Джорджо Щербаненко - Предатели по призванию
Стало быть, скромная, усталая, забитая женщина знает все о преступной деятельности: пьяный и напуганный мужчина доверил ей опасную тайну. Что ж, поглядим, много ли ей известно.
– Когда начались эти переезды? – спросил Дука.
Она ответила четко и деловито, как типичная ломбардка, которая всегда знает, что делать, и все делает на совесть:
– Чуть меньше трех лет тому назад.
Значит, рассказывать придется долго.
– А почему за чемоданами Ульрико ездил именно в Геную?
– Потому что их переправляли из Франции.
– Из Марселя?
– Да, из Марселя.
Так, уже теплее: Туридду Сомпани – бывший француз, и оружие тоже поступало из Франции.
– Кому Ульрико передавал чемоданы? – Он это уже знал, но на всякий случай решил проверить.
– Сильвано.
– А Сильвано кому должен был их передавать?
– Одному адвокату, Туридду Сомпани.
Совершенно точно: женщина говорит правду. Пойдем дальше.
– И куда же сбывал их Туридду Сомпани? – Он ведь тоже должен был их куда-то сбывать, не приобретал же он их из собственного арсенала?
– Этого и Ульрико толком не знал, – сразу ответила она. – Но оттого он так и боялся, что Сильвано однажды ему сказал: мол, товар уходит в Альто-Адидже.
Скажите пожалуйста, какие джентльмены, значит, они поставляют оружие террористам! Подонки! Ладно, пойдем дальше.
– А зачем Ульрико за это взялся? Доходное дельце, верно?
Глаза, обведенные темными кругами, гневно сверкнули.
– Он ки лиры на этом не имел, да и за миллиард не взялся бы. Они его заставили.
– Как?
– Эти люди оказали ему большую услугу в конце войны и потом несколько раз спасали, когда он ввязывался во всякие махинации, и, если бы он не согласился, они бы его разорили, а то и похуже.
Дука взглянул на Маскаранти.
– Слыхали?
Маскаранти кивнул.
– Пожалуйста, немедленно позвоните Карруа, пусть он этим лично займется.
Маскаранти снова кивнул.
– Скажите ему: оружие поступает из Франции, из Марселя. Пункт назначения – Альто-Адидже, террористические группы. – Канальи, гнусные канальи! – Итак, маршрут: Ульрико Брамбилла забирает товар у неустановленных лиц в Генуе, передает его Сильвано Сольвере через свою невесту Джаванну Марелли, а Сильвано Сольвере в свою очередь передает его Туридду Сомпани, который через базу в «Бинашине» переправляет оружие в Альто-Адидже. Идеальный план, не подкопаешься, кому в голову придет, что автоматы и взрывчатку для террористических вылазок везут столь удобным путем – морем из Франции и потом через Италию? К тому же мы ни черта не знаем ни о тех канальях, которые сплавляют оружие из Франции, ни о тех, которые снабжают им террористов. Но пусть Карруа сам их устанавливает, потому что иначе... – Он покосился на чемодан: в нем полно обойм, но как же можно, закон запрещает убивать подонков, предателей по призванию, напротив, в их распоряжении всегда адвокаты, судебный процесс по всем правилам, присяжные и приговор, проявляющий снисхождение к психически неуравновешенным лицам, зато можно без всякого на то разрешения изрешетить двух патрульных карабинеров, выпустить обойму в рот банковскому служащему, который не торопится сдать преступникам кассу, можно отстреливаться в толпе, смываясь после ограбления, – все это можно, а вмазать по морде розовощекому сукину сыну, наживающемуся на подобной мерзости, – ни Боже мой, закон запрещает, «неужто вы так ничего и не поняли у Беккариа?»[6], нет, он, Дука Ламберти, ничего не понял в этих «преступлениях и наказаниях», он простой мужик и никогда аристократом ему не быть, зато с каким бы удовольствием он разбил рожу этим канальям, попадись они ему. – В общем, объясните Карруа, что меня интересуют только... – он на лету поймал пушинку, одну из тех, что кружат весной в воздухе, кружат между небоскребами, трамваями, троллейбусами, среди бетона, асфальта и алюминия, тщетно пытаясь засеять эту неплодородную почву, – что меня интересуют только свалившиеся в канал.
Он разжал пальцы, и пушинки как не бывало, да, собственно, он ее и не поймал, она продолжала плавно кружить по комнате – этой умерщвленной в зародыше амбулатории, в настоящее время превратившейся в секретный, негласный, неофициальный полицейский участок.
6
Пока Маскаранти звонил по телефону, Дука продолжал разглядывать одетую в черное женщину по имени Роза Гавони. Может, он не прав, что так не доверяет людям, но разве есть хоть одна, хоть малейшая причина доверять им?
– Интересно, почему вы мне все это рассказали? – в упор спросил он. – Ведь теперь, если вашего Ульрико найдут, его непременно засадят за контрабанду оружием, а не дай Бог все остальное всплывет, так это лет десять, не меньше.
Она опять ответила, как типичная ломбардка:
– По крайней мере, жив будет. А если его уже убили, то полиция хотя бы убийц поймает.
Предельно ясно.
