Юлия Вознесенская - Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной
Апраксина поблагодарила Мириам, попрощалась и скорым шагом направилась к припаркованной машине: ей хотелось поспеть еще и на обыск в Олимпийскую деревню.
Олимпийская деревня. Сюда, на северную окраину Мюнхена, после войны свозили горы битого кирпича, черепицы, штукатурки, стекла, обломков металла и дерева и, конечно, человеческих останков, уже от них неотделимых: жильцы погибали вместе со своими домами, и прах жилищ смешивался с прахом хозяев в общий скорбный сор войны. Долгое время эти горы оставались нетронутыми, потом их засыпали землей, устроив что-то вроде группы курганов, и через десятки лет место это превратилось в обычные зеленые холмы. Позже здесь была построена телебашня, а к Мюнхенской международной олимпиаде 1972 года была устроена Олимпийская деревня для спортсменов и построен стадион: гигантская паутина его стеклянного полога до сих пор является самой большой по площади крышей в мире. После Мюнхенской олимпиады деревню передали университету под общежитие для студентов, а позже она расстроилась в обыкновенный жилой массив, сохранив лишь спортивное название.
В Олимпийской деревне нет проезжих улиц, по ней можно лишь ходить пешком и ездить на велосипедах. Зато под землей находится еще одна Олимпийская деревня — для автомобилей: это обширный двухэтажный гараж, где проезды для машин повторяют названия улиц, расположенных наверху. Апраксина прежде никогда здесь не бывала; она поставила машину на первое попавшееся свободное место и, выйдя из машины и увидев таблички с названиями улиц, тут же сообразила, что найти дорогу ей поможет обыкновенная городская карта. Так и вышло: ориентируясь по карте, она быстро нашла подземную часть Штрасбергерштрассе и пошла к выходу наверх.
Поднявшись по винтовой лестнице, она оказалась на склоне холма, спускавшегося террасами к широкому лугу: на этих террасах стояли одинаковые многоквартирные дома, аккуратные и безликие. Проходившая мимо девушка, по виду студентка, показала ей, где находится дом номер 9, и Апраксина спустилась к нему по каменной лестнице между куртинами буксуса. Найдя табличку с номером «9» на стене трехэтажного дома, она подошла к дверям, нашла в списке квартир номер «519» и позвонила. Прогудел зуммер, и входная дверь отворилась.
Войдя в лифт, она с удивлением увидела, что на табличке обозначено пять этажей, но потом сообразила, что дом может с другой стороны иметь на два этажа больше, поскольку расположен на террасе. На пятом она вышла и именно здесь нашла номер «519». На звонок дверь квартиры почти сразу же отворилась, и перед ней, заматывая голову полотенцем и что-то напевая на незнакомом графине языке, предстала молодая женщина в небрежно накинутом на голое тело купальном халате. Обе растерянно уставились друг на друга. Апраксина спросила Каменевых — женщина ее не поняла. Через несколько минут выяснилось, что она румынка и по-немецки почти не говорит. Апраксина перешла на итальянский, и кое-как они договорились: оказалось, что кроме дома номер 9, есть еще номера 9в и 9с. Румынка посоветовала ей в следующих домах сначала посмотреть список жильцов в подъезде — снаружи, возле звонков, были указаны только номера квартир.
В соседнем корпусе 9в никаких Каменевых в списке жильцов не оказалось. После еще четверти часа блужданий Апраксина нашла наконец корпус 9с, стоявший почему-то совсем в стороне от первых двух девятых номеров, снова поднялась на пятый этаж, позвонила — и на этот раз дверь ей открыл инспектор Миллер собственной персоной.
— Долго разыскивали? — спросил он, улыбаясь.
— Догадываюсь, что и вы не сразу здесь оказались, — ответила, переведя дух, Апраксина. — Ну, может быть, вы меня впустите?
— Ах да! Извините! — Инспектор отступил, освобождая графине проход через крошечную прихожую, половину которой занимала встроенная кухня. Апраксина вошла в единственную комнату квартиры и огляделась.
Это была скромно меблированная квартирка наподобие той, в какой жила Ада фон Кёнигзедлер, разве что метра на три больше, вытянутая и заканчивающаяся балконом. Мебель такая же безликая, стены беленые. Возле окна с балконной дверью стоял мольберт, но на нем висела женская одежда. Диван-кровать и платяной шкаф у одной стены, два книжных стеллажа и стол между ними — у другой. На столе стояла неубранная чайная посуда и полупустая стеклянная банка растворимого кофе.
Петер Зингер, тщательно осматривавший содержимое платяного шкафа, почтительно поздоровался с Апраксиной.
