Б. Седов - Дама Пик (Роман)
- … устав пограничных войск… - бормотал гуманист, быстро строча в блокноте.
Закончив записывать, он с одобрением посмотрел на Тюрю и сказал:
- Отрадно видеть в заключенном такое желание повысить свою грамотность в вопросах юриспруденции. Позвольте пожать вашу руку.
Он с улыбкой потряс Тюрину клешню и спросил:
- Простите за нескромный вопрос - за что вы арестованы?
- Ноу проблем, - радостно откликнулся Тюря, - тройное убийство и поджог приюта для бездомных детей.
Улыбка сползла с лица гуманиста, он выпустил Тюрину руку, обагренную кровью невинных жертв и оскверненную пеплом с пожарища богадельни для милых несчастных малюток, и, не найдя, что сказать, отошел в сторону, с ужасом глядя на зэка.
Знахарь посмотрел на Запора.
Багровость исчезла с лица начальника тюрьмы, свирепость - тоже, но обещание разобраться с шутником чуть позже читалось на его вертухайской морде так же легко, как первомайский транспарант «Миру - мир» на фасаде Большого Дома. Запор был, конечно же, отъявленным мерзавцем, но толк в тюремном остроумии знал.
Довольный Тюря шагнул на свое прежнее место, а из группы американских гуманитариев выступил другой оратор и, подняв голову, заявил:
- Наша организация тесно сотрудничает с Американской Католической Церковью Святой Марии, и я являюсь настоятелем этой церкви.
- Ересь… - пробормотал Кадило.
- О, я знаю, что такое ересь, - кивнул католик, - но Христос говорит, что на небесах найдется место для каждого, и я надеюсь, что незначительные расхождения во взглядах на христианство не помешают нам соединиться на небесах.
Он улыбнулся Кадилу, затем всем остальным и добавил:
- В заключение нашего краткого визита я с ведома и разрешения господина директора тюрьмы, - он обернулся к Запору и одарил его белозубой улыбкой, - преподнесу вам экземпляры Святого Писания и несколько небольших подарков.
Тут все американцы зашевелились, и Знахарь только в этот момент обратил внимание на то, что в руках у стоявших позади делегатов были набитые чем-то пластиковые мешки.
- Прошу вас, - обратился к зэкам уже пришедший в себя после Тюриных откровений руководитель и сделал приглашающий жест.
В камере произошло некоторое движение, и визитеры перемешались с зэками. Напротив Знахаря оказался молодой американский активист, который одной рукой протягивал ему пластиковый мешок с сигаретами, туалетной бумагой и прочей дребеденью, а в другой держал Библию в добротном дорогом переплете.
Знахарь, не глядя, принял мешок, американец же, стоя прямо перед ним, говорил:
- Эта святая Библия - подарок нашей организации, и я надеюсь, что она при правильном понимании того, что в ней содержится, скрасит дни вашего пребывания в этих стенах, а возможно, и сократит их.
Знахарь, смотревший в его честные американские глаза, машинально посмотрел вниз, на Библию, которую тот держал на уровне пояса, и тут его сердце остановилось.
Не веря себе, он медленно поднял взгляд чуть выше, туда, где к лацкану пиджака от Версаче были пришпилены аж две блестящие пластиковые карточки, и у него потемнело в глазах.
На одной из карточек помещалось цветное фото этого самого парня и разнообразные надписи, касавшиеся того, как его зовут и кто он есть.
На другой было написано по-русски:
«Американская Католическая Церковь Святой Марии».
А ниже - иконописное изображение этой самой Марии.
Знахарь потер рукой глаз и посмотрел еще раз.
Да. Так и есть.
У Марии было лицо знакомой Знахарю женщины.
Это была…
Наташа!
Сердце забилось снова, Знахарь глубоко вздохнул и, снова подняв глаза на американца, посмотрел на него, а тот, едва заметно кивнув, продолжал говорить свободным и громким голосом:
- … верьте мне, в этой книге - спасение.
Он поднял Библию повыше и, значительно глядя Знахарю в глаза, повторил, постукивая согнутым пальцем по толстой обложке:
- В этой книге - ваше спасение.
Знахарь принял Библию и, с трудом сдерживая прерывистое и быстрое дыхание, сказал:
- Благодарю вас, спасибо. Я не забуду ваши слова.
Гуманист кивнул и, отвернувшись, отошел к двери.
К этому моменту все зэки были уже одарены и получили доброжелательные напутствия от гостей.
- Благодарю вас за внимание, - сказал руководитель, и делегаты вышли в коридор.
Последним выходил Запор, который, обернувшись в дверях, показал Тюре кулак. Тюря усмехнулся и сделал ему ручкой.
Когда дверь захлопнулась и в ней прогремел замок, все повалились по койкам, а Тюря сказал:
- Эх, бля, скучно тут, ну как не пошутить с хорошим человеком!
