Татьяна Устинова - С небес на землю
Саша нервничает?.. Митрофанова удивилась. Ничего подобного она за Стрешневым не замечала, хотя общалась с ним гораздо больше Анны Иосифовны. Или та что-то знает, чего не знает она, Катя?.. Нет, он, конечно, друг — до известной степени! — но расслабляться нельзя ни на секунду, иначе друг обойдет ее на повороте, оставит позади, уйдет вперед, только его и видели.
— Ну, ничего, ничего. Скоро Новый год, выпадет снег, укроет все наши печали, и заживем мы по-прежнему, хорошо и спокойно. Правда, Катюша?..
Митрофанова думала о Стрешневе.
— А?..
Директриса усмехнулась — едва заметно.
— Что там с программой продвижения Манечкиного романа?..
— Я принесла распечатки, Анна Иосифовна. Вот, взгляните. Это предполагаемые затраты на прямую рекламу, ну, там все, как всегда, — метро и «наружка», а это планы по встречам в крупных книжных магазинах. На первом месте, конечно, «Москва»…
— К Леденевой надо бы съездить, — озабоченно вставила Анна Иосифовна и черкнула что-то на хрусткой бумажке с ее личным вензелем. Блеснуло золотое перо. — Сто лет не виделись!
Мариной Леденевой звали директора огромного книжного магазина на Тверской.
— Потом питерский «Буквоед». У них всегда продажи хорошие, и Поливанова очень любит в Питер ездить. Ну, то есть Покровская, — сказала Митрофанова.
— Любит, отправим, — директриса улыбнулась доброй улыбкой и любовно взяла со стола свежевыпеченную Манину книгу. Осмотрела со всех сторон, кажется, даже погладила и едва удержалась, чтобы не прижать ее к груди. И спросила, не меняя тона: — Зачем ты уволила этого славного мальчика из электронного отдела? Нехорошо, Катюша!..
Митрофанова подняла глаза от бумаг и уставилась на безмятежную директрису. Вдруг стало трудно дышать, и шею — в том самом месте! — как будто вновь стянуло ремнем.
— Анна Иосифовна…
— Да-да, тебя, конечно, огорчило чудовищное происшествие, и тебе было особенно трудно, ты же осталась одна, и я никак не могла помочь. — Тем же любовным движением директриса вернула книгу на стол и посмотрела на Митрофанову.
Глаза у нее были ледяные и плоские, как у рептилии.
Митрофанова коротко перевела дух, и краснота стала подниматься с ее шеи вверх, залила щеки, лоб, и уши заполыхали.
— Я не могла ни помочь, ни проконтролировать тебя, моя девочка, — продолжала Анна Иосифовна. — И ты наделала непростительных ошибок. Во-первых, наказала ни в чем не повинного человека неизвестно за что. Во-вторых, заставила его всех нас ненавидеть. В-третьих, устроила скандал. Скандал в нашем издательстве, в присутствии разных, совершенно посторонних людей! Ведь, насколько я знаю, Вадим тоже почему-то там оказался, да, Катюша?
Митрофанова кивнула, как зомби.
— Ты была растеряна, я все понимаю, но ты руководитель, и тебе отлично известны принципы — не только мои, но и всего издательства!.. Мы никогда и ни с кем не расстаемся врагами. Мы никогда не бываем замешаны в скандалах ни с авторами, ни с конкурентами, ни с налоговой службой! Мы делаем все для того, чтобы нам доверяли самые разные люди. Вот хотя бы Марина Леденева, директор магазина «Москва»! Уверяю тебя, ей небезразлична наша репутация. Она направляет к нам начинающих авторов, именно у нас заказывает подарочные издания, мы вместе проводим благотворительные акции! Ей ни к чему наши скандалы! Ты не подумала об этом, Катюша?..
Митрофанова помотала головой. Как зомби.
— Тебе придется исправить положение.
Митрофанова не поднимала глаз.
— Ты меня слышишь, Катюша?..
— Как исправить, Анна Иосифовна? Я готова…
— Нет-нет, сию минуту ничего не нужно делать, Катюша! Только когда ты поправишься и придешь в себя…
— Я целиком и полностью в себе, — заявила Митрофанова мрачно, и Анна Иосифовна мельком улыбнулась, как улыбаются родители наказанным, но уже почти прощенным детям.
— Вот когда у тебя появятся силы, ты, во-первых, восстановишь мальчика на работе и, конечно же, перед ним извинишься. Во-вторых, ты должна пообещать, что все решения такого рода будешь согласовывать со мной. В-третьих, тебе стоит немножечко подправить собственное поведение. Ты очень темпераментная и вспыльчивая девочка. — Митрофанова была уже вся красная, словно из бани, но директриса безжалостно продолжала препарирование. — Это от молодости, это пройдет, но мне бы хотелось, чтобы в будущем ты не принимала столь скоропалительных решений. Ну? Что ты?
