Мария Ланг - Скандинавский детектив. Сборник
— Тот уже был там, — перебил его прокурор. — Обстоятельства доказывают, что сам Боттмер нашел шнур на пристани и взял с собой. Как это сочетается с вашими спекуляциями?
— Что касается шнура, — вежливо заметил Пауль, — то спекулируете вы, херр прокурор, а не я. Шнур был взят со склада Викторсона. Нынче утром я немного побеседовал с его продавцом. Он сказал, что в магазине торгуют и суриком. Он, собственно, не входит в их ассортимент, но они тем самым оказывают услугу заказчикам. В то утро, когда Боттмер прибыл в город, у них случилась небольшая неприятность с банкой краски. Она как-то открылась, немного сурика выплеснулось и потекло по стене. От него закрасился и моток шнура, который висел на стене. Пятно все еще на стене, я его видел вчера вечером.
— Но там был и Боттмер, — заметил прокурор. — Он мог взять шнур оттуда.
— Я случайно спросил продавца и про это. Он ответил, что Боттмер не имел такой возможности, и подкрепил свое утверждение надлежащими доводами. Но будет лучше, если вы сами его выслушаете.
— Выслушаю, если понадобится. Но вначале все обдумаю.
— Разумеется. Если я что-то изложил неясно…
— А что, по-вашему, там искал посетитель, о котором вы говорите? Он пришел убить Боттмера?
— Полагаю, так нам говорить не стоит. Было бы слишком большим совпадением, если бы тот пришел его убить и выяснил, что жертва уже выполнила за него половину работы. Сомневаюсь… но сейчас я опираюсь только на догадки…
— Гм-м…
Пауль не обратил внимания на намек, что и большая часть предыдущих его построений тоже всего лишь догадки.
— Полагаю, — продолжал он, — что все могло происходить примерно так: в свое время адвокат Боттмер мог знать немало различных компрометирующих историй. Когда он так внезапно вновь появился в городе, это многих могло встревожить. Ведь никто понятия не имел о его намерениях. Люди могли опасаться, что он приехал их шантажировать, угрожая раскрыть старые тайны. Кто-то из тех, кто размышлял подобным образом, мог навестить его тайком поздно ночью, чтобы выяснить, какие у Боттмера замыслы, или с ним посчитаться. И когда посетитель увидел готовую сцену самоубийства…
Некоторые догадки Пауля весьма неприятно совпадали с мыслями, которые заботили самого прокурора.
— У вас богатая фантазия, профессор Кеннет, — заметил он.
— Вчера вечером, — сообщил Пауль, — я был у Викторсона.
Прокурор уставился на него, разинув рот. И он тоже подумал о Викторсоне.
— Мы беседовали о связях видных людей Аброки. «Тут совсем не так, как в большом городе, — сказал он. — В большом городе забудут, но здесь люди помнят все». Полагаю, тут он прав. В большом городе человек такой скандал переживет, но тут ему конец. Мотивом убийства может быть опасение утраты социального престижа.
— Такая опасность грозит лишь тому, кому есть что терять. Значит, вы полагаете, что убийцу нужно искать среди видных горожан?
Пауль не ответил, и прокурор покачал головой.
— Это исключено.
Где-то глубоко внутри рассуждения Пауля тревожили его больше, чем он хотел показать. Особенно слова насчет шнура, которые целиком отвергали его собственную реконструкцию самоубийства. В душе он жалел, что осторожно не нажал на Викторсона еще раньше, чтобы тот прояснил некоторые темные места. И лучше бы сделать это поскорее.
Пауль спрятал две свои трубки — Абденаго он использовать не успел — и собрался уходить. Казалось, он понимает сомнения прокурора, не начать ли тому следствие заново.
— Есть тут одна вещь, — сказал он и поднялся, — которая могла бы всю историю немного прояснить и не вызвать никакого возбуждения.
Прокурор с интересом взглянул на него.
— Именно в то время, когда, по моему мнению, произошло убийство, в гостинице был некий шофер грузовика из Гётеборга. Через стену он мог все слышать. Попытайтесь прежде всего узнать, что нового он может рассказать.
Посоветовал он это с лучшими намерениями, ведь в полицейских протоколах не значилось, что шофер назвался вымышленным именем. Но его добрый совет прокурора ничуть не заинтересовал.
Через минуту Пауль Кеннет уже направлялся в отель и собирался отбыть в Стокгольм.
Прокурор Эк остался в кабинете сержанта в полицейском участке и яростно чертил странные линии на нетронутом блокноте Стромберга. Он уже не выглядел символом власти и походил просто на крайне озабоченного старика.
