Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря
Алёна еще раз перечитала письмо, никакого наводящего следа не обнаружила, но сочла, что самый интересный момент в нем – про сундук.
«Часиков так в девять вечера загляни в сундук. Как видишь, мы все знаем, балда ты!»
Что бы сие значило? Какие тайны скрыты в сундуке – тайны, которые вызнали Зиновий с Зиновией?
Алёна оглядела эту, с позволения сказать, достопримечательность Феичевой жилухи. Сундук как сундук, старый, потертый, ничего в нем нет особенного, кроме каких-то чрезмерно грубых углов, о которые Алёна изрядно побилась, и сметенного к нему мусора, свидетельствовавшего о том, что сундук не передвигали как минимум год. А может, и дольше. Почему Феич не переставит его в другое, более удобное место?!
Алёна задумчиво потрогала тяжелую, окованную железом крышку сундука – и не смогла удержаться, чтобы его не открыть. Вообще-то он был заперт на висячий замок... Заперт, но не замкнут, если кому-то что-то говорят такие тонкости значений двух этих синонимов. Дужки замка были просунуты в скобы засова, но на ключ не закрыты. И стоило Алёне коснуться замка, как дужка вывалилась и замок, как говорила бабушка писательницы, раззявился.
Тут, само собой, наша героиня воровато оглянулась – некоторые поведенческие штампы ужасно живучи в стандартных ситуациях! – а потом вытащила замок из скоб и распахнула крышку. И чуть не упала в злосчастный сундук, обнаружив не груду каких-то таинственных вещей, а... зияющую пустоту.
Из записок Вассиана Хмурова
Что рассказал дядька Софрон
«Белый тигр появился среди ночи под тихий звон колокольцев и перестук бубна. Увидал его часовой из-под стен острога – поднял тревогу. Кандальные смотрели сквозь щели бревенчатого частокола, крестились, грохоча цепями.
В доме, где жили бессемейные офицеры, пробудились все, прильнули к окнам. Стрекалов перекрестился, потом, словно стыдясь сам себя, покосился в угол комнаты, где стоял топчан, нарочно сколоченный для Акимки: тот накануне отъезда – сопроводительные бумаги из Хабаровки должны были прийти со дня на день – жил уже в гарнизоне, Стрекалов своего самородка ни на шаг от себя не отпускал. Топчан был пуст, Акимка сидел на корточках подле, смотрел исподлобья:
– Амба за мной приходил, да?
– Да показалось это, – неуверенно сказал Стрекалов. – Нету там никакого амбы. – И загородил окно спиной.
– Амба из рода Актанка, он не простит, что я хотел женщину Актанка за себя взять, – обреченно возразил Акимка. – Он за нее заступился, он хотел меня задрать, за Тати отомстить. Теперь он за мной будет до тех пор приходить, пока из дому не выманит и не задерет.
– Ты рассуждаешь так глупо, что мне даже спорить тошно, – раздраженно бросил Стрекалов. – С суеверами спорить – сам дураком станешь. За тобой, видишь ли, амба с того света явился... Больно много о себе воображаешь! Да и что, тигр с того света явился? Разве для тигров тот свет есть? Вот еще не хватало! Там небось людьми все занято и без тигров плюнуть некуда!
Стрекалов ворчал, ворчал, не заботясь о том, слышит его Акимка или нет, не понимая толком, себя он успокаивает или мальчишку.
– Амба, амба, уходи, амба! – донесся до него дрожащий голос Акимки, и Стрекалов, не выдержав, вдруг закричал, сильно высунувшись в окно:
– Амба, амба, уходи, амба!
Со двора кандальников донесся дребезжащий смех. Стрекалов пригляделся. Стражник Чуваев, держа в руке факел, стоял внизу, отгоняя каторжан от изгороди, и угодливо хохотал, твердя вслед за Стрекаловым:
– Амба, амба, уходи, амба!
Ни смеху, ни словам его никто не вторил: изгои, какими были каторжные, в своих тягостных попытках выживания быстро проникаются суевериями того места, где протекает их нерадостное бытие, цепляясь за тот проблеск надежды и успокоения, какие могут даровать им свое ли божество, чужие ли кумиры, привыкают трепетать тем же трепетом, каким трепещет окружающий их мир, а потому никто не спешил смеяться вместе с Чуваевым. Люди угрюмо крестились, расползаясь по своим углам и шалашам, которые ладили для ночлега, потому что внутри острога в душные летние ночи было невыносимо спать скопом.
Стрекалову из окна было видно, что почти все кандальные разошлись – около ограды осталась одна лишь фигура. Он узнал широкие, худые, сог-бенные плечи Максима Волкова.
– А ну! – прикрикнул на того Чуваев. – Чего припал к ограде, будто к родной бабе? Отцепись да иди на место!
Максим не шелохнулся. Тогда Чуваев подскочил к нему и пнул что было силы:
– Пошел, ну!
