Сергей ГОРОДНИКОВ - РУССКАЯ РУЛЕТКА
Привлекательная и безупречно одетая молодая секретарша за письменным столом оторвалась от красной папки с бумагами.
– Вы к кому? – спросила она строго, точно бдела у врат в чистилище. Но я уже шагал к внутренней двери, которую она призвана была защищать душой и телом. Она легко поднялась со стула, чтобы остановить меня, – поздно дорогуша, я уже ступил на ковёр кабинета, где в кресле расположился тот, кто мне и был нужен.
Он сразу узнал меня. Прикрыв ладонью микрофон телефонной трубки, хозяин кабинета предупредил секретаршу:
– Это ко мне. – И когда я плотно прикрыл дверь, предложил, указывая свободной рукой на мягкий стул: – Присаживайтесь. Подождите минуту, сейчас закончу.
Я не возражал. Его телефонный разговор позволил мне осмотреться и сделать некоторые выводы. Надо признать, в своём поведении Тоби исповедовал предельный демократизм. Одет был просто и не так строго, как его служащие. Вишнёвого цвета пиджак стоимостью долларов в триста был небрежно расстёгнут, открывал белую рубашку без галстука. Остального я не видел, но легко поставил бы девяносто девять против одного, что из-под чёрных брючин выглядывают белые носки, которые делают вид, будто прячутся в чёрных узорчатых туфлях. Как бы невзначай глянув под письменный стол, я с удовлетворением отметил, так оно и было. Тоби, наконец, оторвался от телефона, и, чтобы никто не прерывал нашего дружеского общения, я потянулся, снял трубку с аппарата, положил её на стол и ещё раз одобрительно окинул взглядом значительную часть помещения.
– В кабинете только то, что нужно для дела, – поделился я впечатлением. – Стенка с деловыми книгами и бумагами в ярких папках, большой тёмно-коричневый сейф. Удобный стол и мягкие стулья. Сам Тоби сидит в кожаном кресле и выслушивает скромного посетителя. Неплохая сценка для современной пьесы, а?
Полный и добродушный Тоби не сдерживал улыбки. Она была открытой и многообещающей, как у желающей выйти замуж девицы; и одновременно загадочной. Этот «сфинкс» видел меня насквозь, не задал ни одного вопроса и терпеливо ждал, пока я начну сам.
– Тоби, – смирился я и вздохнул, – мне нужны деньги и очень срочно. А я не знаю никого, кто бы мог их одолжить, кроме тебя, душа моя. В обмен я готов дать бумагу с личной подписью, что не буду возражать, если ты выкинешь меня из родового гнезда, скажем, через полгода. – Ноздри у него дрогнули, словно у гончей, которая учуяла зайца. – Конечно, если не верну тебе долг с процентами не ниже банковских.
Тоби побарабанил пальцами по краю стола, прикидывая все «за» и «против» моего неожиданно щедрого предложения. Видно было, он не забыл, как я выставил его из прихожей, даже не позволив осмотреть квартиру. Впрочем, у меня было подозрение, он знал её не хуже, если не лучше меня. Наступила моя очередь ждать, что изречёт его кредитное сиятельство.
– И сколько вам нужно… – и он придал голосу подчёркнуто вопросительную интонацию: – долларов?
– Разумеется. В следующий раз я попрошу в йенах, но сейчас мне нужны именно доллары. Мои запросы скромны до неприличия. Меня бы устроило тысяч сто двадцать за всё про всё, вместе с обстановкой и машиной. Но ты же столько не дашь?
Он развёл руками, буркнув:
– Увы.
Я был в ударе.
– Для тебя «увы». А для меня «ах». И сколько же ты хочешь предложить? Ведь не сто десять?
– Семьдесят пять.
Я сделал оскорблённое лицо, иначе на том свете меня не поняли бы предки, решили бы я пытаюсь избавиться от их хламья.
– Сто.
– Восемьдесят.
– Девяносто пять и ни цента меньше.
– Восемьдесят.
Что-то в нём заело, я понял, получить больше не представляется возможным. Он верно учуял – деньги мне нужны позарез.
– Ладно, грабитель семейных склепов, оформляй.
Ничтоже сумняшеся, он нажал кнопку под столешницей и в блокноте принялся быстро записывать какие-то цифры. Когда появился парень, которого я видел в соседней комнате, Тоби протянул ему блокнот и спокойно распорядился:
– Надо оформить, срочно.
Парень просмотрел запись. Вопросов у него не возникло, и он молча вышел.
– Мой менеджер, – просто пояснил Тоби.
Он смотрел на меня, пытаясь согнать с лица тень плутоватости. Моя единственная недвижимость выбрала именно эту минуту, чтобы с горечью напомнить, как подло я с ней поступаю.
– Послушай, – дружелюбно полюбопытствовал я, – что за имя у тебя? Назвали, случайно, не как Индиану Джонса, в честь собаки?
