Наталья Александрова - Порванная струна
– Шаман?! – полувопросительно произнес Ковригин, уже понимая, что это именно он, легендарный и загадочный бандит, почти одиночка – его группировка была смехотворно мала и, если бы не удивительная личность лидера, не играла бы в городе значительной роли. Но о самом Шамане рассказывали такое, во что почти невозможно было поверить. Он мог проникнуть куда угодно, никакая охрана, никакая суперсовременная система защиты не могла ему помешать. Если Шаман приговаривал кого-то к смерти – приговоренному оставалось только закупать цветы и водку на собственные поминки.
И этот человек сидел сейчас на переднем сиденье ковригинской «БМВ», глядя на Юрия Ивановича своими холодными невыразительными глазами.
– Что, Арик уже успел с вами связаться? – несколько суетливо и многословно осведомился Ковригин.
Шаман презрительно скривил рот и тихо проговорил:
– Арик со мной не связывался. Со мной не надо связываться. Если со мной хотят поговорить и если разговор мне интересен – я прихожу. О чем вы хотели поговорить?
– Пал Палыч, козел мелкий, зарывается… Сжег мой груз на таможне… Я своих людей не могу подключить, разборки начнутся, в городе будут недовольны, а вы стоите выше всех этих… понятий…
– Понятно. – Шаман чуть заметно усмехнулся самым краешком рта. – Вашему Арику Маленький Паша явно не по зубам. А мне на эти понятия действительно наплевать. Хорошо. Я разберусь с Пашей. За это я хочу две вещи: из Пашиного хозяйства я возьму под себя казино «Юрмала», а вы мне отдадите шведский меч. Я очень люблю оружие.
– Какой меч? – переспросил Ковригин, тут же поняв, что сморозил глупость: с Шаманом хитрить нельзя, а не вовремя взыгравшую жадность нужно душить в зародыше. Хоть ему и жалко было отдавать великолепный шведский клинок с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, но помощь Шамана в этом деле с Палычем стоит больше, гораздо больше.
– Что с вами, Юрий Иванович? – с презрительным удивлением осведомился Шаман. – Вы не помните, какой у вас есть прекрасный шведский парадный меч семнадцатого века работы мастера Акселя Левенфельда? Или у вас так много подобных сокровищ, что вы в них путаетесь?
– Нет-нет, конечно, – забормотал Ковригин, – конечно, меч ваш, берите его, я просто сразу не сообразил, о чем идет речь…
– Ну вот и хорошо, – кивнул Шаман, – мы с вами договорились. Кстати, к Виталию никаких мер не принимайте – парень ничего не мог сделать, вы же понимаете. Да он скорее всего ничего не запомнит.
Когда-то это здание в одном из промышленных районов Петербурга венчала многометровая светящаяся надпись «Народ и партия едины». С тех пор не только единство народа и партии кануло в вечность, но и слово «партия» приобрело множественное число, и достаточно молодой человек, увидев такую надпись, мог бы спросить: «А какая партия?», а возможно даже: «А какой народ?»
Поэтому морально устаревшую надпись оголодавшие умельцы давно уже разобрали на детали и сдали по частям в пункт приема цветных металлов, а само строение, несколько раз поменявшее хозяев, пережило два-три ремонта и стало импозантным и престижным офисным зданием с несколькими красивыми логотипами возле входа.
Поздним мартовским утром на расположенной поблизости от офисного здания стройплощадке имело место странное оживление. Рабочие в аккуратных спецовках по приказу своего начальника дружно покинули стройплощадку и курили в сторонке, с любопытством озираясь на свое опустевшее рабочее место.
Вскоре, негромко урча моторами, к стройплощадке подъехали два джипа с забрызганными грязью номерами. Из джипов вылезли несколько крепких ребят в таких же, как у строителей, аккуратных комбинезонах. Молодцеватые «строители» скрылись за забором стройплощадки, и дальнейших событий посторонние уже не видели.
А дальше было вот что.
Подъехавшие орлы разделились на три небольшие группы. Двое поднялись в кабину подъемного крана, трое, расчехлив короткие десантные автоматы, заняли посты в ключевых точках площадки, а четверо оставшихся подошли к плоской бетонной плите с кольцами по углам. Кран заревел и ожил, развернув свою стрелу к плите. Ловко подхватив стропы, бойцы закрепили их по углам бетонного четырехугольника и встали на плиту как на площадку лифта, ухватившись за стропы. Мотор крана снова заработал, плита с бойцами плавно поднялась в воздух и поплыла над стройплощадкой. Миновав ее забор, она зависла над плоской крышей соседнего офисного здания – именно там, где раньше красовалась достопамятная надпись, провозглашавшая единство одного народа и одной партии.
