Эстел Томпсон - Фальшивый грош
Я объяснила насчет лопнувшей шины.
— Зато мне выпала дивная ночь без единого вызова, так что не пришлось просить машину у мистера Барнарда. — Я взглянула на часы. — Ого! Почти семь! Не спала так долго с… Хм, — быстро закончила я, — сто лет, в общем.
К счастью, и утром вызовов не было, так что я спокойно оделась, позавтракала и даже ухитрилась написать пару писем до приезда Дэниса. Пейзаж смотрелся после вчерашнего ливня чистеньким и свежим, и воздух был сверкающе прозрачен. Прохладно, но в небе ни облачка, и раннее утро обещало расцвести типично квинслендским зимним деньком.
О вчерашнем нашем разговоре с Дэнисом и помину не было, пока он менял колесо, мы так, болтали о всякой всячине.
— Я бы и сама сменила, правда, — заметила я. — Я тебе и вчера говорила.
Он усмехнулся, затягивая гайку.
— Все равно мне в город нужно было. И не часто выпадает случай сыграть роль сэра Галахада.
Потом я заехала в гараж, оставила шину, чтоб прокол заделали, а сама отправилась в приемную. Приняла несколько пациентов и, забрав починенную шину, отправилась в Аврору проведать своих госпитализированных пациентов. Все шло обычно и спокойно, и на сердце у меня было странно легко: иногда на меня накатывает такая веселость без всякой связи с тем, что я делаю и что происходит в моей жизни, то, что я называю — бесшабашный настрой.
После ланча я вернулась в приемную доделать кое-какую бумажную работу. Я кончала бухгалтерскую писанину, когда поймала себя на том, что насвистываю, но с какого такого счастья и что за мелодию я свищу, немилосердно фальшивя, понять не могла. Через минуту название выскочило: «У меня есть шесть пенсов». Мне вспомнилось, как я напевала эту детскую песенку Карлу в тот день, когда нашла свой «счастливый» шестипенсовик, как объясняла про шестипенсовики в разных детских стишках…
Улыбаясь про себя, я отложила ручку и потянулась за бумажником. Расстегнула отделеньице, где хранила фальшивый грош, и нахмурилась: погнутая монетка исчезла! Нелепо, но на меня нахлынуло чувство такой утраты, будто я лишилась семейной реликвии. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз вынимала его из бумажника. Наверняка сказать я не могла, но вроде бы прошлым вечером, когда уходила на собрание. Мне показалось, я заметила шестипенсовик, когда засовывала ключи от машины.
Что означало — вместо того, чтобы убрать ключи в их кармашек, я сунула их по ошибке к монетке, или не видела ее вовсе. Итак, скорее всего, шестипенсовик я обронила вчера вечером у Холла, когда вытаскивала ключи от машины. Если так — найти его несложно, я почти точно помню место парковки.
Повинуясь порыву, чуточку стесняясь детской сентиментальности, я вскочила, решив проехаться к Холлу и поискать монетку. Разумнее, конечно, сначала бы закончить работу, но настроение у меня было отнюдь не разумное. Поэтому я быстренько заперла приемную, помахала компании ребят, шагавших на футбол, и домчалась до Холла Виллоубанка — что было совсем недалеко.
Притормозив, я обогнула здание Холла. Вот где-то тут я и парковалась прошлым вечером. Я подняла глаза на окна, пытаясь определить место поточнее по отношению к ним. Двор зарос травой, но траву недавно стригли, так что вполне вероятно, что я сумею найти монетку, если только ее не втоптали в размокшую от дождя землю.
Всюду валялся обычный мусор — бутылочные крышки, обертки от шоколада, пустые сигаретные пачки. Я медленно кружила, поддевая ногой бумагу, не блеснет ли под ней заветный шестипенсовик. Минут через пять я засекла тусклое серебряное поблескивание и, воспрянув духом, быстро наклонилась поднять свой талисман.
В ту же секунду глухо хлопнуло.
Выстрел, звон пули и треск дерева, куда пуля вонзилась, на том уровне, где полсекунды назад находилась моя голова, слились в одно. Холодная вспышка ужаса подстегнула мой изначальный инстинкт: как подкошенная, я свалилась плашмя на землю и несколько раз быстро перекатилась под прикрытие большого древнего эвкалипта.
И замерла за стволом, каждый нерв, как оголенный проводок, в жутком напряжении: вот-вот вторая пуля разорвется — на этот раз в моем теле. Я ощущала влажность земли, щеку колола стерня травы, я даже слышала, как панически стучит у меня сердце. Вскрикнула женщина, и тут же я подумала — наверное, я сама и вскрикнула, но потом вспомнила, что когда проходила мимо дома Роджерсонов, который почти напротив Холла, в саду работала миссис Роджерсон, а ее муж мыл машину. Так что вскрикнула все-таки, наверное, она.
