Наталья Андреева - Оtцы и деtи
– Базар, ты где?
– Знаешь, я передумал. Чего я дома не видал? Мы к Аркадию едем. Так что не ищи меня на автовокзале, Сито, – насмешливо сказал Женька. – Не нервируй толпу.
– Но домой-то ты собираешься? Твоих увижу, что передать-то?
– Сразу видно двоечника, – не удержался Женька. – Туго соображаешь, Витюха. Или ты полагаешь, мои родители настолько темные, что не умеют нажимать на кнопки мобильника? Тоже мне, голубиная почта! – хмыкнул он.
– Ты когда домой приедешь, позвони мне, – с обидой сказал Ситников. – Посидим где-нибудь, пивка попьем.
– Хорошо, – скривился Женька и дал отбой. – Вот почему ко мне люди так тянутся? – раздраженно спросил он у Аркадия. – Ведь я постоянно над ним издеваюсь, еще со школы! Послал бы он меня хоть разок – я бы его зауважал. Ему ведь от меня ничего не надо, кроме общения. Потому что у меня ничего нет. Пока нет. Даже тачки нет. Тебя вот эксплуатирую. Почему же такой тупой индивидуум, как Ситников, упорно ищет моего общества?
– Ты сам ответил на вопрос. Потому что тупой.
– Ты хочешь сказать, он ко мне за умом приходит? То бишь за умными мыслями? Пари: он их забывает сразу, как только выйдет из кабака. Одно слово: Сито.
– Просто он прекрасно понимает, что от него в этой жизни ничего не зависит и зависеть не будет. Никогда. Ты – иное дело. Ты относишься к редкому типу людей: к преобразователям. Ты ни с чем не согласен, для тебя нет авторитетов. Для тебя тот же Пирогов не портрет на парадной стене, а сосед по квартире. По коммуналке. Там еще много кто живет. Склифосовский, Павлов… И ты им не собираешься очередь в ванную комнату уступать.
– Не собираюсь! Потому что это и моя ванная комната тоже!
– Вот! А для Ситникова все, кого он видит по телику и в энциклопедиях, – это Пантеон. И ты для него Пантеон. Он к тебе, как в храм приходит. Хотя ему и в голову не стукнет, что с ним за одним столом пьет пиво гений. Ситников это чувствует подсознательно.
– Польстил, конечно, но принимается! – рассмеялся Женька. – За что люблю тебя, Аркаша, – за доброту твою. Ты независтливый. Не кичливый. Не сноб, в общем, хотя у тебя для этого есть весь антураж. Папа-писатель, московская прописка, крутая тачка и дядя-олигарх. А ты при этом простой парень, такого, как я, не гнушаешься по гостям возить.
– Называется: обменялись любезностями, – рассмеялся Аркадий.
– Так на то мы и друзья!
На подъезде к родному городу Женька позвонил родителям.
– Мам-пап, вы где? – спросил он в трубку, где Аркадий, сидящий рядом, услышал взволнованный женский голос:
– Ой, Женечка, наконец-то ты позвонил! Мы уж изволновались все!
– Чего ж сами не позвонили?
– Не хотели тебе мешать, – виновато сказала Женькина мать.
– А чем вы мне можете помешать? Я в отпуске. Еду к вам.
– К нам? Куда к нам? – растерялась она.
– Вы дома или на даче? Вот туда и поеду.
– Мы дома!
– Мам, я с другом еду!
– Как с другом?!
– Он не кусается, не надо так переживать.
– У нас же ничего не готово!
– А нам ничего и не надо. Если хочешь – мы в магазин заскочим.
– Погоди, Женя… Вы на поезде или на автобусе?
– Мы на машине. Будем где-то через часок.
– Через час! – охнула женщина.
– Все. Паника, – вздохнул Женька, дав отбой. – В магазин понеслась. Как будто мы с голодного края, не с Москвы. Я тебя сразу хочу предупредить: мои родители люди простые, – сурово сказал он.
– Мне-то что, – пожал плечами Аркадий.
– Дома у нас тесно. На даче тоже. Я уж и не знаю, где вас разместить, ваше высочество, – с иронией сказал Женька, но Аркадий уловил в его голове смятение.
– Ты же сам сказал, что я не сноб. Могу и на раскладушке.
– Придется, – вздохнул Базаров. – Что отцу-то скажешь?
– Совру что-нибудь, – пожал плечами Аркадий.
– Ну да я тебя держать не буду. Сам сбежишь через пару дней.
Аркадий не выдержал и улыбнулся. О Женькином детстве Кирсанов был наслышан и приблизительно представлял себе, что такое семья Базаровых. Достаток у них скромный, городок, в котором они обосновались, – глубокая провинция. Квартира – двухкомнатая хрущоба в старой кирпичной пятиэтажке. Не развернуться. Аркадий был к этому готов. Остаться с Катей он не мог, ехать к отцу не хотелось – тот замучает расспросами. И это еще не самое страшное, потому что отец легковерен, его можно провести. Но дядю? А ну как разговор зайдет о смерти Маргариты Черновой?