— Нашли что-нибудь интересное? — спросила она.
— Целый пластиковый мешок бумаг. Многие исписаны кириллицей — работа для вас, графиня! — ответил Миллер.
— Отлично. Я заберу весь бумажный сор с собой и поработаю над ним дома. Какие-нибудь другие бумаги — документы, письма?
— Открытка, приготовленная к отправке, кое- какие счета и немецкие бумаги, касающиеся получения политического убежища в Германии.
— Счета и бумаги вы заберете с собой?
— Конечно.
— Сделайте для меня, пожалуйста, копии. А открытку, если она написана по-русски, я заберу вместе с бумажным мусором, если позволите.
— Я буду вас об этом умолять!
Графиня кивнула и подошла к полкам с книгами. Их было немного: эмигрантская литература на русском языке и несколько довольно дорогих немецких альбомов по искусству. «Это, по всей вероятности, подарки Анны Юриковой», — подумала Апраксина.
Особо, на отдельной полке, стояли словари, учебники немецкого языка Грисбаха, которыми пользовались многие иностранцы, и несколько немецких книг. Апраксина внимательным взглядом прошлась по корешкам, потом взяла одну из книг.
— Anna Jurichova «Die Kunst unter dem Eis»[2], - прочла она., - Так она, значит, у нас еще и писательница…
— Это та самая Юрикова? — удивился Миллер.
— Та самая.
В книге было множество фотоиллюстраций, в большинстве своем черно-белых, но попадались и цветные. Она закрыла книгу, поставила ее корешком на ладонь и дала ей свободно раскрыться: книга открылась там, где ее чаще всего читали, а именно на страницах, где в тексте мелькнуло «К. Каменев и другие, пока что мало известные на Западе художники». Усмехнувшись, она поставила книгу на место.
Тот же самый опыт с путеводителем по Мюнхену дал ожидаемый Апраксиной результат: он раскрылся на страницах, посвященных музеям изобразительного искусства и картинным галереям; книга по уходу за кожей лица раскрылась на разделе «Жирная кожа»; томик стихов Гёте и двухтомник Ричарда Баха зачитанными не были.
— А теперь, инспектор, покажите мне, где тут у них хранится обувь? — попросила Апраксина.
Миллер подошел к шкафу и отворил дверцу.
— Вот тут, внизу.
Апраксина присела перед шкафом на корточки и стала внимательно разглядывать обувь, беря в руки и поворачивая кверху подошвой одну пару за другой.
— Позвольте полюбопытствовать, графиня, что вы там изучаете? — спросил инспектор Миллер.
— Как что? Не улики же… Я пытаюсь по обуви определить характер ее владельцев — Константина и Натальи Каменевых.
Миллер присвистнул, Зингер приоткрыл рот.
— Вот смотрите, Каменев стер подметки с носка и с наружного края. Люди, у которых обувь стирается таким образом, нелюдимы, они живут своим внутренним миром и не любят допускать в него других. У них стойкие и абсолютно независимые взгляды на все на свете. А вот туфли его жены, здесь совсем другая картина: подошвы всех ее туфель стерты с внутреннего края, что говорит о неустойчивом психологическом типе. Так стирают подошвы люди, готовые часто менять свои убеждения под влиянием окружающих.
— А сбитые каблуки говорят вам что-нибудь, дорогая графиня?
— А как же! Они говорят о том, что Каменева плохо следила за подаренной ей обувью, а еще о том, что у Ады фон Кёнигзедлер резкий агрессивный характер, что она большая эгоистка, способная идти к своей цели напролом и по головам: вот эту пару сначала недолго носила она, а потом ее донашивала Наталья Каменева. Кстати, Каменев, по-моему, носит очки: судя по обуви, у него не очень уверенная походка. Но в Монжероне он был без очков.
— Да, очков на нем не было. Но завтра мы еще раз встретимся с ним, можно будет его спросить, если это важно.
— Ах, хотела бы я знать, инспектор, что для нас важно, что нет! А вот кроссовки, в которых Наталья Каменева ходила по сырой земле, а потом не стала их мыть, только кое-как обтерла: с кроссовками бережливые женщины так не обращаются… Знаете, инспектор, мне сейчас почему-то вдруг пришла в голову мысль, что неплохо бы и мне посетить отель «У Розы».
— Надеетесь обнаружить там забытые Каменевым очки?
— Ну что вы, инспектор, такую улику вы с Зингером ни за что бы не пропустили! Нет, я просто хочу взглянуть на место происшествия.
— На место преступления, хотите вы сказать?
