Шарль Эксбрайя - Мы еще увидимся, крошка
— Ну, старина, как дела?
Тот на него недовольно покосился:
— А как, по-вашему, могут идти дела у человека, которого будят посреди ночи?
— Вам надо съездить в Томинтоул, старина!
— Обязательно… А пока что вы могли бы и войти, если только вы меня не разбудили ради того, чтобы узнать, как идут мои дела.
— Эдмунд, брат ты мой старый, ты мне нравишься!
И, не дав слуге опомниться, Малькольм облобызал его в обе щеки, вполне по-братски.
Эдмунд, несколько удивленный, посмотрел на него повнимательнее.
— Похоже, вы человек душевный, как это ни странно.
Макнамара остановился перед конторкой Сэма, где все еще горела лампа.
— Хозяин еще не лег?
— Не знаю я… Он вернулся с какой-то странной рожей. Я сходил по делам, зашел выпить стаканчик, а заодно проверить результаты скачек, а когда вернулся, он куда-то пропал. Я его больше не видел. Но, между нами, меня это не колышет, потому что, если вас интересует, конечно, мое мнение, Сэм Блюм порядочная скотина.
— Странно, что он оставил гореть лампу, правда?
— Это что, в вас бунтует ваш шотландский инстинкт— во всем экономить?
— Это точно!
Макнамара нагнулся над стойкой, чтобы дотянуться до выключателя, и увидел скрюченного Блюма. Шотландец тут же отпрыгнул назад.
— Скажите на милость, старина, что это за странные шутки?
— Какие шутки?
— Вы что, не знали, что ваш хозяин там?
— Там? Где это — там?
Макнамара показал пальцем, и Эдмунд тоже нагнулся.
— О Господи!..
Весь побледнев, он спросил:
— Вы… вы думаете, что он… мертвый?
— Да вроде похоже, если только он не изображает факира.
Говоря это, шотландец обогнул стойку, взял лампу и приблизил ее к Сэму.
— Ему разбили череп бутылкой, которая раскололась… Убийца унес горлышко… из-за отпечатков, наверное…
— Но кто… кто мог его ударить?
— А вот это, старина, неизвестно…
И слова замерли на губах шотландца, потому что он снова увидел перед собой кровь на манжете рубашки Девита и резаную рану от стекла на его ладони.
— Старина, мы ничего не можем сделать, кроме как вызвать полицию.
— Это мне не очень нравится…
— Если это вас может утешить, то мне тоже не очень… Констебль Майкл, Торнби задумчиво прогуливался со своим молодым коллегой Стюартом Домом.
— Идите скорей! — вдруг услышали они крик.
— Куда?
— В «Шик-модерн».
Том спросил:
— Там что, горит?
Его коллега перебил его:
— Если там горит, то мы придем в любом случае слишком рано, потому что наконец появился шанс, что исчезнет логово проходимцев…
— Да не то… Сэм Блюм умер.
— Не может быть! Прекрасно! Дьявол должен быть доволен. Он получил отменного клиента! Сбегайте за врачом.
— Дело в том…
— Что… что?
— Мне кажется, его убили.
— Вам кажется, да?
— То есть я в этом уверен.
— Вот это уже лучше. Пошли туда, Стюарт… Встретившись опять с шотландцем, Торнби отшатнулся.
Он осмотрел Сэма и обратился к Малькольму:
— Вы что, не умеете иначе применять свою силу, чем дубасить по людям? Сегодня утром два инспектора, а вечером эта старая калоша…
Макнамара запротестовал:
— Но я не дотрагивался до мистера Блюма! К тому же если я зол на кого-нибудь, я не пользуюсь бутылкой… особенно полной виски! Одна цена чего стоит!
Констебль не мог удержаться от смеха.
— Вот уж проклятый шотландец! С какой-то точки зрения я вас понимаю: Сэма можно оценить ниже, чем бутылку виски… Но дело в том, что его убили, а мы должны заниматься этим… Стюарт, позвоните в Ярд, и если случайно Блисс и Мартин там, пусть им передадут, что мистер… мистер?
— Мистер Макнамара.
— …что мистер Макнамара замешан в этом деле.
— Нет, да вы что?!
— …как свидетель на данный момент.
Случилось так, что Мартин дежурил, и он с великой радостью прибежал в «Шик-модерн», не скрывая при этом удовольствия столкнуться опять нос к носу с шотландцем.
— Так как же, мистер из Томинтоула, на этот раз вы переборщили с ударом?
— Я до него не дотрагивался, до этого типа вашего!
— Я не думаю, что в Шотландии чаще, чем в Англии, убийцы с ходу признают свою вину!
— Скажите, что вы имеете против меня лично, старина?
— Откуда вы это взяли?
— Да-да… Я это прекрасно чувствую! Вы стараетесь меня замешать в очень грязное дело… но только почему, старина? Что я вам такого сделал? Я все-таки думаю, что это не имеет отношения к овцам?
