Ирина Градова - Ложь под звездным соусом
– Вам не за что извиняться. Чаю выпьете?
В голосе пожилого мужчины звучала такая тоска, что Устинья не могла отказать. Сидя за столом на маленькой кухне, она, сама того не ожидая, рассказала ему все. Вязьмин слушал внимательно и сочувственно. Когда она закончила, он сказал:
– Что ж, похоже, этот Сугривин получил то, на что напрашивался!
– Да, вот только мне не легче, – вздохнула Устинья. – Ведь меня подозревают в его убийстве! Вы случайно не знаете, не было ли еще пострадавших от Сугривина? Я имею в виду других девушек, ведь в полиции считают, что я вру насчет попытки изнасилования!
– Честное слово, я хотел бы вам помочь, но Анжелика ничего не рассказывала мне о своей работе.
– Но она ведь ушла из концерна, верно? У нее была хорошая должность, перспективы – почему вдруг ваша дочь решила все бросить?
– Кто ж вас поймет, молодых? – пожал плечами Вязьмин. – Но, даже если бы произошло то, на что вы намекаете, Анжелика вряд ли рассказала бы мне – она предпочитала не волновать меня понапрасну. Но мне кажется, вы ошибаетесь – моя дочь нашла другое место, получше того, что она занимала в «Пугачеффе». К несчастью, ей так и не суждено было начать там работать, ведь нападение маньяка произошло как раз накануне, в субботу вечером. Она встречалась с подругами, возвращалась не поздно – и вот…
– А маньяка нашли? – спросила Устинья. Ей казалось страшно несправедливым то, что случилось с Анжеликой – по сравнению с этим ее собственное положение выглядело вовсе не таким безнадежным.
Вязьмин покачал головой.
– А врачи что говорят? – снова задала вопрос Устинья. – Есть вероятность, что…
– Что Анжелика поправится? Да кто ж может предсказать… Они выперли ее из больницы, продержав около месяца – сказали, что больше ничем помочь не могут и что теперь все зависит от ее молодого организма. Но, даже если она и придет в себя после комы, то уже никогда не станет прежней; мозг поврежден – спасибо, если хоть какие-то функции восстановятся!
– И вы один за ней ухаживаете? Тяжело, наверное!
– Я привык. Мне помогает приходящая сиделка из поликлиники. Я вас за нее-то принял – моя постоянная помощница предупредила, что несколько дней не сможет нас навещать, но пообещала прислать замену.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– О, вот и она! – вскочив с места, сказал Вязьмин. – Вы уж извините, Устинья…
– Конечно-конечно, – пробормотала она, тоже поднимаясь. – Это вы простите, что я вот так ворвалась!
Но отец Анжелики уже вышел, и ей ничего не оставалось, как проследовать к выходу.
* * *Когда Устинья, постучав, вошла в кабинет Регины, то увидела адвокатессу полулежащей на мягком диване. Ее туфли на высоченных шпильках валялись на коврике, а ноги покоились на коленях Захара, который со знанием дела растирал ее ступни. Регина тихонько постанывала – не то от боли, не то от удовольствия, а может, от того и другого сразу.
– Ну на кой тебе такие каблучищи, а? – сокрушался Захар, словно не замечая вошедшую девушку. – Ноги как у Плисецкой, на птичьи когти похожи!
– Да ладно тебе, разохался, будто старая дуэнья! – рассмеялась Регина, довольно жмурясь, словно кошка на печке. – Каблуки – это красиво, и ты, как представитель мужского пола, слукавишь, если скажешь, что предпочел бы видеть меня в кроссовках!
– И предпочел бы! – возразил Захар. – А таким макаром, мать, ты к пятидесяти годам сможешь передвигаться только на костылях или в самом лучшем случае в ортопедической обуви. О, а че лицо такое хмурое? – наконец удостоил он Устинью своим вниманием.
Регина тоже подняла на девушку глаза, и на ее лице появилось озабоченное выражение.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Как сказать, – пробурчала Устинья, плюхаясь на стул у стены.
– Ты скажи как есть, – посоветовал Захар, перекладывая ноги Регина на диван и поднимаясь. – Где была?
– Она собиралась встретиться с одной из девушек, предположительно пострадавших от Сугривина, – ответила за Устинью Регина. – Что, снова дохлый номер?
– Практически в прямом смысле!
– Что это значит?
– Анжелика Вязьмина вот уже несколько месяцев как в коме!
– Авария?
– Нападение маньяка.
– Так уж и маньяка?
– Во всяком случае, так считает полиция.
– Ну, а маньяка-то взяли? – поинтересовался Захар.
– Не-а. Вязьмин говорит, дело зависло. Девушку выставили из больницы, и теперь она лежит дома. За ней ухаживают отец и приходящая сиделка из поликлиники.
