Наталья Корнилова - Пантера: время делать ставки
Шоу началось в одиннадцать вечера.
Его начало ознаменовалось великолепными лазерными спецэффектами — нависшая надо всем нежная алая дымка, клубы фосфоресцирующего тумана, время от времени пронизываемого вспышками разноцветных лазерных «молний». Лучи блуждали по стенам, ломаясь хаотично мечущимися линиями, отчего нарушалась ориентация в пространстве. И казалось, что пол уплывает из-под ног, а потолок и стены раздвигаются в пространстве. Из пятиполосных колонок плыл нарастающий рокот, плескало серебряное марево лучей, неожиданно взрывающееся ослепительной вспышкой, на мгновение превращающей воздух в некую светящуюся субстанцию. Финальным аккордом впечатляющей световой «заставки» обещанного «гладиатор-шоу» стали плавающие в воздухе голограммы, возникающие из упруго пульсирующих под потолком точек.
«Жан-Мишель Жарр недоделанный, е-мое! — мелькало у меня в голове. — Ишь наворотили, а! Но — красиво».
Я стояла, готовая выйти на сцену, и сжимала в правой руке меч, левая была продета в крепление щита. Оружие было легким, но выглядело очень натурально: делали по заказу, по оригиналам из музея.
На мне была одежда, скопированная с одеяний древнеримских гладиаторов: коротенькая пурпурная туника, почти ничего не скрывающая, шлем без забрала, на котором развевались красные перья, и блестящие налокотники; ноги были обнажены, обуты в сандалии на высоких вульгарных подошвах. Таких сандалий в помине не было в Риме, они были неудобны и мешали быстро двигаться, но высокая подошва, по мнению модельера, делала ноги более открытыми и соблазнительными.
Так же были одеты еще три девушки, а четыре танцовщицы в накинутых на абсолютно обнаженное тело черных сетках, в черных же вороненых шлемах с черными перьями, составляли «противоборствующую партию».
— Сегодня Полина чего-то бегает… — тихо переговаривались они. — Небось кто-то из жирных папцов приезжает на нас поглазеть.
— Да этот… Каморин.
— Я слыхала, девки, Хром будет.
— Кто-кто?
— Хром. Храмов Мишка. Он раньше в бандюгах бегал. С ним Лидка трахалась, а потом, говорят, он ее зарезал.
— Зарезал… Нашла Отелло.
Кто-то косился в мою сторону и бормотал:
— Ее оставили на соло победительницы… пять дней работает, а вылезла. Небось кого надо ублажила, стерва.
— Да заткнись ты, Верка! Вечно завидуешь! Еще Катьке Деевой завидовала, пока ее не застрелили прямо здесь!..
— Договоришься, сука!
Я стояла и с трудом сдерживалась от того, чтобы заехать кое-кому по наглой накрашенной физиономии. Хорошо, что в этот момент из-за шторы просунулась голова Геннадия, и он злым шепотом выдохнул:
— Хва-а болтать. Выход, девчонки!
И, обменявшись кто злыми, кто напряженными, кто ободряющими взглядами, мы стройно, в строго отрепетированном порядке вышли на сцену.
Полилась музыка.
Освещение зала не позволяло мне разглядеть, кто сидит в зале даже за ближайшими столиками, не говоря уже о балкончиках, где традиционно располагались те, кто не хотел обеспокоивать себя этим шоу, а просто собирался поужинать и выпить. Освещение было устроено так, что концентрировалось на нас.
Движения опытных танцовщиц были отточенными и слаженными, и даже мне с моей врожденной кошачьей грацией приходилось прикладывать все усилия. Шоу-балет «Гладиаторши» был представлен во всей красе. Имитация борьбы между «пурпурными» и «черными» была рассчитана на полчаса, за это время три. «пурпурные» девушки и четыре «черные» должны были «пасть мертвыми», то есть в самых соблазнительных позах распластаться на подсвеченной сцене. А последняя «оставшаяся в живых» должна была протанцевать победный танец над «трупами побежденных».
На эту роль выбрали меня.
Я не думала, что можно так уставать. Я бывала в сотнях переделок, Акира подвергал меня бесчисленному множеству утомительнейших тренировок и тяжелых испытаний, но я не припомню, чтобы меня так измотало. Наверное, сейчас я устала и потому, что занималась непривычным делом, которым никогда не занималась раньше. Геннадий, кажется, сильно хватил перед шоу, у него к тому же были красные глаза, наверное, не только пил, но и нюхал — а еще жалуется на безденежье, потому напутствовал меня следующим образом:
— Ты забудь, что не профессионалка. Ты должна так двигаться, как будто тебя жгут на костре, а тебе это еще и приятно.
