Дик Фрэнсис - Дорога скорби
— Не морочьте мне голову. Какой пароль?
— Арчи, — сказал он.
Я молчал секунд десять, вспоминая взгляд Арчи при нашей первой встрече — взгляд, в котором читалось знание.
— Что именно делает Арчи на государственной службе? — спросил я.
— Я считаю, — забавляясь, ответил Норман, — что он очень похож на вас, Сид. Если он хочет, чтобы вы чего-то не знали, он и не скажет.
— Где я могу найти вас в понедельник?
— В участке. Скажите, что вы Джон Поль Джонс.
Кевин Миллс в пятницу занял почти всю первую страницу «Памп» — это был короткий отдых от сексуальных похождений кабинета министров, но полное уничтожение меня лично. «Наша газета, — напоминал он читателям, — опубликовала номер „горячей линии“ для того, чтобы вы могли сообщить Сиду Холли о нападениях на лошадей. Владельцам советовали держать своих лошадей в стойлах, особенно после дерби. „Памп“ снимает с себя всякую ответственность за Сида Холли, который смехотворно указывает на Эллиса Квинта, выставляя его демоном, ответственным за мучения беззащитных лошадей. Эллис Квинт, чья преданность лошадям уходит корнями в его собственную звездную карьеру лучшего жокея-любителя страны, популярного героя, храбро встречавшего все опасности в древних традициях спорта джентльменов...» И остальное в том же духе. «Читайте также аналитическую статью на странице 10 и статью Индии Кэткарт на странице 15».
Я полагаю, что к худшему нужно быть готовым. Я прочел колонку редактора: «Можно ли позволить бывшему жокею подвизаться в качестве псевдосыщика? (Ответ: нет, ни в коем случае.)» В конце концов я открыл страницу Индии Кэткарт.
«Сид Холли, самодовольно привыкший к тому, что его встречают аплодисментами, как чемпиона, за короткое время потерял карьеру, жену и левую руку, а затем уязвленно наблюдал за взлетом своего друга к известности и положению национальной звезды — и решил, что все это могло бы принадлежать ему. Кто бы подумал, что этот трогательный человечек обманывает? Это вам не Эллис Квинт. У него проблемы с эго, и он уничтожает все, чему завидует».
Это было только начало. В следующем абзаце безжалостно, но неаккуратно исследовались побуждения, которые заставляют участвовать в скачках (при этом игнорировался тот факт, что сам Эллис, по идее, тоже должен был испытывать нечто подобное).
Мое якобы безжалостное стремление к победе, как писала Индия Кэткарт, разрушило все лучшее в моей личной жизни. И то же самое стремление теперь было нацелено на уничтожение моего друга Эллиса Квинта.
«Памп» не допустит, чтобы это произошло. Сид Холли — это таракан, которого пора раздавить. «Памп» это сделает. Миф Холли — всего лишь завеса".
Черт ее подери, подумал я и впервые за восемнадцать лет напился.
Утром в субботу, слоняясь по квартире со страшной головной болью, я обнаружил в своем факсе послание. Записка на знакомом бланке «Памп» от Кевина Миллса. «Сид, извини, но ты сам напросился. Сволочь ты».
Большую часть воскресенья я выслушивал голоса, высказывающие моему автоответчику примерно то же самое.
Два звонка немного развеяли мрак. Один был от Чарльза Роланда, моего бывшего тестя: «Сид, если у тебя проблемы, Эйнсфорд всегда к твоим услугам». Второй был от Арчи Кирка: «Я дома. Норман Пиктон сказал, что вы хотите увидеться со мной».
Они похожи, с благодарностью подумал я. Два человека с холодным бесстрастным рассудком, которые выслушают, прежде чем обвинять.
Я перезвонил Чарльзу, который, кажется, вздохнул с облегчением, услышав мой голос.
— У меня все нормально, — сказал я.
— Однако Эллис — рыцарь в сверкающих доспехах.
— Ага.
— Ты уверен, Сид?
— Безусловно.
— Но Джинни... и Гордон... Они мои друзья.
— Ладно, — сказал я. — Если бы я отрубил ногу лошади, что бы вы сказали?
— Но ты же не будешь этого делать.
— Нет.
Я вздохнул. Вот в чем проблема. Никто не может поверить, что это Эллис.
— Сид, приезжай в любое время, — еще раз пригласил Чарльз.
— Вы моя крепость, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало легко. — Я приеду, если будет нужно. — Хорошо.
Затем я перезвонил Арчи Кирку и спросил, по-прежнему ли Джонатан остается у Бетти Брэккен.
— Я разговаривал с Норманом, — сказал Арчи. — Джонатан теперь увлекся водными лыжами и целыми днями торчит на озере. Бетти платит за это сотни фунтов и говорит, что это достойная цена, чтобы держать его вне дома.
Завтра он тоже будет на озере. Может, нам всем там встретиться?