– А отчего Ульрико сбежал, как только убили его невесту и Сильвано?
Она только слегка качнула головой: видимо, больше ей ничего не известно.
– Не знаю. Свернул торговлю, всех продавцов распустил и был таков. А мне перед отъездом сказал: «Закрой лавку и сиди дома, я тебе позвоню».
– И что, звонил?
– Да, два раза: спросил, не искал ли кто его, я сказала – нет, а в тот же день еще раз перезвонил, и я то же самое ему ответила, потому что его никто не искал, а еще я спросила, кто его должен искать и чего он боится, но он только сказал, что еще раз позвонит завтра.
– И потом явились мы...
Да, потом явились они; она сказала, что ждет звонка от Ульрико, но Ульрико так больше и не позвонил, и ей страшно, потому что, раз он не звонит, значит, что-то случилось.
– Что именно? – Приходится быть беспощадным. – Вы хотите сказать, что его могли убить?
Она кивнула, и по лицу ее опять пробежала дрожь: сама мысль, что Ульрико могли убить, привела ее к ним, к Дуке, кто бы он ни был, друг Сильвано или полицейский, лишь бы спас ее Ульрико.
– Вы хорошо его знаете, – сказал Дука. – Как вы думаете, где он мог прятаться? – Женщина, знающая все привычки, инстинкты, пороки мужчины, даже если ей конкретно ничего не известно, может чутьем навести на след. – Говорите все, что в голову придет, пускай это покажется глупостью. Может, его приютила какая-нибудь другая женщина?
Во время войны он же скрывался у женщин от немецких облав, почему бы теперь, когда надо скрыться от других врагов, ему не вспомнить кого-нибудь из своих прежних спасительниц?
Но она снова покачала головой.
– Нет. У него была только одна женщина. Джованна. Только о ней он говорил, только с ней и водился. Я его знаю. – Она гордо вскинула голову: пусть она унижена, отвергнута, пусть Ульрико давно ее разлюбил, зато она все еще любит его и гордится тем, что никто не знает его так, как она. – Когда он с одной, другие для него не существуют.
Где же тогда он может скрываться? В гостиницах – вряд ли, там он чересчур на виду, и враги его быстро обнаружат.
– А как вы думаете, он звонил из Милана? Звонок был не междугородный?
– Да нет... – Она задумалась. – Оба раза было так хорошо слышно.
Как знать: теперь с прямой телефонной связью междугородные от внутренних и не отличишь.
– Ну что ж, – сказал он, поднимаясь, – тогда возвращайтесь домой и ждите. Появится кто-нибудь – звоните. А если они заберут вас с собой, оставьте какой-нибудь знак. – Он помолчал, глядя на нее: нет, она нисколько не боится, знает, какая опасность ей грозит, и не боится, лишь бы Ульрико спасся. – Ну, например, свет оставьте невыключенным, или кресло сдвиньте, или статуэтку уроните: у вас дома такой порядок, что сразу будет заметно. – И уже у двери добавил: – Мы будем звонить вам каждые три часа. Сделаем все, чтоб найти его, с вашей помощью, конечно.
Когда дверь за несчастной Розой Гавони закрылась, Дука вернулся в кабинет; закатное солнце обагрило всю площадь, зарево ворвалось в комнату вместе с двумя другими пушинками; на этот раз ему удалось поймать одну: он разжал пальцы, и она была там, на ладони, чепуховина, конечно, но из этой чепуховины может вырасти платан, или тополь, или одно из тех могучих деревьев, про которые в энциклопедиях пишут, что в их дупло на автомобиле можно въехать.
– Маскаранти! – окликнул он.
– Да. – Тот выглянул из кухни.
– Ну что Карруа сказал?
– Сказал – хорошо, оружием он сам займется.
– И все?
– Да. – Он замялся, но лишь на секунду: на лице, красном от закатного солнца, это почти не отразилось. – Еще он просил вас быть осторожнее, мол, с такими типами шутки плохи.
Дука с трудом уловил в его тоне иронию и подумал: я и так осторожен, уж куда осторожнее.
– Вот что, Маскаранти, пойдемте-ка перекусим и заодно купим газеты.
– Я тут неподалеку знаю одну тратторию, там недорого берут, – заметил Маскаранти: ему, видно, надоело «перекусывать» сандвичами.
– Ладно, пойду рубашку переодену.
Он вышел в спальню и в ящике комода откопал последнюю приличную рубашку, сразу вспомнив слова Лоренцы: «Вот эту прибереги для особых случаев – последняя приличная рубашка». Теперь надо решить: обед с Маскаранти – это особый случай или нет? Дука решил, что да, снял рубашку с обтрепанными обшлагами, надел новую, галстук аристократического синего цвета и тогда только уразумел, что неплохо бы и костюм сменить; к счастью, единственный «приличный» из трех его костюмов тоже оказался синим; закончив одевание, переместился в ванную и электрической бритвой прошелся по жесткой, какая бывает только у настоящих мужчин, щетине. Канальи, предатели по призванию, всех продадут – и мать, и дочь, и друга, и родину, – будут клясться, прижав руку к сердцу, а другой сжимая в кармане нож!
