Кошмар на улице с вязом - Андреева Валентина Алексеевна

– Потому что они к этому возрасту из ума выживают, плюс врожденная мания собственной исключительности. А надо уметь видеть себя со стороны, но помимо ума у них еще и зрение слабеет, – поучительно отметила Наташка.

Скажите, как это случилось с Игорем Родионовичем? – обратилась я к Татьяне, при этом одарив «гражданскую жену» не очень любезным взглядом. На ее месте следовало меня с этим вопросом опередить. Все-таки обрела другой статус – «гражданской вдовы».

– Да толком никто и не знает. Приехал он сюда на выходные, еще вчера с ним через забор разговаривала. У него поясницу прихватило, я ему растирку принести пообещала. Только он отказался – мазь, говорит, у меня какая-то с собой есть. Наверное, Тонька, зараза, нажаловалась. Я ей растирку для сына давала – ногу он потянул, приходила ныла тут… И ведь объяснила, как пользоваться – тоненьким слоем на больное место и тихо-о-о-нечко растереть. – Татьяна аккуратно продемонстрировала руками ход лечебной процедуры. – А она Сашке всю баночку разом на ногу – шмяк! – Ладонь Татьяны шлепнула по столу, тарелки испуганно звякнули. – К-как он сорвался!.. На третий день только парня нашли. Работники военкомата вместе с участковым. В нашей районной больнице. Так обвинили, что Сашка с моей помощью от армии косит. Ногу-то так разнесло! Тонька, дура, со мной неделю не разговаривала, зато на всю деревню обстрамила. И Родионычу насплетничала. Утром-то в воскресенье я его не видела, а около двенадцати как грохнуло!!! И сразу как полыхнуло!!! Дом-то старый, бревенчатый. Вмиг сгорел. Вся деревня сбежалась, да разве потушишь? Пожарные приехали, для отчета остатки бревен водой полили, бумагу написали и назад укатили. Сказали, бытовой взрыв газа. Газ-то у него баллонный был. Ну, давайте еще разок помянем Родионыча. Порядочный человек преставился. Не чокаемся!

Татьяна смахнула набежавшую слезу и снова наполнила себе и Наталье стопки. – Ты, Наташа, не переживай. Мужик он, конечно, хороший был, но тебе-то с того какая радость? Все равно с женой разводиться не собирался. Хотя о тебе никогда плохо не говорил. Наоборот! Тут как-то разнервничался – головные боли его мучили, и поделился: есть, говорит, Татьяна у меня отдушина – такая замечательная девушка! Все бы к ее ногам сложил. Люблю ее больше жизни. Обстоятельства, как удав, в своих тисках держат. Не могу я ни жить с женой, ни развестись.

Наташка окончательно ошалела. Плохо соображая, а посему не прячась, пригубила стопку и вылила ее содержимое в горшок с фикусом – целое дерево. Опомнившись, виновато посмотрела на недоумевающую Татьяну и пояснила:

– Пусть тоже помянет.

– А может, Игорь Родионович каким-то образом остался жив? – поинтересовался Михаил, с отвращением допивая остатки своей холодной бурды. Честное слово, мне показалось, что он очень пьян. Надо же, как его с кофе повело!

– Так! Тебе больше не наливаем, – снисходительно потрепала его по плечу Татьяна, поднявшаяся с места проверить на трезвость свой цветок. – Как можно остаться в живых при таком пожаре? Косточки, и те не сохранились. Не знаю, чего там милиция насобирала? Какой-то пакетик вроде в морг отправили. Или еще куда. На машине «Скорой помощи». Заодно попутно и бабку Нюру прихватили. Повезло ей с оказией.

– В морг? – ужаснулась я. – Ну и смертность у вас. Неужели так расстроилась из-за пожара? Прямо до смерти.

– Да ты че! Она еще нас всех переживет. Три дня бабка маялась, а все боялась в поликлинику ехать. Конечно, на автобусе растрясет – хуже станет. Выяснилось, что у нее давление выше некуда. А она с ним еще картошку копала… Наталья, ты ж смотри! На том месте, где ты мой «коньяк» пролила, росток показался!

Я хотела полюбоваться чудом, но не смогла встать. Разморило. Михаила, похоже, оно тоже не интересовало. Интересовало другое.

– Танечка, а к Игорю Родионовичу вчера или сегодня никто не приезжал? – спросил он.

– Не знаю. Вчера, правда, видела, что страховщица на велосипеде приезжала, страховку на дом переоформлять… Вот те раз! Значит, теперь эта его стерва еще и деньги за дом получит! Ну где, спрашивается, справедливость?