Мы договорились о времени — и встретились. Когда мы приехали, Джонатан был на воде.
— Вот он, — указал Норман.
Стремительная фигура в алом костюме взлетела по трамплину, взвилась в воздух, перекувыркнулась и опустилась на воду на обе лыжи.
— Это — Джонатан? — недоверчиво спросил Арчи.
— Он самый, — сказал Норман. — Я бывал здесь понемногу все эти дни. У него не только прирожденное чувство равновесия, но он еще и бесстрашен.
Мы с Арчи молча смотрели, как Джонатан выбрался на берег, уверенно бросил веревку и лыжи на причале почти с тем же щегольством, что и сам Норман. Джонатан усмехался. Мокрые полосатые волосы Джонатана были зачесаны назад. Переменившийся Джонатан выглядел ослепительно счастливым.
Однако радость его заметно потускнела от мрачного предчувствия, когда он увидел застывшее на лице Арчи ошеломленно-бесстрастное выражение. Я принес из машины спортивную сумку, вручил ему и сказал, чтобы он унес ее в раздевалку.
— Ладно, — ответил он.
Джонатан ухватился за ремень сумки и пошел к раздевалке босиком, унося свои лыжи.
— Невероятно, — сказал Арчи, но он в жизни на лыжи не вставал.
— Это только начало, — отозвался Норман. Через несколько минут, в течение которых мы говорили об Эллисе, к нам приблизился некто в синем спортивном костюме, в черных кроссовках, бейсболке и темных очках, с листом бумаги в руке. Он остановился футах в пятнадцати от нас.
— В чем дело? — озадаченно спросил его Норман, как незнакомца. Вам что-то нужно?
— Сними очки и бейсболку, — сказал я. Он снял. Полосатые волосы Джонатана приняли свое обычное положение, взгляд был устремлен на меня. Я чуть кивнул ему, он подошел ближе и протянул Норману бумагу.
Арчи выглядел совершенно не заинтересованным. Норман прочел вслух то, что я написал на этом листе.
— "Джонатан, это эксперимент. Пожалуйста, надень одежду, которая лежит в сумке. Надень бейсболку, козырек надвинь пониже, чтобы скрыть лицо.
Надень темные очки. Возьми эту записку. Подойди ко мне, остановись в нескольких футах и ничего не говори. Хорошо? Спасибо. Сид". — Норман опустил бумагу, посмотрел на у Джонатана и тупо сказал:
— Черт побери.
— Ну как? — спросил меня Джонатан.
— Отлично, — сказал я.
— Можно мне теперь переодеться?
Я кивнул, и он беззаботно убежал.
— Он выглядит совершенно иначе, — удивленно прокомментировал Арчи.
— Я совсем его не узнал.
— Вы смотрели программу Эллиса, о которой я писал в рапорте? спросил я Нормана.
— Кассету с наклейками, которые гласят, что это собственность миссис Линды Фернс? Да, смотрел.
— Когда Эллис сидит на полу с детьми, — сказал я, — он одет в темный спортивный костюм с открытым воротом. Шапочку с большим козырьком он сдвинул на затылок. Он выглядит молодым. Мальчишкой. Дети открываются ему... любят его... В нагрудном кармане у него темные очки.
— Но он не мог, — помолчав, сказал Норман. — Он не мог надеть для съемок эту одежду, если она была на нем, когда он уродовал пони Фернсов.
— О да, он мог. Это сильно забавляло его. Ничто не доставляет ему больше удовольствия, чем риск.
— Бейсболка, — задумчиво сказал Арчи, — совершенно меняет очертания головы.
Я кивнул.
— Бейсбольная шапочка и спортивный костюм любого могут сделать незаметным.
— Мы никогда не сможем это доказать, — сказал Норман.
Джонатан, уже переодевшийся, подошел к нам сутулясь и с обычным полунасмешливым выражением на лице. К Арчи тут же вернулось его раздражение.
— Это вам не дорога в Дамаск, — пробормотал я.
— Черт вас побери, Сид, — свирепо бросил Арчи и расхохотался.
— О чем вы толкуете? — спросил Норман.
— Обращение святого Павла на пути в Дамаск произошло как удар грома, — объяснил Арчи. — Сид советует мне не ожидать немедленных чудес у озера.
Джонатан, не слушая, протянул мне сумку.
— Хорошая идея, — сказал он. — Никто меня не узнал.
— Вблизи узнают.
— И все же это риск, — возразил Норман.
— Я вам говорю, что все дело в риске, — сказал я.
— Это бессмысленно.
— В том, чтобы отрубить ногу лошади, смысла нет. Половина людских поступков не имеет смысла. У каждого свое представление о смысле.
Я вернулся обратно в Лондон.
Мне звонили столько, что в автоответчике кончилась кассета. Среди общего потока оскорблений три звонка касались дела, которое я заварил. Все три были от владельцев покалеченных лошадей, и в них звучало эхо непоколебимой убежденности Линды Фернс.
