Лариса Соболева - Месть без права на ошибку
– Ой, это кто? Зося! Господи, какая она стала хорошенькая!
Мама – хитрющая бестия. Можно подумать, не она пригласила Зосю и проинструктировала появиться в разгар праздника, дабы обратить на себя внимание. Короче, актриса из маман никудышная, а интриганка – люкс. Лишь бы не заставила расшаркиваться. Заставила. И так лихо слиняла, сунув ему в руки Зосю, что Сергей вынужден был длиннющий танец отвечать на глупые вопросы и вертеть головой, разыскивая в толпе Веру, которая танцевала с Ильей.
Милая, любимая, упрямая мама внесла «неоценимый» вклад в их отношения. Это надо было видеть, как она вела беседу в присутствии Веры, обращаясь ко всем, кроме нее. Как слушала подругу сына с таинственной улыбкой, словно знала о ней такое, что не при людях сказать, говорила о ней в третьем лице, используя местоимение «она» или называя ласково-иезуитски «наша Верочка». Что бы та ни сказала, все тут же опровергалось. А сколько маман прохаживалась по поводу ее одежды! Вера скрупулезно подбирала гардероб, предпочитая иметь мало вещей, но добротных и сочетающихся по цвету. Сидело на ней все отлично, хотя дорогих вещей не было. Но Надежда Михайловна… В этом случае она доставала сына:
– Сереженька, ты бы не мог купить Верочке парочку платьев?
– А чем тебе не нравятся ее платья? – отвечал вопросом на вопрос Сергей, заподозрив пакость.
– Как тебе сказать… Дешево она смотрится и не по моде одетой.
– Она не разрешает покупать ей вещи, – начинал злиться он.
– Да? Странно. Только ты, милый, не обижайся, но девушка моего сына не должна ходить в… как бы это выразиться…
– Мама, ты достаточно навыражалась, не стесняйся.
– Ну вот, обиделся. Все, молчу. Смотри сам.
Разумеется, не молчала. Противно вспомнить, но на более изощренные уловки Сергей попадался. Ладно, колбасу Вера нарезала не длинненько, а кругленько, но когда она делала Сергею замечания в присутствии посторонних (без Веры) по поводу цвета, идет – не идет, фасона ее одежды, он бесился, отчего доставалось и маме (без посторонних). Чтобы нейтрализовать мать хотя бы в этом вопросе, он затаскивал Веру в дорогущие магазины, где гардеробные стойки ломились от изобилия красивых шмоток. Мол, выбрать в подарок знакомой платье или костюм, просил примерить Веру, так как «знакомая» с ее фигурой.
– Идет потрясающе, я покупаю тебе. – Вера категорически отказывалась. – Не понимаю, что плохого в том, если я куплю тебе эту вещь? Что?
– Я не хочу, чтобы было: ты покупаешь – я продаюсь.
– Это глупо. Если есть возможность, почему ее не использовать? Зачем из идиотского принципа ходить в тряпье?
– А я не хочу тебя использовать и не считаю свою одежду тряпьем, – резко отвечала Вера и уходила.
Она всегда уходила от конфликтов, оставляя Сергея в бешенстве, не давая возможности переубедить ее. Эти странности его раздражали, злили, обижали. Во всем остальном с ней было хорошо. Особенно первый год, после Вера стала меняться, и не в лучшую сторону. Часто грустила, замыкалась, отказывалась сопровождать его на тусовки, предпочитая сидеть дома, с непонятным рвением окунулась в свою дурацкую работу. Тут еще у матери Веры отказали ноги. Она вертелась, как белка в бессмысленном колесе. Он предложил ей уйти с работы.
– Как ты себе это представляешь? – изумилась Вера.
– Обыкновенно. Уходишь, и все. Что ты на меня так смотришь, будто я предложил тебе переспать с моим другом?
Наотрез отказалась! И продолжала бегать по трем точкам – мать, Сергей, работа, где ему уделялось незначительное время. Иногда даже казалось, она его избегает. Другой на его месте… Но несмотря на кошмарные выверты, ему никто не нужен был в постели, нравилось смотреть на Веру за каким-нибудь занятием, говорить с ней о чем угодно, есть еду, приготовленную ею. Его не раздражало собственное мнение Веры в тех или иных вопросах, она не надоедала.
Нужна разрядка, так решил Сергей. Он купил две путевки в Париж и поставил ее перед фактом, не слушая отговорок. Мать не может передвигаться? Достал инвалидную коляску. Не может без посторонней помощи? Нанял сиделку на время их отсутствия. Еще какие причины отказа? Кстати, в лице матери Веры он нашел союзника, и, в конце концов, они улетели в Париж.
Это было что-то! Ну, Париж есть Париж, это была сказка.
Вернулись и… все пошло по-прежнему, к огорчению Сергея. Снова замкнутость, сюда примешалось недомогание: ее часто тошнило, разладились нервы – иногда она плакала. Он ничего не понимал, а Вера не объясняла. Да и времени не хватало задумываться над ее состоянием. Крупные сделки, налаживались связи, Сергею приходилось много мотаться по командировкам, часто успевал лишь взять чистые рубашки и – снова в путь. Он сам устал.