– Отставить! – закричал Стрекалов. – Волков, отойди от ограды! Отправляйся спать!
Максим, сбитый на землю, медленно поднимался на ноги. Звон его цепей сливался с заунывным звоном колокольчиков, доносившихся с острова, и Стрекалов с облегчением увидел, что тигр удаляется, тает в ночном тумане.
– Он уходит! – радостно закричал капитан, а каторжник внизу поднял к нему лицо, показавшееся бледным пятном:
– Сегодня ушел, завтра опять придет. За мной придет.
Стрекалов даже плюнул с досады:
– Ну вот, и этот туда же, еще один сумасшедший... А ну, иди на место, Волков! Спать иди!»
* * *Нет, не в том смысле, что сундук был пуст. Черная пустота, которая была его содержимым, казалась бесконечной, но когда Алёна взяла фонарь, лежащий рядом с «береттой», столь же красивый, навороченный и неожиданно прогрессивный среди всего деревенского безобразия, и посветила в эту темную пустоту, оказалось, что сундук ведет в обычный деревенский подпол: то есть он исполнял роль очень своеобразной крышки подвала.
Надо сказать, что писательница Алёна Дмитриева не только любовные детективы мастерски валяла, но и считалась неплохим знатоком истории, а также была весьма искушена в русской демонологии, то есть в фольклорных байках о всевозможной нечисти. В безумные постперестроечные годы, когда каждый выживал, как мог, причем порою самым причудливым образом, Алёна и ее муж (ну да, наша феминистка-экстремалка и фуриозная эмансипатка тоже, как все нормальные женщины, сходила замуж, причем аж дважды) Михаил Ярушкин завели маленькое издательство и маленькую же книготорговую фирму. Все это, разумеется, благополучно скончалось, когда нахлынул, как цунами, знаменитый дефолт 1998 года, однако несколько весьма любопытных книг издательство «Русские купцы» (наша героиня обладала очень развитыми имперскими амбициями и не скрывала этого!) все же успело выпустить. Среди них была книжка под забавным названием «Как мужик ведьму подкараулил». Кстати, иллюстрировал ее Леший, и, если Алёна ничего не позабыла за давностию лет, именно по этому поводу они с молодым и тогда совершенно неизвестным художником познакомились и подружились.
Так вот о книжке. Она представляла собой невыразимо захватывающий сборничек коротеньких баек про всевозможную нечистую силу. Составила сборник сама Алёна, и не только его. Она вообще одно время очень серьезно занималась славянской мифологией и демонологией, запросто могла бы защитить диссертацию на данную тему, однако всякие ученые звания, чины и регалии ее никогда и ничуть не интересовали. Но, честно, трудно было бы найти человека, который знал большее количество страшилок из жизни банников, овинников, домовых, дворовых, водяных et cetera, et cetera. Поэтому неудивительно, что сейчас в голове Алёны мигом возникла парочка страшноватых сюжетов о так называемых подполянниках – то есть существах, живущих в погребах и подполах.
Некоторые исследователи русской демонологии относят их к семейству домовых, но очень многие выделяют как отдельный подвид. Подполянник никогда не показывается из своего обиталища – так же, впрочем, как амбарник, который практически не покидает амбара, или банник, приверженный исключительно бане. Зато на своей территории подполянник обладает полной и нерушимой властью. Нравом он весьма причудлив и очень любит щекотать под юбкой и рубахой баб, которые спускаются в подпол в темноте, ну а порою откровенно утаскивает юных красоток и живет с ними блудно, а иногда играет свадьбу. Предпочитает он девок, матушками своими нелюбимых и проклинаемых.
Увидев лаз в подполье, Алёна вспомнила одну историю про то, как некая девица получила письмо от своей сестры, неведомо куда сгинувшей после крепкого материнского: «Чтоб тебя черти взяли!» Эта пропавшая приглашала сестру на... свою свадьбу с подполянником. И девушка, вообразите, в назначенный час откинула крышку подпола, спустилась по лесенке, встала, как положено обрядно, расставив ноги, поглядела промеж них – и тотчас попала на преизрядную пирушку, во время которой за ней, к вящей ревности нескольких молоденьких кикимор, напропалую ухаживали самые привлекательные банники-овинники-сарайники– амбарники-дворовые-домовые-гуменники-поле– вые-стоговые-подорожные-перекрестные-лешие и разные прочие демоны обитаемых и необитаемых мест. Рассказывали, что приглашены были также водяные, омутники и болотники с русалками, омутницами и болотницами, но те прислали вежливые отказы: опасались развести своим присутствием избыточную сырость. Сестру невесты вышеперечисленные галантные кавалеры всячески завлекали остаться в подполе, однако она была помолвлена с самым обычным человеком и слова нарушить не могла да и, весьма может статься, не хотела. Ее отпустили восвояси, осыпав дорогими подарками, которые, лишь только она выбралась из подпола, оказались сухим назьмом и были с обидою выброшены в печку.
