Вадим Россик - Нотариус из Квакенбурга
– Видите, доминус, пришлось даже с пальцами расстаться на службе у нашего короля, храни его Гведикус. Сам я не из этих мест. Моя родина – Синяя страна. Там я и родился неподалеку от Порт-Сальватора. Все в нашем роду были рыбаками: и дед, и отец, и три моих старших брата. Парнем я был крепким, задиристым. Девчонки ко мне так и льнули. Как-то вышла у меня нехорошая история из-за одной рыбачки. В пьяной драке я нечаянно убил соперника. Отец с братьями помогли мне бежать. Всю ночь мы шли под парусом на своей лодке и к утру были в Ориенте. Там я решил поступить на военную службу. Думал, отслужу лет пять, подзаработаю деньжат, а когда все забудется, вернусь в родные края. Здоровьем меня Бог не обидел и через пару дней я уже находился на борту военного транспорта «Единорог», который, в составе эскадры адмирала Яна, направлялся в Гведскую Ост-Индию к острову Терра-Нова. Вот так и стал рыбак Микаэль Фридрик королевским фузилером!
– Не боитесь признаваться в убийстве? – осторожно спросил я.
Возница махнул рукой.
– Дело прошлое. И, потом, оказалось, что тот бедолага, которого я тогда так отделал, остался жив. Даже женился на той самой рыбачке, уже не помню ее имени. Но об этом я узнал много лет спустя.
Старый солдат улыбнулся.
– А тогда я был чертовски рад, что унес ноги. На «Единороге» ребята толковали между собой, что Терра-Нова – это райский остров. Как же! Высадили нашу роту в безымянной бухте, голой, как штык моей фузеи и велели строить крепость для защиты берега от пиратов. Эх, не думал я, что рай так похож на каторгу! С утра до обеда мы работали на строительстве укреплений, а вечером, когда жара немного спадала, учились маршировать под барабанный бой и дружно кричать «Виват!», приветствуя начальство. От тяжелой работы, непривычного климата и болезней наша рота за год сократилась наполовину.
Микаэль Фридрик подхлестнул лошадей и продолжил рассказ:
– Через год в нашей бухте снова бросил якорь «Дракон» – флагманский корабль адмирала Яна. Адмирал осмотрел крепость и остался недоволен тем, что так мало сделано. Слава Гведикусу, что через месяц на строительство прислали пятьсот рабочих из Ориента и нас, солдат, освободили от работы. После этого дело пошло веселее. Роту пополнили. Я получил лычки ефрейтора. Крепость назвали в честь адмирала Форт-Ян. Между прочим, этот самый адмирал Хенрик Леопольд Ян первым завез в Гвецию павлинов из Гведской Ост-Индии.
– А повоевать вам пришлось, месьер Фридрик? – спросил я.
Тот кивнул.
– Да, довелось и повоевать. Как-то ночью к берегу подошел пиратский корабль и высадил десант для захвата Форт-Яна. Я тогда уже сержантом был. Утром пираты внезапно нас атаковали. В том бою один разбойник отхватил мне три пальца абордажной саблей и чуть голову не снес. Видите, какой шрам остался на всю жизнь.
Фридрик вздохнул.
– Давно это было, а все переживаю – ну как это я не успел увернуться!
Отставной сержант оторвал глаза от дороги и, посмотрев на меня, вдруг подмигнул:
– Вот так незаметно и пролетело четверть века! А как стал я негоден к военной службе, так и отправили меня обратно. Отблагодарили по-королевски! Оплатили проезд домой на корабле его величества, да пятьсот ост-индских дукатов я скопил за время службы. Тратить-то их было негде. Высадился я в Ориенте и стал думать, что же делать дальше. Отец к тому времени умер, братья сами еле концы с концами сводят. Вот и решил я, пока деньги есть, отправиться куда-нибудь подальше от моря. Путь-дорога привела меня в Крон. Городок мне понравился. Как бывшего сержанта меня взяли на службу в городскую полицию, кучером. Живу у одной симпатичной вдовушки. В общем, на жизнь не жалуюсь.
Мой разговорчивый попутчик умолк. Пока он рассказывал, мы проехали лес, миновали Кронский Брод и достигли реки. Через несколько минут колеса нашего экипажа загремели по камням городской мостовой.
Фридрик быстро довез меня до большого двухэтажного здания в центре Крона, в котором размещалось полицейское управление. В приемной я передал записку инспектора Вейша дежурному констеблю. Толстый, размякший от духоты констебль небрежно бросил листок в груду разных бумаг лежащих перед ним на столе. На меня он даже не взглянул. Затем мы поехали к доктору Адаму.