– Есть шансы на выздоровление? – спросила Регина.
– Не слишком большие, – вздохнула Устинья. – У нее серьезная травма головы. Врачи говорят, что даже если Анжелика и очнется, то…
– Да что они знают, врачи эти! – махнул рукой Захар. – Большинство нынешних эскулапов без карты сердце не отыщут!
– Ну да, тебе виднее, – согласилась Регина.
– Знаешь, какую памятку я видел на двери главврача хирургического отделения? «Закапывать больных нужно до начала утреннего обхода»!
– Врешь!
– Не вру – кто-то из интернов приклеил ее с утреца – правда, через полчаса уже сняли, но осадок, видишь ли…
– Ясно, – перебила Регина, опуская ноги на пол. – Значит, эта нить расследования никуда не ведет, если только не удастся заставить Елену дать показания, что, насколько я понимаю, вряд ли. На нее мог надавить следователь, но я все больше убеждаюсь, что длинная рука Кузьмина и до него дотянулась. Я передала ему сведения, полученные от Елены, но он уперся рогом и говорит, что расследует убийство Сугривина, а не его подноготную. Рассохов утверждает, что их подозрения в отношении нашей клиентки основываются не на ее измышлениях о предполагаемом покушении на ее честь, а исключительно на чувстве мести, которое она испытывала к убиенному.
– Чушь! – воскликнула девушка, ударив себя кулаком по коленке.
– Не для следователя.
– Похоже, он и не собирается искать других подозреваемых! – пробормотал Захар, покачиваясь с пятки на носок. – Он уже все нашел…
– Точно, – кивнула Регина. – И теперь ищет улики, хоть бы и косвенные, чтобы запихнуть Устинью на нары! Я вот думаю, правильно ли мы делаем, пытаясь доказать, что Сугривин распускал руки и домогался сотрудниц? Следователь, при сложившихся обстоятельствах, сочтет это дополнительным мотивом, который мог подвигнуть Устинью на убийство! Вместо того чтобы найти настоящего убийцу, мы зациклились на изнасилованиях, а жертвы либо не желают говорить, либо не в состоянии это сделать!
– Ты неправильно мыслишь, – возразил Захар. – Плевать, что там считает следователь – может, его купили, может, запугали. А может, не то и не другое, а он просто пытается сохранить лицо в ситуации, когда на него давит начальство, находящееся на короткой ноге с Кузьминым.
– А как правильно, по-твоему?
– А вот как. Если мы докажем, что изнасилования или хотя бы попытки имели место, то, думаю, убийцу можно пошукать в ближайшем окружении пострадавших. Если бы кто-то покусился на мою девушку, или дочь, или сестру, я бы не стал обращаться в полицию и полагаться на порядочность следователя. Я бы нашел ушлепка и переломал ему ноги – с инвалидного кресла напрыгивать на девчонок было бы уже не так сподручно!
Устинья заметила, как ярко-голубые глаза Захара опасно блеснули при этих словах, и она ни на секунду не усомнилась в его искренности. Регина задумалась. Так как она молчала, Захар снова заговорил:
– Как насчет мужа этой, как ее, Елены…
– Турчиновой, – подсказала Устинья.
– Во-во!
– Она говорит, что он не в курсе случившегося. Собственно, по этой причине Елена и отказывается выступать в роли свидетеля – боится, что муж и свекровь узнают правду!
– А что, если она боится вовсе не этого? Может, она мужа покрывает? Призналась ему, так сказать, в минуту слабости, а потом, узнав о гибели обидчика, перетрухнула.
– Тогда зачем вообще согласилась со мной разговаривать? Могла бы «послать» меня, как другие!
– Выговориться хотелось, – подала голос Регина. – Когда с женщиной происходит такое, она ищет жилетку, чтобы поплакаться.
– Да, – кивнул Захар. – Не все, как ты, сразу бегут к адвокату, знаешь ли!
– В том, что Елена согласилась поделиться своим несчастьем с вами, нет ничего удивительного, – продолжала Регина. – Тем более что вы сказали ей, что тоже едва не пострадали. Вы стали идеальной «жилеткой», но в отличие от вас Елена оказалась не готова к решительным действиям. Она уже пережила боль, свыклась с ней, но не забыла… Вы сказали, что за Анжеликой ухаживает отец?
– Да, – кивнула Устинья. – Семен Матвеевич его звать.
– А мать?
– Не знаю, не спросила… Я как увидела Анжелику, так дар речи потеряла; никак не ожидала застать ее в таком состоянии! Там не кровать, а настоящая больница на колесах, с какими-то проводочками, примочками – она почти всю комнату занимает!