– У меня отец венгр. Иностранец, – пояснил он, чтобы я не спутал с отечественными венграми.
– А-а, это те, что приезжали под видом студентов, брюхатили наших дур и смывались, не платя алиментов?
Если он и обиделся, то не пода виду, – выгода для него была важней подобных глупостей.
– У меня двойное гражданство, – заметил он со снисходительной улыбкой.
Я не стал прояснять, какое было второе, наклонился над краем стола, подмигнул и спросил доверительно:
– А признайся. Сколько старушек ты облапошил и выжил на свежий воздух в дальнее Подмосковье?
Он протестующее вскинул обе пухлые руки.
– Бог свидетель, ни одной. Несколько алкоголиков – да, было дело, признаю. К старушкам я питаю слабость.
– Ладно, оставим алкоголиков. Струн моей души не трогает судьба этого сброда. Они сами себя не жалеют, судя по криминальной хронике.
– Рад это слышать, – с возвращающейся улыбкой подыграл мне Тоби. – Ваши слова – бальзам для моей чувствительной совести.
– Неужели? К тебе ночами тоже являются чёрные кошки и царапают душу?
На этот раз он слегка обиделся.
– Что ж, я не человек? Я, между прочим, пока дела шли не так скверно, как сейчас, отстёгивал на детский дом.
Откровенно говоря, меня такое признание ничуть не растрогало, хотя вряд ли он на это рассчитывал. Вместо сочувствия ему я заметил:
– Рад был услышать насчёт старушек. Значит, могу быть уверен, ты не надуешь меня слишком круто. Только не злись. Нервные клетки не восстанавливаются.
– Восстанавливаются, – уверенно возразил он.
– Но очень медленно, – согласился я. – От свежего воздуха и сна без кошмарных сновидений. А у тебя ранимая совесть. – Я откинулся на стуле и небрежно сделал ему упрёк. – Имей в виду, со мной у тебя никаких проблем. Если меня пришибут, квартира твоя. Никто судится не будет, никакие лишние формальности не обременят твои округлые плечи. А отсутствие наследников по всем неписанным законам должно увеличивать ссуду.
Его ответ сразил меня наповал.
– Я это учитывал.
Все мои переживания по поводу преданной мною памяти достопочтенных родителей улетучились в одно мгновение.
– Ах, ты… – завёлся я, но взял себя в руки. – Фу-у. так ты наводил справки, за моей спиной? Был уверен, я приду?
– Надеялся, – уклончиво сказал он. – Всякие бывают обстоятельства.
– Тебя, случаем, не турнули из органов?
– Я сам ушёл.
– То-то смотрю, напоминаешь комсомольца-вожака, заводилу-энтузиаста.
Через минут двадцать, как только все бумаги были подписаны, а его копия заперта в дорогущий сейф, он повёл себя заметно раскованней и оживлённей. Словно ждал, когда ж я уйду, и он потрёт руки от удовольствия. Я намеренно не спешил оставить его в одиночестве.
– Ах, Тоби, Тоби, – проворковал я ласково. – Соберутся когда-нибудь все облапошенные тобой доверчивые граждане и свернут твою холёную шею. И не помогут тебе девы-хранительницы, твои телохранительницы.
Он искренне рассмеялся, словно услышал отменную шутку.
– А, признайся, – продолжил я по-приятельски. – Они по вечерам тебя, наверное, раздевают, приподнимают под белы рученьки и относят в ванну. А потом моют твою чернявую голову и чешут жирную спину. Так или нет?
– И ещё кое-что делают, – согласился он, и в глазах у него промелькнуло сладкое воспоминание.
– Знаю, – сказал я, поднимаясь со стула. – Шлёпают по твоей круглой попке, чтоб ты припомнил счастливое детство.
Он расхохотался беспечнейшим образом. Нет, я положительно не мог держать на него камень за пазухой и, выходя, не хлопнул дверью.
– Ну нет, Тоби, – пробормотал я, устраиваясь в салоне «шевроле» и поворачивая ключ зажигания. – Если меня не пришибут по твоей наводке, ничего ты на мне не выиграешь. Посмотрим, кто будет смеяться последним.
Я был уверен, что у Тоби уже есть покупатель, и этот хмырь так просто не откажется от подписанных мною бумаг.
12
Мы должны были встретиться у знания с «Корона банком». По Садовому кольцу я проехал до Проспекта Мира, свернул на него при переключении света светофора с жёлтого на красный и живо пристроился в колонну спешащих машин. Я постепенно отставал от других автомобилей арьергарда, а, не доехав до Олимпийского комплекса, юркнул в левый переулок. Помотался по улицам и переулкам и оказался вблизи Олимпийского проспекта. Когда оставил позади парк с небольшим прудом, вывернул с проезда к высокому кирпичному строению с рядом витрин магазина одежды и увидел то, что являлось моей целью.