— Ни… ничего, Анна Иосифовна, — выдавила Митрофанова. — А если он, Береговой, я имею в виду, не захочет возвращаться?..
— Ты его уговоришь, Катюша.
Это было сказано железным тоном.
После чего Анна Иосифовна поднялась из-за стола, погладила ее по голове и захлопотала насчет чаю с лимоном и медом, от которого Катя наотрез отказалась.
— Что ты такая красная? — первым делом спросила секретарша Настя, когда она выскочила из «бабкиных покоев». — У тебя температура?
Митрофанова промычала нечто нечленораздельное и кинулась по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Ни видеть людей, ни разговаривать с ними она не могла. Впервые в жизни директриса устроила ей выволочку, от которой огнем горели уши и щеки, и где-то примерно на уровне живота было противно, и как будто что-то скреблось.
Впрочем, кошки скребут как раз на душе, но душа не может же находиться в животе!.. Или может?..
Анна Иосифовна несколько минут посидела, размышляя, потом порылась в крохотной лакированной сумочке и достала мобильный телефон. Звонить по городскому не стала — Настя могла подслушать.
— Ты знаешь, — задумчиво сказала директриса, когда ей ответили, — все же она подозрительна!.. Я так и не поняла, зачем она проделала такой фортель, да еще сразу после убийства, будь оно неладно!.. Или он что-то знает, этот Береговой? Или мог что-то узнать?.. — Она послушала немного и кивнула. — Я думаю поговорить с Алексом. Да, очень странный. Но если он хотя бы вполовину так умен, как мне кажется, мы получим все, что нам нужно, и без всяких усилий!..
Она нажала «отбой», рассеянно подумала, как жаль, что нельзя закурить — установленные ею самой правила были очень жесткими! — переставила штучки на столе, поднялась и подошла к окну.
Ну, вот и снег. Слава богу. Анна Иосифовна улыбнулась. Кончилось тягостное и унылое ожидание зимы, значит, вскоре окончится все неприятное, затянувшееся так надолго!.. В издательство привезут елки, достанут из кладовых короба с игрушками и лампочками, и все будут улыбаться, перешагивая через растянутые по полу гирлянды. Озабоченная Маргарита Николаевна поедет на рынок за гусями, индейками, яблоками и мандаринами, и водитель Коля, недовольно сопя, примется таскать на кухню ящики и корзины — рождественский банкет всегда готовят сами, никаких рестораторов не нанимают, у нас все равно вкуснее!.. На усадьбе тоже все поменяется — снег укроет деревья и кусты старой сирени, станет просторно и свободно, дворник Степан каждое утро будет ширкать своей лопатой, расчищая дорожки и площадку перед гаражом. С чердака достанут лыжи — Анна Иосифовна любила по воскресеньям прокатиться с горочки, пройтись ельником над речкой Ламой и чувствовала себя при этом юной северной красавицей. Любила вернуться домой, позвать собаку Боню, набегавшуюся на морозе, и всласть напиться чаю в коротких розовых зимних сумерках, не зажигая света.
Ах, как все было бы прекрасно, если бы не события, изменившие привычный, уютный, хорошо устроенный мир!..
Впрочем, все наладится, Анна Иосифовна была в этом уверена. В жизни попадались задачки и посложнее, и она решала их точно так же, как отражала удары, — молниеносно и точно. Как кобра.
Она еще посмотрела в окно, поправила белоснежную манжету с бриллиантовой запонкой, потом кликнула Настю и велела принести кофе.
Алекс помедлил некоторое время и позвонил. Мелодичные трели побренчали и затихли, и ни звука.
Никакого движения за старой двустворчатой дверью. Он постоял, прислушиваясь.
В подъезде старинного дома на Покровке было тихо и глухо, как в аквариуме, будто и не существовало за стенами многомиллионного, шумного, изнемогающего от пробок города!.. Здесь были неохватная мраморная лестница, истертая множеством ног и застеленная ковровой дорожкой, решетчатая клетка лифта — чтобы попасть внутрь, следовало потянуть чугунную ручку, и лифт озарялся слабым желтым светом. На площадке в кадке рос «щучий хвост», а на широких подоконниках кудрявилась провинциальная уютная герань.
Вот это дом так дом!..
Везет ему в последнее время на дома и их хозяев.
— Вы кто? — из воздуха вдруг материализовался странный механический голос, Алекс вздрогнул и уронил телефон, глухо стукнувший о ковровую дорожку.
Он нагнулся и поднял его.
— Вы кто?! Вы куда пропали?! Я вас не вижу!..
Он помолчал. Шевельнулись и замерли его змеи — старый душный удав и молодая стремительная кобра.
