекречен, раскрыт и даже отображен для потомков на пикселях.
Я уже выходила на палубу, уже перешагивала порог коридора, когда вдруг какой-то бес толкнул меня в спину.
Я решительно развернулась и резко взяла курс на дамские умывальники. Точнее – на шкаф возле них.
Инесса Львовна, безусловно, дама толковая, лево-право вряд ли путает, но спьяну чего не померещится.
Подойдя к зеркальной панели, я вцепилась в ее боковину всем маникюром, дернула и обнаружила то, что ожидала. Такой же пластиковый короб, только уже без полочек. Этот монолитный пластиковый гроб принял в себя две швабры, один веник, высокое узкое ведро и рабочий халат синего цвета на гвоздике. У ведра лежала мокрая тряпка в виде пучка веревок, я не поленилась, подняла ее вверх и глянула по всем углам. Теперь несолоно хлебавши, но с чистой совестью можно отправляться восвояси и перестать думать. О Синей Бороде, шпионах и тайниках. Теперь, как мне казалось, точно – все. Если тайник в ящике и есть, то такой хитрый, что ни одной таможне не сыскать. Или сыскать, но с разрушениями.
Или… например, можно измерить толщину стены, в которую упрятаны ящики и канализационные коммуникации, вычислить все до миллиметра, найти несоответствия…
«Соня-а-а-а!!! – простонал внезапно мой внутренний голос. – Очнись! Все! Хватит! Оставь шпионские игры и иди Туполева ласкай!»
«Туполев спит», – возразила другая, более деятельная сторона моей натуры.
«А ты дурью маешься!»
«Не маюсь. А устраиваю игровой практикум для мозгов. С экстримом, правда».
«Иди в каюту, ляг под бочок Назара Савельевича, подрыхни пару часиков».
В тот момент, когда я уже совсем было уговорила себя идти подрыхнуть, на палубу в сопровождении китайского почти министра и коротконого бизнесмена первой гильдии вышел господин Марченко. Максим Сергеевич увлеченно жестикулировал, бизнесмен клейко висел у министерского уха и что-то нашептывал, заместитель по легкой промышленности хранил молчание и важное выражение лица.
Я прижалась к перилам, пропуская троицу вдоль себя, и подумала: «Интересно, Инесса Львовна не спит, случайно?» Поразмышляла так пару секунд и решила – вряд ли. Уж кто на этом пароходе и выспался на неделю вперед, так это мадам Марченко за трое суток ареста.
Так что, сбегав в свою каюту за фотоаппаратом Марченко, я отправилась с визитом к Инессе Львовне. Говорить «спасибо», врать и, признаться по совести, втравливать в шпионские игры. Понимала, что поступаю некрасиво. Инесса и так едва жива осталась, но, по большому счету, то, о чем я хотела попросить Инессу Львовну, реальной опасности не представляло. В кафе на набережной курьер видел только меня, а я с Инессой Львовной в обществе пока не светилась и все переговоры вела приватно, с глазу на глаз. Ведь только в порядке бреда можно предположить, что курьер умудрился заподозрить в питерской бизнесменше агента контрразведки. Предположить это можно, только сделав скидку на прогрессирующее слабоумие иностранного шпиона ввиду стрессовой ситуации, поскольку углядеть в бабе, вопящей всякие угрозы и гадости под дверью мужского туалета, реально действующего филера мог только насмерть перепуганный дебил. А «клетчатый», скорее всего, таковым не был.