Протянулось несколько секунд — тишина, неподвижность. Словно весь мир притаил вместе со мной дыхание, ожидая: сейчас грянет второй выстрел.
Тут раздался голос Боба Роджерсона:
— Господи, она ранена?
Приподняв голову, я увидела — Боб выбежал из ворот, но смотрит он не на меня, а вверх, на лесочек на холме, ярдах в ста от меня. Встав посредине дороги, он замахал руками.
— Эй! Эй, ты там! Идиот! — завопил он в напряжении, откуда по его мнению, стреляли. — А ну прекрати! Кончай, говорю, палить! Внизу люди!
Я с трудом поднялась на ноги, он развернулся и вбежал во двор, ко мне. С отвращением я обнаружила, что коленки у меня ватные, пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть. Я едва подавляла желание снова распластаться позади такого чудесно массивного дерева, укрываясь от новой шальной пули. Хотя неизвестный стрелок уже, конечно, услыхал предупреждающие крики Роджерсона — стреляли откуда-то близко.
— Со мной все в норме, — умудрилась пролепетать я, когда Боб подбежал. Усилием воли я заставила себя оторваться от шишковатой коры ствола и встала прямо. — Перепугалась, и все.
Его цветущее добродушное лицо было озабочено.
— Да это доктор Фримен! А вы уверены — с вами нормально? Увидел, как вы упали…
— Паника и только, — заверила я, стараясь говорить как можно небрежнее. Хотя какая уж там небрежность! — Мне почему-то сразу вообразилось, будто палят заградительным огнем по убегающим зайцам, напугалась новых выстрелов, вот и кинулась за дерево.
— Фу-ух! — выдохнул он с чувством, отерев ладонью лоб, внимательнее взглянул на меня. — Но пуля-то пролетела близехонько, так? Не от треска же выстрела вы хлопнулись наземь. Слышали пулю, верно?
Я вспомнила, мне рассказывали, что Боб Роджерсон во Вторую Мировую служил парашютистом-десантником: конечно же ему слишком хорошо известна инстинктивная реакция на просвистевшую у щеки пулю. Я указала на треснувшую доску обшивки стены, куда вонзилась пуля.
Он совсем помрачнел.
— Ничего себе! Ну доберусь я до этого проклятого придурка! Еще немножко, и убил бы вас! Когда кончу с ним, пожалеет, что вообще винтовку видел!
Легкой резвой рысцой Боб припустился на холм, совсем как молодой, еще сказывалась выучка десантника.
Я зашагала к машине, не совсем уверенная, как поступить в данной ситуации. От голоса миссис Роджерсон я резко вздрогнула: я не заметила, как она подошла.
— Доктор Фримен, как вы? Ничего не случилось?
Я заверила ее, что все нормально, и показала, куда угодила пуля. Она покачала головой, лицо у нее стало почти таким же белым, как у меня.
— Уж эти подростки с винтовками! Просто бесят меня! Им кажется очень шикарным и взрослым иметь ружье и хвастать, сколько они могут настрелять зверья! Послушайте, доктор Фримен, зайдемте в дом, отдышитесь. Чаю вам приготовлю покрепче!
Я заколебалась, и она твердо взяла меня за руку.
— Пойдемте, пойдемте! Наверное, знаете кучу красивых терминов для этого, а я вижу одно — вы вся дрожите и вам нужно передохнуть. За руль вам нельзя сейчас, уж это точно.
— Вы очень добры, — я жалко улыбнулась. — и, конечно, правы. Но я чувствую себя такой дурой.
— А, чепуха! Любой перепугается, когда ему чуть мозги не вышибло. А вообще, — обезоруживающе прибавила она, — если после всего этого вам чаю не хочется, так мне хочется. Так что пойдемте.
Я отправилась с ней в дом, устроилась в большом кресле в гостиной, приходя в себя, пока она готовила чай. Только тут я обнаружила, что по-прежнему крепко стискиваю в кулаке шестипенсовик. Я сунула его в карман. Миссис Роджерсон весело болтала со мной о саде, о погоде, и после второй чашки чая руки у меня наконец перестали дрожать. Я уже встала уходить, когда вернулся Боб, распаленный бегом, запыхавшись.
— И след простыл! — раздосадованно оповестил он. — Спорю, деру дал, когда понял, что натворил. Может, даже подумал, что убил вас. То-то теперь попотеет!
— А вы уверены — стреляли оттуда?
— Больше неоткуда. Не с этой стороны холма. — Он взглянул на меня. — Хотите — позвоню в полицию?
Я колебалась, растерявшись. Про такой оборот дела я не думала.
— Да, пожалуй, — медленно согласилась я. — Да, стоит сообщить. Я знаю, это случайность, и беды не произошло, но пусть у человека, такого небрежного с винтовкой, оружие конфискуют. Хотя вряд ли полиции удастся найти стрелявшего. Несчастья не произошло, так что и усердствовать особо они не станут.