3.
Воскресный день в Васастаде.
Пожилая дама красивой старческой рукой подняла чашечку чая. В свете лампы сверкнул перстень с бриллиантом. Она, как птичка, отхлебнула немножко чая и повернулась к гостю.
— Я понимаю таких людей. У них свой стиль. Они не терпят на себе ни малейшего пятна.
— И предпочтут убийство, — заметил Пауль.
— Да, только чтобы о нем никто не узнал.
— Мышьяк и старые кружева,— вздохнула Лена Атвид. — Полагаю, это бы подошло. Но насчет повешения — это уже не в моем вкусе.
— Ты слишком чувствительна, — нежно заметила ее мать.
Лена Атвид была популярной ведущей колонки в вечерней газете. В свои тридцать лет она имела дивную фигуру, каштановые волосы и прямые брови над умными серо-зелеными глазами. Ее нельзя было назвать красавицей, скорее подошло бы слово «эффектная». Свой личный вкус она воплощала в нарядах с такой впечатляющей простотой, что создателям современной моды оставалось только рыдать, закрывшись в своем будуаре. Люди ее профессии и коллеги считали ее слишком строгой и резкой, во всяком случае ее никто не назвал бы чувствительной. Но перед матерью она играла роль тихого ангела, и эта игра нравилась им обеим одинаково.
Пауль Кеннет познакомился с Леной Атвид, при обстоятельствах, которые позволили оценить всю многогранность ее натуры.
— Смерть через повешение довольно скорая и безболезненная, — заметил он, чтобы смягчить неприятное впечатление.
— Но все равно в этом есть нечто грубое, — стояла на своем Лена.
Старая дама довольно улыбалась.
— Вы правы. Я прекрасно могу представить, кто это сделал. Это наверняка особа решительная и рассудительная, например доктор или священник, или какой-то твердый и безжалостный тип, им мог быть ваш торговец скобяным товаром.
— В таком случае — Викторсон, — предположила Лена.
— Но не женщина? — спросил Пауль.
Фру Атвид снова отпила чаю и прислушалась к часам, которые пробили четыре.
— По-моему, нет, женщина нашла бы, как поладить с адвокатом, не убивая его.
Салон, в котором они сидели, был пропитан духом старых времен, как настоящий романтический сонет. Пауля Кеннета, который как историк был весьма чувствителен к подлиности, шарм этой комнаты привлекал не меньше, чем импульсивная свежесть ее владелицы.
— Знаете, — постаралась пояснить фру Атвид, — когда я говорю, что у этих людей есть стиль, я вовсе не убеждена, что у них есть и мораль.
— А я думал, что одно связано с другим,— заметил Пауль. — Полагал, что определенная мораль — часть такого стиля.
Фру Атвид приподняла бровь, дивясь такому незнанию света.
— Ну откуда же… Например, мой бывший свекор весьма старательно следил, чтобы в его доме не было ни единой книги Стриндберга, ибо, как он слышал, тот писал неприличные вещи, а ведь каждый знал, что мой свекор состоял в связи со своей служанкой. И это плохо кончилось.
— Как?
— Бедная девочка утопилась.
— А что стало с ним?
— А что с ним могло случиться? У него было поместье в Нарке.
Заметив удивление на лице Пауля, Лена расхохоталась.
— Ты полагаешь, что всякая история должна иметь мораль, — заметила она. — Но ее нет. Зато есть стиль. Хозяин может соблазнить служанку, от такого магната этого просто ждут, это входит в его стиль. Но девушка не может его ославить— это неприлично, это нарушает стиль,— потому ей приходится утопиться. Грустно, но логично.
— Совершенно верно, — авторитетно подтвердила фру Атвид. — Если уж играешь какую-то роль, нельзя из нее выходить. Разве не так?
По тихой улице промчался тяжелый грузовик. Стеклянные подвески на старинной люстре испуганно зазвенели. Особый, немного циничный тон разговора Полю очень нравился.
— Могу я вам загадать загадку? — спросил он. — Мне нужен был кто-то, кто знает побольше о Викторсоне и его приятелях. Кто-то, кто помог бы мне объяснить скрытые детали, столь необходимые в работе детектива. Но Викторсон мне ясно дал понять, что он и его приятели меня в упор не видят. Среди них не было смысла искать союзника. И что., тогда я сделал?
— В английских детективах подкупают какого-нибудь слугу, — ответила Лена, — и тот рассказывает все.
— Что касается меня, — заявила фру Атвид, — то я бы попыталась найти какую-нибудь старушку, которая все слышит и видит, но которую никто всерьез не принимает.