Мария Жукова-Гладкова - Завещание Мадонны
– Сейчас позвоню ребятам, – сказала начальница. – Сегодня вечером заедешь и заберешь. Ты ведь заедешь?
Но я и предположить не могла, в какое время мне удастся добраться до холдинга…
Мы с Пашкой поднялись на последний, девятый этаж, где располагалась квартира Риммы Иванихиной, то есть, конечно, не ее, а та, в которой она проживала. Часть лестничной площадки была отделена железной дверью, остальные четыре квартиры оставались, так сказать, в свободном доступе. Квартира Риммы находилась в углу. Лампочки не горели. Но это в наших домах – обычное дело. Мы с соседями, например, вкручиваем по очереди. На ЖЭК (или управляющую компанию, или кто там из них должен менять лампочки) надежды нет.
Я позвонила в дверь. Никакой реакции. Никаких звуков в квартире.
Я толкнула ногой дверь. Когда та легко открылась, я напряглась. Пашка снимал, уже когда я только подняла ногу…
Я вошла в квартиру, Пашка двигался рядом и все фиксировал. Не для потомков, для органов. Нет, нас с ним, конечно, не заподозрят ни в чем предосудительном (и даже ругать не будут за то, что зашли в чужую квартиру), но все-таки…
Женщину мы нашли в комнате. Она повесилась на ручке двери. Или ей помогли. Я не могла сказать при беглом осмотре. То есть она сидела на полу, а на шее у нее была петля, и крепилась веревка в ручке двери, ведущей в комнату… Я могла точно сказать, что мертва она не первый день. Уж в этом-то за годы работы криминальным репортером я научилась разбираться. На лице были какие-то следы, скорее всего от ударов. Но чем? Точно не кулаком. Следы были мелкие. То есть мелкие гематомы. Я даже не могла предположить, от чего они. Ну не пальцем же девчонку в лицо тыкали?! И это ж какой должен быть палец?! Железный.
Пока Пашка снимал квартиру (ребята потом смонтируют), я звонила куда требовалось.
Услышав меня, Андрюша из Управления только застона:
– Какого лешего ты туда полезла?
– Если бы не мы с Пашей, девушку могли бы еще долго не найти. То есть не сообщить вам.
Я рассказала про Катю Ломакину со спутником.
Вскоре приехала опергруппа. Нас с Пашкой допросили под протокол, быстро просмотрели на экранчике Пашкиной камеры выбегание из подъезда предыдущих посетителей. Я пояснила, кто такая Катя Ломакина. Но я не могла точно сказать, является ли мертвая женщина Риммой Иванихиной или нет. Я никогда не видела ее живой.
Представители органов стали звонить к соседям.
Вообще в квартире был сделан хороший ремонт, стояли новая сантехника, большой плоский телевизор, музыкальный центр. Но квартира явно предназначалась для любви… Большую часть комнаты занимало огромное ложе, по форме наиболее близкое к овалу. По нему были разбросаны многочисленные подушки разных размеров, украшенные вышивками. На ложе также лежал ноутбук розового цвета. Признаться, мне никогда бы не пришло в голову покупать розовый… Но гламурной девочке он, вероятно, подходил лучше всего. Стационарный компьютер отсутствовал. Шкафы ломились от разнообразной одежды, в основном вещи были фирменными.
– Дня три уже мертва, – сообщил судмедэксперт.
– Сама или нет? – спросил дежурный следователь.
Все, кто находился в комнате, повернулись, ожидая ответа. Судмедэксперт покачал головой.
– На шейку взгляните, – предложил он. – Следы пальцев видны невооруженным глазом. То есть ее вначале задушили, потом имитировали самоубийство. Кретинизм.
– А вообще можно повеситься на ручке двери? – спросила я.
– Теоретически на чем угодно можно – было бы желание, – хмыкнул следователь.
– На этой – не думаю, – покачал головой судмедэксперт. – Слабенькая ручка. Но люстры-то тут нет!
Люстра в традиционном месте под потолком на самом деле отсутствовала, зато имелись торшер круглой формы, излучающий странный, бликующий свет, и два небольших бра на противоположных стенах.
– Да тут зайчика можно словить, – заметил один из парней из опергруппы.
Я никогда не видела, чтобы какой-то источник света светил именно таким образом. Он чем-то напоминал светошоу в ночных клубах, но там свет мелькает, мигает, освещается то одна часть зала, то другая, ярче, слабее. Здесь дело, вероятно, было в самом материале, из которого изготовили шарообразный верх торшера. Ничего подобного в квартире Аллы Иванихиной я представить не могла. Вообще не могла представить ни одной из вещей отсюда в той квартире.
Правда, здесь не было ни одной картины…
– А что за следы на лице? – поинтересовалась я для общего развития (криминального репортера).