Псевдостроители сбросили свои комбинезоны, разобрали вещмешки с оружием и, облаченные в черные трикотажные костюмы и шапочки с прорезями для глаз, попрыгали на плоскую крышу.
Один человек резко выделялся из группы. На фоне плечистых и подтянутых парней он был невысок, неказист, сутуловат, но его ленивая медлительная грация и та несколько испуганная поспешность, с которой остальные выполняли его негромкие приказы, говорили о многом.
Аккуратными перебежками, прикрывая друг друга, черные фигуры пересекли крышу и, рванув ломиком дверцу пожарного люка, проникли в здание.
Двадцатью минутами позже Вован, сменивший на посту старшего смены, временно впавшего в немилость Толяна, окликнул по переговорнику одного из своих бойцов, патрулировавших коридоры офисного здания, и не получил ответа. Не очень забеспокоившись, он все же велел другому бойцу на всякий случай проверить, чем так занят замолчавший браток, что не отвечает отцу-бригадиру. Второй боец отправился на проверку и тоже пропал.
Тут Вован уже заволновался, взял еще двоих ребят и пошел проверить «непонятки».
Поднявшись на пятый этаж, Вован увидел сидящего на полу коридора братка с заклеенным пластырем ртом и дико выпученными глазами. Руки у парня были грубо скручены за спиной.
– Это что за хренотень? – рявкнул Вован, выдергивая из кобуры «макарова». – Кто тут между глаз маслину хочет?
Связанный боец делал глазами какие-то знаки, но Вован не успел понять, что это значит, потому что откуда-то сверху на него рухнуло что-то черное и Вован отключился, получив удар в хорошо знакомую специалистам точку в основании шеи.
Один из сопровождавших Вована «быков» попробовал было дернуться, но от удара ноги в солнечное сплетение отлетел к стене и затих. Второй оказался умнее (или трусливее) и с истошным криком «Шаман!» бросился прочь по коридору. Это ему, однако, не помогло: Шаман в два прыжка нагнал его, свалил на пол простейшей подсечкой и, взяв на болевой прием, негромко спросил:
– Жить хочешь?
У «быка» не было сил ответить, и он только испуганно кивнул.
– Где Палыч? – задал Шаман свой второй вопрос.
– На… на четвертом, офис четыреста четыре, – проблеял парень, обретя дар речи.
– Молодец! – одобрил Шаман и отключил разговорчивого бойца легким ударом в кадык.
Остальные участники группы взяли под контроль лестничные проемы, чтобы подстраховаться от неожиданностей, а Шаман отправился на четвертый этаж.
Пал Палыч выработанным за долгие годы звериным чутьем почувствовал опасность. Он вызвал телохранителя, осведомился о том, куда пропал Вован. Услышав, что тот отправился проверить охрану и уже минут пять не отвечает, Палыч грязно выругался, положил перед собой на стол старый, проверенный во многих переделках «борхерд-люгер», приказал телохранителю с автоматом не спускать глаз с дверей и приготовился к встрече с неизвестностью.
Пал Палыч понимал, что если уж какой-то гад решился поднять на него руку, то это гад достаточно серьезный. Как и все люди, достигшие значительного положения в темном и страшном мире, который благовоспитанные бизнесмены называют силовыми структурами и стараются не поминать к ночи, Палыч обладал ценным качеством характера: в критические минуты, в обстановке опасности и смертельного риска он становился вдесятеро собраннее, сильнее и энергичнее.
Вот и сейчас все его чувства обострились, он был напряжен и готов к удару, как кобра перед прыжком. Заметив, что его телохранитель подозрительно бегает глазами и наверняка прикидывает шансы дать деру, Пал Палыч так рявкнул на него, что парень опомнился и понял: хозяин страшнее любого неизвестного врага и в случае чего не оставит ему шансов на спасение, поэтому безопаснее выполнять свой служебный долг.
Минуты текли в страшной напряженной тишине. Время невыносимо сгустилось. Палец охранника затек на спусковом крючке автомата, нервы его были предельно напряжены, он готов был стрелять по любому случайно шевельнувшемуся от сквозняка листку бумаги.
Минуты текли, и ничего не происходило.
«Может, ложная тревога? – думал боец с надеждой. – Сейчас появится Вован и скажет: «Все в порядке, никаких посторонних, у Косого рация сломалась»…»
Но в глубине души он прекрасно понимал, что о таком исходе не приходится и мечтать.