— Нет, мой возлюбленный шотландец! Это не имеет никакого отношения к овцам! Я принадлежу к обиженному племени людей, которые никогда не были осчастливлены посещением Томинтоула. Я всего-навсего несчастный придурковатый англичанин, который смеет думать, что не призван каждодневно получать взбучки от распрекрасного шотландца!
— Это было по ошибке!
— По ошибке, да? А когда вы, в первый раз в жизни попав в Лондон, останавливаетесь как бы случайно в отеле, который пользуется самой дурной славой, это что, по ошибке? Когда в первый же вечер вашего пребывания вы несетесь в «Гавайские пальмы», где верховодят два самых последних прохвоста, которых наша столица имела несчастье пригреть, это что — тоже по ошибке?
— Отель — это шофер меня туда привез, потому что я не хотел дорого платить… а «Гавайские пальмы» — это из-за Патриции Поттер… Я ее очень люблю, инспектор, и хотел бы увезти в Томинтоул… Вы к нам в гости туда приедете?
Блисс чуть не задохнулся.
— Да! Я вас навещу, но только не в Томинтоуле, а в тюрьме ее величества, куда мы сейчас вас отправим подумать на досуге о превратностях большого города! Хоп! Погрузите мне этого незадачливого Тарзана!
Придя к себе в кабинет, суперинтендант Бойлэнд ознакомился с материалами, накопившимися на рабочем столе. Он вызвал Блисса, который его поджидал, чтобы затем отправиться спать.
— Итак, Блисс, вы опять арестовали этого громадного шотландца?
На этот раз, супер, он в моих руках, попался!
— Нет, Блисс, он не попался в ваши руки.
— То есть как?
— Блисс, я вас очень уважаю… Я уважаю ту дружбу, которая вас связывала с Поллардом. Но это не может служить причиной того, чтобы вы ополчились против этого невиновного человека, который находился в самой глуши графства Банф в то время, когда убивали вашего товарища.
— Но он…
— Нет, Блисс. Я прочел отчеты и материалы первых допросов, связанных с убийством Блюма. Шотландец здесь ни при чем. Далее по признанию слуги, Эдмунда Смита, он отсутствовал с десяти часов вечера. Опрос, проведенный в «Гавайских пальмах», как бы ни был он краток, показывает, что Макнамара не уходил из заведения Дункэна до двух часов ночи…
— Они все в сговоре!
— Даже если это принять, Блисс, нужно было еще опрокинуть это алиби, прежде чем сажать шотландца за решетку. И вы прекрасно знаете, что это вам не удастся. И наконец, зачем этому парню убивать Блюма?
— Сведение счетов!
— Безусловно, но только кредитор не Макнамара. Мне известен убийца Сэма, Блисс.
Инспектор посмотрел на своего шефа круглыми глазами:
— Вам известен?..
— Да, и это вы, Блисс.
Полицейский так и подскочил.
— Что вы говорите?
— Спокойно, Блисс, и сядьте на свой стул, пожалуйста. Вам бы следовало лучше владеть собой.
Превозмогая себя, Блисс сел.
Вы убили Сэма Блюма, Блисс, когда вы его арестовали и привезли в Ярд. Его сообщники, которые прекрасно знали малодушие Блюма, испугались, что он не выдержит очередного допроса и выдаст нам имя убийцы Полларда и мисс Банхилл. Вот почему сегодня ночью они убили его. Немедленно выпустите шотландца, Блисс, потому что мне кажется, именно он приведет нас к добыче, за которой мы гоняемся уже так давно.
— Но почему?
— Потому что он влюблен в Патрицию Поттер.
Малькольм Макнамара зря считал себя уж таким сверхъестественным здоровяком. Нельзя было сказать, что, возвращаясь в «Шик-модерн», он чувствовал себя свежим и бодрым. Эдмунд встретил его без особых эмоций:
— Вас отпустили?
— Как видите, старина.
Вам повезло… Обычно, когда попадаешь им в лапы, выскочить оттуда трудновато…
— Но коль я невиновен?..
— Вы думаете, это их смущает?.. А потом, поставьте себя на их место — вы встречаетесь черт-те с кем!
— Вы так считаете?
Еще бы нет! Я-то торчу здесь, потому что я пустое место, так, хлам какой-то, мне бы только с голоду не сдохнуть да не оказаться без крыши где-нибудь на берегу Темзы… а так, вообще-то, вся их пачкотня меня мало интересует… Поверьте, бывают минуты, когда я жалею, что стал тем, чем стал, потому что…
— Потому что?..
…потому что, когда я вижу всех этих бедолаг, которых они медленно травят… иногда почти детей… во мне все переворачивается. А Сэм был последний подонок… хоть и умер Я от этого плакать не буду, даже наоборот.