Глава 5… И ИЗ «КРЕСТОВ» Я УЙДУ
Знахарь лежал на койке, закрыв глаза, и ждал.
До праздничного концерта, которым вознамерились порадовать недостойных зэков звезды российской эстрады, оставалось меньше часа.
В камере опять было полно народу, койки, как и прежде, громоздились до потолка, а вчерашний визит американцев уже отошел в область истории, которую с воодушевлением преподавал столпившимся вокруг его шконки зэкам Ганс.
Знахарь лежал и нервничал. Это было ему несвойственно, и, ощущая непривычное состояние, он волновался еще больше.
Вчера, получив Библию, содержавшую в себе нечто очень важное, он с трудом дождался, когда в коридоре стихли удаляющиеся шаги гуманитарных делегатов, и, устроившись на койке спиной ко всем остальным, начал внимательно просматривать толстую увесистую книгу.
Пролистав ее несколько раз, Знахарь не обнаружил ничего особенного. Тогда он тщательно изучил обложку и переплет в надежде найти в толщине картона записку или что-то другое. Снова пусто. Тогда Знахарь открыл те страницы, на которых были современные комментарии, перемежавшиеся иллюстрациями и историческими картами местности.
Вот тут-то он и обнаружил мастерски вклеенную страницу, ничем не отличавшуюся от остальных.
То, что он увидел на ней, сначала ошеломило его, затем обрадовало, а потом он погрузился в изучение предназначавшейся ему информации и изучал один-единственный листок целых три часа.
Вызубрив послание наизусть, Знахарь, опасливо оглядываясь на Кадилу, осторожно вырвал этот лист из книги и поднес его к огоньку зажигалки. Тончайшая рисовая бумага мгновенно вспыхнула и тут же превратилась в невесомую серую паутину. Сдув ее на пол, Знахарь посмотрел на Тюрю, который в это время перебирал свой бисер, сортируя белые и черные зернышки, и весело сказал:
- А не испить ли нам кофею?
В подарочных американских наборах, кроме всего прочего, нашлось и по банке растворимого кофе «Амбассадор». Причем произведен этот кофе был не на каком-нибудь подмосковном нелегальном заводе, а, как клятвенно уверяли члены комиссии, прямо в самой Америке.
- Кофе, говоришь? - Тюря снял сильные очки и, поморгав, посмотрел на Знахаря. - Кофе - это хорошо. Я не против.
Он аккуратно сложил бисер в мешочки, убрал их в тумбочку и, не поворачивая головы, распорядился:
- Жучок, организуй-ка нам кипяточку.
Расторопный Жучок, подвижный чернявый пацан небольшого роста, метнулся в другой угол камеры, где была розетка, а Тюря, посмотрев ему вслед, сказал:
- Нормальный пацан. Достойная смена, так сказать. Как думаешь?
И вопросительно посмотрел на Знахаря.
Знахарь посмотрел в ту сторону, где скрылся Жучок, и ответил:
- Я думаю, что лучше всего будет, если он выйдет отсюда и забудет о братве, о тюрьме и о всяких там понятиях. Кстати, за что он тут?
- Украл в магазине мобильник.
- И всего-то?
- Ага.
- Ну что же, грех невелик, так что у него есть шанс вернуться к людям.
- Ну, Знахарь, ты рассуждаешь прямо как замполит какой-нибудь.
- Что значит - как замполит? Кадило тебе то же самое скажет. Хочешь, спрошу у него?
- Да ну его, - махнул рукой Тюря, - он как свою шарманку заведет, хрен остановишь. Не надо.
- Ну, не надо так не надо. А насчет того, что я говорю, как замполит…
Знахарь задумался на минуту, потом сказал:
- Ведь ты сам, Тюря, если разобраться, не любишь ту жизнь, которой живешь. Что, не так?
- Так, - легко согласился Тюря, - но ведь не я ее выбрал, а она меня.
- Ишь ты, - Знахарь слегка удивился, - так ты фаталист, что ли? Знаешь, что это такое?
- Знаю, не беспокойся, - усмехнулся Тюря, - или ты думаешь, что я просто тупой урка и кроме блатной фени, ничего не слышал?
- Ну, так-то я, конечно, не думаю…
- Вот именно. Но уж так вышло, что я стал уркой. И теперь обратного пути нет. Так что живу я по понятиям и против них не выступаю. Не то что ты.
- Это, значит, вроде военного, как я понимаю, - кивнул Знахарь. - Пошел, значит, человек сдуру да смолоду в военное училище, присягу принял и трубит двадцать пять лет. Службу свою ненавидит, а куда деться - за базар-то отвечать надо, да и начальники в строгости держат. Так?
- Так, - согласился Тюря, - именно так.
- Хорошо, - сказал Знахарь, - тебе уже шестьдесят скоро, менять рельсы поздновато, но этот-то пацан - ему же еще и двадцати нету! Зачем же его уродовать, зачем его в блатные тянуть?