Я поддакнула и посетовала на то, что Николаю Петровичу ничего не достанется.

Татьяна даже вскинулась от возмущения, я невольно спряталась за Наташку:

– Это какому еще Николаю Петровичу? У Каретникова вроде и родных-то не имелось. Хотя они, в основном, только после смерти благодетеля и объявляются. Постойте-ка… Какого-то брата или племянника он, кажется, поминал. Только своего ли, нет ли… Не помню.

– Честно говоря, мы не знаем, кем ему приходился Николай Петрович… – Наташка продолжала любоваться ростком, – …родственником или просто приятелем, но он мне все уши про него прожужжал. Да я и сама дважды его видела. Плотный такой мужичок, среднего роста, с лысинкой. Я тебе сейчас фотографию покажу. Игорь на память фотографировал.

Наташка выскочила в прихожую и быстро вернулась со своей цифровой фотокамерой и сумкой.

– На, полюбуйся. Может, видела его здесь? Видишь, какое лицо у него благородное? Совершенно не похож на свои ископаемые кости. По профессии палеонтолог, если тебе это слово что-нибудь говорит.

– Протезист, что ли? Ну, техник-стоматолог, – видя наши вытянувшиеся физиономии, снисходительно пояснила Татьяна. – Вот у кого денег куры не клюют! И точно – родственник Родионыча. По описанию и фотке словно родной брат, а по фамилии, имени, отчеству – двоюродный. У Каретникова тоже лысина. – Она оторвалась от снимка и напряглась, пытаясь разглядеть что-то в окне. – О, гляньте-ка!

Татьяна вскочила, подлетела к окну и уставилась в него, загородив собой весь обзор. Мне пришла в голову безумная мысль, что она увидела на улице живых двоюродных братьев. Ахнуть я не успела – безумная мысль мигом растаяла. Танечка хохотнула:

– Опять дед Василий по улице с топором носится!

– За кем? – Наташкин голос прозвучал глухо и испуганно. – За кем носится-то? – Подруга лихорадочно запихнула камеру в сумку.

– Да ни за кем. Тучи разгоняет. У него в плохую погоду с головой неладно делается. А и правда – немного побегает, дождь проходит. Летом его бабка Варвара чуть самого не прибила. Сами знаете, какое оно в этом году было жаркое – огород поливать замучились. А только дождик соберется, так наш Чингачгук топор в руки и пошел им махать над головой. Тучи мимо и проносит. Слышите, орет?

С улицы и в самом деле слышалась матерная брань. Наталья разволновалась:

– Тяпнет топором по машине. Если у него не все дома, вполне может наш транспорт с тучей перепутать. Цвет-то почти одинаковый.

Татьяна озадаченно посмотрела на Наталью:

– Слушай, а как ты узнала о пожаре? Неужели ж тебе Лизка позвонила?

– Сон плохой приснился.

– Во! Это тебе знамение было. Ты не волнуйся, я никому не скажу, что ты приезжала. Не зря же Родионыч боялся, что о тебе Лизка узнает. Слишком уж он тебя своим вниманием да деньгами баловал. Лизка еще хуже деда Василия. Да ты и сама, наверное, от Родионыча знаешь.

Наташкина физиономия странно вытянулась.

– Н-ну да… В общих чертах.

– Ты на похороны не ходи. Не надо, чтобы тебя Лизка видела. Да и сейчас тебе, пожалуй, лучше уехать. Вдруг ее нелегкая принесет? В лучшие времена не ездила, а тут… Кто ее знает…

Собрались мы очень быстро, чем порадовали хозяйку. Похоже, мысль о том, что визит вдовы на место гибели мужа может состояться, не давала ей покоя.

– Ты-то, Танюша, что так волнуешься? – натягивая на сухие носки мокрые ботинки и кряхтя от натуги, поинтересовался детектив.

– Ага! Узнает, что Наташка тут была, упрячет меня либо за решетку, либо в дурдом, как своего Родионыча. Уж я-то знаю, каким ненормальным он оттуда вернулся.

Наташка рассердилась:

– Одного не понимаю, неужели у нее такая сильная любовь к мужу, что даже после дурдома не завяла?

– Любовь, она разная бывает, – скороговоркой выдала Татьяна. – У моего бывшего, например, к самогонке и портвейну, а у нее – к бзикам Родионыча. Да ты сама в своей душеньке покопайся, небось, все чувства к нему на жалости замешаны. Ну и, конечно, на материальном достатке.