К сожалению, мой возница не знал, где находится нужная нам Мельничная улица, поэтому мне пришлось дважды спрашивать дорогу. Сначала на Рыночной площади нам помог старик-шарманщик, наигрывавший старинную мелодию «Страна цветов», а немного погодя, мы встретили патруль конных жандармов и они проводили нас до самой Мельничной улицы. Несмотря на свое название на этой улице никаких мельниц не было. Она вся была застроена чистенькими двухэтажными домами. На крылечках судачили хозяйки в цветастых передниках.
Доктор жил в обычном кирпичном домике с аккуратным маленьким цветником перед фасадом. У входа виднелась позеленевшая медная табличка с надписью: «Бенедикт Адам, доктор медицины». Я постучал в дверь бронзовым молоточком и прислушался. За дверью все было тихо. Подождав немного, я постучал еще раз – посильнее. Наконец, одно из окон открылось, и из него высунулся розовощекий мальчуган лет семи.
– Привет, малыш! – крикнул я ему. – Месьер Адам дома?
– Папы дома нет, – звонко ответил карапуз.
– А где его можно найти? – снова спросил я. – Он нам очень нужен.
– Папа на работе, – важно сказал мальчик.
– А где папина работа? – продолжал я выспрашивать.
– Папа велел не говорить чужим людям.
– Послушай, паренек! – подойдя, вступил в разговор мой кучер, – У нас к доктору срочное дело. Если он узнает, что из-за тебя мы не смогли его найти, тебе здорово влетит! Давай договоримся по-хорошему. Ты скажешь, где мы можем найти твоего отца, а я тебе за это дам серебряный квадрант, и ты купишь много вкусных конфет в кондитерской «Золотая рыбка»!
Не знаю, что подействовало на упрямого ребенка – возможная взбучка или конфеты, а скорее и то, и другое. Во всяком случае, карапуз быстренько ответил, что доктор с самого утра работает в городском морге. Фридрик опустил обещанную монету в дверную прорезь для почты и мы снова тронулись в путь. Отставной сержант хорошо знал дорогу и уже через несколько минут мы были на берегу Кроны.
Городской морг располагался на старой облезлой барже, стоящей на якоре на реке. Летом баржа распространяла страшное зловоние, а зимой от холода патологоанатомы роняли инструменты из закоченевших рук. Командовал этим мрачным местом сторож папаша Кикензон – огромный, грязный, со свисающими почти до пояса волосами и бородой. Папаша Кикензон умудрялся постоянно сплевывать, не выпуская изо рта огромную трубку. Правда зачастую слюна застревала в косматой бороде и свисала мокрыми сосульками, отнюдь не украшая старика.
Папаша Кикензон, узнав о том, что мне нужен доктор Адам, молча дал знак следовать за ним. Он провел меня мимо ряда железных столов, на которых кое-где лежали покойники. Стараясь не смотреть по сторонам и, с трудом, сдерживая подступающую к горлу тошноту, я пробрался за сторожем в самый конец баржи, где увидел врача, который, с хирургическими инструментами в руках, любознательно склонился над чьими-то останками.
Узнав о смерти Озрика Де-Бурга, доктор очень расстроился. Он поспешно сложил инструменты в саквояж и мы, больше нигде не задерживаясь, поспешили в замок.
Глава восемнадцатая
В которой Мельхиор пытается возражать инспектору полиции
И вот мы опять на месте, где произошла вторая трагедия – в кабинете покойного графа Бертрама, возле тела его сына. Мы – это инспектор Вейш, доктор Адам, Мартиниус и я. Доктор, не мешкая, приступил к осмотру трупа. Осторожно касаясь пальцами рукояти ножа, вонзенного в спину несчастного Озрика, он пробормотал:
– Да, здесь точно нет необходимости делать сердечное сечение!
– А что это такое – сердечное сечение? – спросил нотариус.
Адам обернулся к нему и принялся объяснять:
– В груди пациента делается разрез, через который врач опускает палец на сердце, чтобы ощутить, бьется ли оно еще. Но в данном случае – это совершенно излишне. По-видимому, лезвие пробило сердце и смерть наступила мгновенно. Бедный Озрик умер ничего не успев понять.
Доктор ухватился за нож и одним резким движением вытащил его из спины покойника.
– Какое любопытное оружие, – удивился инспектор Вейш и, осторожно положив нож на ковер, принялся его внимательно рассматривать. Мы с нотариусом присоединились к нему. Нож был весь из стали. Круглая, витая ручка переходила в очень узкое лезвие, длиной сантиметров двадцать.
– Судя по форме – это, так называемый, стилет. Оружие, распространенное на юге у гведиотов, – определил полицейский. – Такие ножи часто используют наемные убийцы, услугами которых не брезгуют даже знатные семейства Гведианаполиса.
![Пер Валё - В тупике [= Смеющийся полицейский] (журнальный вариант)](/uploads/posts/books/no-image.jpg)