Образно говорил. И я не могла не выложиться от и до. Не могла упустить хотя бы теоретический шанс засветиться и, быть может, приблизить разгадку гибели тех пятерых девушек. Ведь чью-то вакансию заняла я.
И мне удалось. Потому что сразу же после шоу, когда я протащилась до гримерки и там рухнула на сиденье, ко мне приблизилась Полина и сказала:
— Идем!
— Куда? — спросила я.
— Идем, говорю. Кажется, ты сделала все так, как я говорила. Идем.
— Я должна переодеться. Что же я — замыленная пойду, что ли, в этой кастрюле, — я постучала пальцем по шлему, — и в этой поддевке?
И я дернула за край туники.
— Не умничай, иди так. Ждут, говорю! — обозлилась Полина. По всему было видно, что она сильно нервничает, потому что я никогда не видела ее в таком запале. А выдержка у дамочки-то была железная: взять хотя бы тот случай, когда она с абсолютно невозмутимым лицом вынырнула из-под стола Каморина и вытерла губы ребром ладони.
— Иду, — испуганно ответила я.
— В комнате ждут, — непонятно к чему уточнила Полина Львовна.
11
Помещение, скромно поименованное госпожой Ангеловой как «комната», оказалось шикарными VIP-апартаментами с высокими, под четыре метра, лепными потолками, стильной белой кожаной мебелью, старинным бюро, гобеленами и опасно переливающимся под ногами скользким паркетом. Таким, что я боялась поскользнуться.
Впрочем, Полину Львовну в апартаменты не пустили. Рослый парень в белой рубашке без церемоний указал ей на дверь, а меня взял прямо за блестящий металлический налокотник — напомню, я была в полной гладиаторской форме — и провел до роскошного кожаного дивана.
— Садись, — коротко сказал он и вышел, прикрыв за собой большую белую дверь.
В комнате сидели двое. В одном я узнала Каморина, он расположился у окна, второй сидел в глубоком кресле. Второй был лобастый, густо заросший щетиной мужчина, явно нерусский. Грузин или армянин. Он приподнял болезненно набрякшие коричневые веки и произнес с легким акцентом:
— Не надо бояться, Елэна. Тебя ведь именно так зовут, вэрно? Ты красивая женщина. Впечатляешь. Ладно. Не буду пылить. У нас есть штатный говорун, и пусть он распыляется, у него лучше получается. А я буду пить вино.
Филипп Юрьевич Каморин отсоединился от окна и, приблизившись ко мне, сказал:
— Вы — красивая женщина, Лена, как правильно сказал Артур Даникович.
— Артур Даникович?
— Да. Можешь считать, что он владеет этим клубом. Артур Даникович увидел тебя сегодня и хочет предложить тебе выгодную работу.
— Работу? — переспросила я. — Но… но, знаете… ведь у меня уже есть работа… я… я пять дней уже вот как работаю. И…
— Милая, — перебил меня Каморин, — пять дней — как пять минут. А тебе сегодня выдался шанс, который другим может не представиться и спустя пять месяцев, и даже пять лет. Артур Даникович хочет, чтобы ты, не отходя от своей основной работы в этом клубе, имела и другую. Штучную, так сказать, но — куда более высокооплачиваемую.
— Можно заработать десять тысяч долларов за раз, если повезет, — сказал со своего места Артур Даникович Ованесян. Конечно же, это был именно он, компаньон Михаила Храмова. Надо же! А официально клуб «Эдельвейс» принадлежит вовсе не Ованесяну.
— Десять… тысяч долларов? — переспросила я.
— Да, если повезет, — ответил уже Каморин.
— Но ведь это… не…
— Что ты подумала? Спать с богатыми клиентами? Да посмотри на себя! — воскликнул Каморин, смеясь. — Да, ты смазливая, у тебя фигурка, ножки-попки-грудки и весь этот бабский набор, но, знаешь ли, какая бы ты ни была, все равно десяти тысяч баксов на раз ты не стоишь. Да самая дорогая проститутка в Москве, которая мертвого до оргазма доведет, стоит ну максимум полторы «штуки».
— Бывает две, — сказал кавказец.
— Ну вот, максимум две. А кто ты такая, Елена Тарасовна Кривошлык, чтобы тебе платить «десятину» за… будем называть своими именами… за трах? Ты видела свою шефиню, эту расфуфыренную дуру Полинку? Так вот, она думает, что стоит десяти таких, как ты, а между тем ты сама видела, как она под столом мне минет делала. И обрати внимание — совершенно бесплатно!
— Так чем же можно заработать такие деньги? — пролепетала я, задвигаясь спиной куда-то в угол дивана.
— Ну, десять тысяч — это только если хорошо повезет, — с улыбкой сказал Каморин. — Но если и не очень повезет, все равно будет прилично. Ну ты что — готова слушать?