– Трудно сказать, – задумчиво произнес судмедэксперт и обвел взглядом комнату. – Даже предположить не могу, чем их нанесли.
Другие члены опергруппы тоже заинтересовались, привлеченные моим вопросом, и стали рассуждать, чем девушку могли бить. А в этом все присутствующие не сомневались.
Появилась соседка, которую привел кто-то из опергруппы, и тут же схватилась за сердце. Соседка оказалась крашеной блондинкой неопределенного возраста, со следами былой красоты и нынешней явно тесной дружбы с зеленым змием на лице. Одета была в махровый халат розового цвета и розовые тапочки с помпончиками.
– Риммочка!.. – выдохнула соседка. – Ох, богатые мужики до добра не доводят… Вообще мужики до добра не доводят… Такая девочка была! Такая хорошая девочка! А мужики сгубили. Точно, мужики. Ну разве молодая девочка еще по какой причине может в петлю полезть? Только из-за несчастной любви. Всех нас, баб, любовь губит. Отдаем всех себя мужикам, а они не ценят. Как где поманили – и бежит кобель за сладеньким и свеженьким.
Членам опергруппы быстро надоело слушать рассуждения соседки, и ее направили в нужное русло – на официальное опознание.
В квартире на самом деле находился труп Риммы Николаевны Иванихиной, дочери Аллы и Николая.
– Ты с родителями лично знакома? – спросил меня парень из опергруппы.
Я кивнула. Следователь многозначительно посмотрел на меня. Явно хотел переложить на меня неприятную работу. Кому ж охота сообщать родителям о смерти дочери? Даже циничные и зачерствевшие на работе сотрудники органов пытаются свалить это неприятное дело на кого-то другого, если возможно.
– Может, мать с отцом сюда пригласить? – предложила я.
– Приглашайте, – кивнул следователь и обратил взор на соседку в розовом.
Чтобы ничего не пропустить, я быстро набрала номер Аллы Иванихиной и попросила срочно приехать в квартиру ее дочери Риммы.
– Юля, что случилось? – выдохнула Алла.
– Алла, приезжайте поскорее, пожалуйста. Не телефонный разговор.
– Вы там, Юля?
– Да, я вас жду.
– Я слышу, что там еще какие-то люди. Юля, Римму посадят?!
– Нет.
– Точно не посадят?
– Точно не посадят, – со стопроцентной уверенностью ответила я. – Вы только приезжайте поскорее.
Соседка в розовом тем временем говорила на свою любимую тему – о мужиках.
– Это точно из-за Римминых хахалей.
– Вы с кем-то из них лично знакомы? – уточнил следователь.
– Ну кто же другую бабу со своими мужиками знакомит? – Соседка посмотрела на следователя как на полного идиота. – Уведут же сразу же!
Я сомневалась, что одни и те же мужчины реагировали на молоденькую Римму и на дебелую бабу, годящуюся ей в матери и явно злоупотребляющую спиртным. Если бы наоборот, то да. От соседки к Римме уйти могли, но не от Риммы к этой соседке!
– Вы кого-то из них опознать сможете? – немного изменил вопрос следователь.
– Немца смогу, – кивнула соседка. – Очень вежливый мужчина и по-русски хорошо говорит. Мы с ним в лифте ехали.
Я сделала стойку боевого пса, только не стала демонстрировать свой интерес представителям органов. Хотя, конечно, в деле мог быть совсем другой немец.
– Юлия Владиславовна, вы с какими-нибудь немцами знакомы? – тем не менее повернул ко мне голову следователь.
– Да я даже замужем успела побывать за немецким бароном[2], – хмыкнула я. – Но его сейчас в Петербурге точно нет.
– Ой! – Соседка положила руку на свою пышную грудь и захлопала глазами, глупо улыбаясь. Теперь ее взгляд был устремлен исключительно на меня. – Кому расскажу – не поверят!
– А вы не рассказывайте, – предложила я. – Мы все равно развелись.
– А почему? Я бы с бароном ни за что не развелась! А у него есть родовой замок? И что вы получили при разводе?
Меня решил спасти следователь. Да ему в любом случае нужно было работать, протоколы писать. А моя личная жизнь для них никак не подходила. Требовалось выяснить про личную жизнь Риммы Иванихиной.
– Немца как звали? – спросил следователь у соседки.
– Мы с ним не знакомились, – вздохнула женщина и опять повернулась ко мне: – А вашего?
Я сказала.
– Вы фамилию меняли?
– Нет.
Представляю, что бы подумали зрители, если бы я с телеэкрана представилась баронессой фон Винклер-Линзенхофф… Или статью какую-нибудь о криминальной обстановке в Петербурге, а еще лучше – о драке на коммунальной кухне подписала так же мудрено…