Однажды ему позвонила Лида, сказала, что Вера упала в обморок. Шла очередная запарка, и Сергей попросил Вадима доставить ее в поликлинику и мигом назад, просил передать, чтоб она позвонила, когда освободится, он пришлет за ней машину. Вера не позвонила, значит, все в норме. Вечером, ужиная, он обратил внимание на странно-отрешенное поведение Веры, вспомнил про обморок и осведомился:
– Да, а что сказал врач?
– Ничего. Я беременная.
Сказала и ушла в спальню. Вот это бомба! Беременная? Не мог никак въехать в это слово. Беременная – значит, ребенок? Какие дети? Зачем? Что за блажь? Детей Сергей терпеть не мог, что уж тут поделаешь, такой уродился. Чадушки знакомых приводили в ужас. А Вера? Начнет спереди толстеть до безобразия, переваливаться из стороны в сторону при ходьбе, как утка, на лице появятся уродливые темные пятна. Сергею не нравились беременные. Потом появится вечно орущий кусок мяса, вонючие пеленки, бессонные ночи… Все интересы Веры сведутся к пописал-покакал, поел-поспал, животик-зубки… Видел он все это.
Нет, она тоже хороша, шандарахнула по голове и удалилась с видом оскорбленного самолюбия. Он что, виноват? Сексом занимается с отроческих лет, но ему и в голову не приходило, что от этого может появиться живой третий. Всегда женщина сама заботилась о себе. Если и надевал презерватив, то только в сомнительных случаях. Почти два года никаких «беременная» и – на тебе, здрасьте! Надо полагать, Вера решила беременность превратить в ребенка, ибо тоном сказано вполне определенным: «Я беременная». Могла предупредить, что собирается забеременеть. И слово уродливое. Да не готов он! Не готов. А маман? Не обрадуется, точно. Надо все обдумать. Одному.
На этот раз ушел Сергей. Поехал на родительскую дачу, а вернулся в воскресенье вечером, таким образом, не был дома всего две ночи. Вернулся, так и не свыкнувшись с мыслью об отцовстве, не представляя, что скажет Вере. Ее не было у него. Он обрадовался: есть время подумать.
Вера не пришла ни в понедельник, ни во вторник, ни в последующие дни. Сергей негодовал: во дает! Сама залетела и дуется! Могла приехать и посоветоваться, как быть. Деньги – не проблема, так нет, она лучше удавится, чем попросит, вот упрямая. Суббота и воскресенье ему показались скучными и длинными. В понедельник утром он уже стоял напротив проектного бюро, прячась за газетный киоск. Около девяти увидел Веру, идущую рядом с длинным уродом. Он в муках провел целую неделю, а ей хоть бы что! Улыбки дарит ничтожеству среднего рода, мужского звания. Сергей почувствовал себя жертвой, обманутым. Через пару дней лежал в постели с совершенно ему до фонаря девицей и… ничего не смог сделать. Позор! Решил последовать совету Омара Хайяма: окунулся с головой в вино, а вернее, запил.
Проснувшись однажды утром в своей шикарной квартире, внезапно обнаружил пустоту. С удивлением сделал открытие: он любит Веру. Любит. Она нужна ему. Но отправился не к ней, а к Наташке, вывалив за бутылкой переживания, а времени прошло – месяц. Та выслушала, не вынимая из зубов сигарету, и выдала резюме:
– Прости, но мне тебя не жалко. Она хочет замуж за тебя, неужели ты настолько тупой, что не видел этого? Поверь, это самое банальное и в то же время сильное желание любящей женщины. Ты хоть раз сказал ей примитивных несколько слов? (Сергей непонимающе уставился на нее.) Тулин, у тебя дырка в башке. «Я люблю тебя», ты ей говорил?
– Нет. И так понятно, обязательно говорить?
– А как же! Тебе столько лет, а элементарных вещей не знаешь. Ребенка испугался. Не смеши, дядя. Ты можешь детский дом содержать без душевных затрат и без урона для кошелька.
– Да причем тут коше…
– Закрой рот, – вяло оборвала она. – Я тебя слушала долго, поэтому слушай теперь ты. Что, делить ее не хочешь? Скажи, какой! Она должна ему жрать готовить, рубашки гладить, выслушивать гадости от родственничков, трахаться по ночам и еще заботиться, чтоб не залететь. Да кто ты такой? Удивляюсь, почему она тебя не послала? Дяде сказали, что он будет папой, а дядя быстро сделал ноги из собственного дома. Ты же нанес ей чудовищное оскорбление. Тулин, знаешь, от этого люди умирают. Кончают жизнь на веревке – не знал? Ну, даешь! Когда люди любят – я тебя не имею в виду, ты только себя любишь, – они живут вместе, зарегистрировав брак, у них появляются обязанности друг перед другом, а ребенок то, что объединяет и связывает. Это называется семья. А не как ты: держал ее на птичьих правах. Скажи, тебе жить негде? Или ты нищий, последний кусок доедаешь? Да у тебя кот жрет лучше, чем я. Короче, не доводи себя до психоза. Ты этого ребенка больше своей Верки любить будешь, уж поверь. Женись, Тулин, но сначала попроси прощения. Я б тебя хрен простила. А теперь за лекцию для умственно отсталых дай штуку, а лучше две, у меня денег – йок.