Аркадий ясно представил себе этот разговор по душам, больше похожий на допрос. Дядя вытянет все, кто бы сомневался? И тогда Женьке не поздоровится. Такого друга у Аркадия никогда больше не будет. Потому что сам Аркадий тоже не прочь поглазеть на Пантеон. Женька – один из богов. Придет день – и Базаров начнет творить историю. Ох как хочется оказаться в этот момент рядом!
Себе Аркадий давно уже вынес приговор. Врач-педиатр в какой-нибудь клинике, возможно, частной. В лучшем случае завотделением. Отец семейства. Жена, детишки, двое или, как хочет дядя Паша, трое. И никаких высоких мыслей, все только о семье, о работе на благо семьи, об отдыхе, тоже, разумеется, с семьей. Жизнь, какой живут сотни тысяч таких же простых смертных, не задающихся вопросом о смысле этой самой жизни. Был бы достаток. А об этом дядя Паша позаботится.
Но Женька… Его надо бы поберечь…
– Налево… Через сто метров – направо, и под стрелку, – командовал Базаров. – Ничего здесь не изменилось. Дороги – полное г… Машину-то не жалко?
– Полный привод. И подвеска хорошая. Выдержит. – Они подпрыгнули на очередном ухабе и через десять метров ухнули в яму. Упомянутая Аркадием хорошая подвеска жалобно задребезжала.
– Еще раз направо, – вздохнул Женька.
– Угораздило же тебя родиться! – не выдержал Кирсанов.
– Сам знаешь: родину не выбирают. Я бы, конечно, выбрал Москву… Почти приехали. В магазин заскочим?
– Да, – кивнул Аркадий.
Здесь на них таращились еще больше. Женщина на кассе просто окаменела. Перед ней лежала гора покупок, все – самое дорогое. А парень, протягивающий кредитку, словно сошел с экрана телевизора. Наверняка киноартист. И здесь?! В этой дыре?!
– Вы не принимаете кредитки? – вежливо спросил Аркадий и полез за наличкой.
– Нет! – очнулась кассирша. – Мы все делаем! – и торопливо принялась пробивать товар. Руки у нее слегка дрожали.
– Лицо попроще, – Женька толкнул Кирсанова в бок. – А то народ с катушек съедет.
– На мне что, написано, что я завсегдатай элитных ночных клубов? – огрызнулся Аркадий, которого достала отвратительная дорога.
– Да! А на твоей тачке так просто огромный транспарант! «Привет с Ибицы!»
– Вряд ли им знакомо это слово, – вздохнул Аркадий.
– Сериалы-то все смотрят. И хватит стебать мою родину! – рявкнул Женька. – Потому что я ее люблю!
– Ну и люби себе. Но жить-то здесь зачем? – Тоскливым взглядом Аркадий обвел окрестности.
Микрорайон был застроен кирпичными пяти-этажками. Изредка встречалась панель, давно уже потерявшая цвет. Во дворах на натянутых между штангами веревках висело белье, песочницы заросли травой, карусели и горки были покрыты ржавчиной. Городок явно загибался. Хотя на окраинах строилась парочка новых домов, и магазины радовали глаз добротной кирпичной кладкой и сияющими витринами. Все предприятия давно закрылись, люди жили торговлей и огородами. Ну и госучреждения работали. Еще одна деталь: почти во всех квартирах окна ощетинились спутниковыми антеннами. Мебель могла доживать свой век, одежда носиться годами, но телевизор обязан был ловить все. Любой сарай считал своим долгом украситься тарелкой. Мозг, отказываясь воспринимать окружающую действительность, прочно подсаживался на наркотик – на телеиллюзию. Все ворчали, что «давно уже нечего смотреть», и, едва открыв глаза, хватались за пульт, чтобы нажать на красную кнопку.
Некоторые, а в особенности молодежь, перешли на Инет и давили на другую кнопку, в другом устройстве. Но кнопка была обязательно.
Женькина мать стояла у подъезда, вытянув руки по швам, словно ждала не сына, а высокое начальство. Увидев дорогую сверкающую иномарку, Арина Власьевна поначалу растерялась, а потом разревелась и кинулась вылезающему из салона Женьке на шею.
– Ну, мама… Не надо… – растерянно говорил тот, гладя ее по спине и плечам.
Аркадий переминался с ноги на ногу возле машины.
– Вот, значит, какой он, твой друг, – спохватилась Базарова и засуетилась: – Вы, ребята, в дом проходите.
От этого «ребята» веяло таким родным, что у Аркадия невольно в горле защемило. Он вспомнил свою мать, которая умерла, когда ему было десять. Непонятный, нелепый случай – сначала обычный бронхит, под Новый год, и как всегда: ладно, переживу, после праздников пойду в поликлинику. А после этих пресловутых праздников – двухсторонняя пневмония, две ночи в реанимации и отек легких. Мама сгорела за какие-то две недели. После этого Аркадий и решил стать врачом.
