Павел Вежинов - Летучие мыши появляются ночью
9
В участке их ожидала новость – ночью поймали Георгия Шутева. Оперативный работник подробно рассказал им о том, как все произошло. После полуночи Шутев пытался пробраться домой, и его задержали на заднем дворике. Только слово «задержали» не совсем точное – боролись с ним, как с бешеным зверем. И были вынуждены привезти Шутева в участок связанным его же веревкой для сушки белья.
Так и лежит он до сих пор в арестантской.
– Ну, ты доволен? – с кривой усмешкой спросил Димов у Паргова. – Участок начинает заполняться арестованными.
– Пойдем поглядим на него, – мрачно предложил тот.
Спустились в арестантскую, открыли тяжелую дверь. Шутев сидел на полу; он едва взглянул на вошедших.
– Почему ты вчера вечером убежал? – спросил Димов.
Шутев молчал, глядя им в ноги.
– Послушай, я знаю почему! – сердито сказал Димов. – Хочу только услышать это от тебя.
– Зачем, если знаешь? – огрызнулся Шутев.
– Другие тоже должны знать.
Шутев долго молчал, лицо его все больше темнело.
– Срам одолел! – пробормотал он наконец.
– Из-за чего?
– Из-за картошки. Я накопал не нашей, а чужой – Илийчо Кынчева.
– А за каким чертом? Десять соток картошки мало, что ли? Лопнешь – и то все не съешь!..
Шутев молчал.
– Так ведь?.. Тебе дали участок, а ты крадешь у другого. Как это объяснить?
– Да его поросенок… – начал Шутев и замолчал.
– Говори, говори!
– Мы с Илийчо соседи. Уже несколько раз его поросенок забирается в мой огород и топчет его…
– И ты решил ему отплатить. Да к тому же обмануть нас! А сейчас посиди связанным, пока не образумишься!
Димов повернулся к нему спиной, тяжелая дверь закрылась за ним. Они еще не вышли из подвала, как кто-то застучал по одной из дощатых стен.
– Кто там? – спросил Димов у старшины.
– Георгий Кротев…
Димов подошел к двери.
– Чего тебе, Кротев? – громко спросил он.
– Я хочу говорить с тобой.
– А я нет! – бросил Димов и пошел вверх по лестнице. Вместе с Парговым он прошел в свой кабинет и некоторое время молча стоял посередине комнаты.
– Пусть Шутев напишет все! – наконец сказал он. – И отпустите его.
Паргов чуть ли не с испугом посмотрел на Димова.
– Как же мы его выпустим, товарищ Димов, а может, он виноват?
– Нет никаких улик…
– А то, что он убежал?
– Ведь он объяснил, как было дело.
– Как же ему верить, если он однажды обманул? Откуда мне знать, что он делал этой ночью. Может, он уложил Кушева…
– Неплохо придумано! Можешь спросить у него, где он был ночью, конечно, но потом отпусти… Под мою ответственность.
– Слушаюсь! – впервые по-военному отчеканил Паргов. – А Кротева?
– Подождем немного, пока за ум возьмется! У него сейчас алкогольный кризис.
Сегодня вечером расскажет даже то, о чем мы его и не спрашивали…
Хотя Димов и не чувствовал усталости, он все-таки решил поспать часа два, восстановить силы и вернуть остроту восприятия. Он давно заметил, что воображение устает значительно быстрее мысли. Над логической задачей он мог раздумывать часами, но если необходимо было призвать на помощь воображение – отупение наступало через несколько минут. Работа воображения давалась ему трудно, и, однако, именно образное, а не логическое мышление помогало ему до сих пор справляться с самыми трудными задачами. На эту тему он выступил в свое время на курсах, при обсуждении одного из рефератов. И так как он был одним из лучших слушателей, то никто не решился ему возразить. Только докладчик стал защищать свой реферат.
– По мнению Димова, выходит, что образное мышление не логическое мышление, – сказал он, глядя неподвижными выпуклыми глазами. – Я хочу спросить у товарища Димова, правильно ли я его понял.
– Не совсем правильно, – улыбнулся с места Димов.
– Искренне сказано – но тогда я тебя не понимаю.
– Значит, ты меня невнимательно слушал. Я сказал, что образному мышлению не должна мешать логика рассуждений. Что это значит? Очень просто: я считаю так – не надо примешивать образы к моим логическим рассуждениям. Образы: должны жить свободно, своей собственной, присущей им жизнью. Я должен лишь внимательно наблюдать за ними, а потом проанализировать и обобщить результаты в соответствии с возможностями логического мышления. Это ясно?
Димов произнес все это, повернувшись спиной к залу, стоя Шлицом к докладчику. И чувствовал, что его не очень-то поняли.
Докладчик заморгал.
– Ты хочешь сказать, что криминалист прежде всего должен быть хорошим психологом? Я не возражаю, это общеизвестно.
– Хороший психолог, к сожалению, еще не все, – сказал Димов. – Хороший психолог составляет правильное представление об объекте. Но после этого он должен суметь вывести его на сцену своего воображения. Вот о чем речь.
Подобные мысли занимали его, пока он мерил шагами добела отмытый пол своей комнаты. Было половина второго, он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Раздражал его только тяжелый запах цветов, растущих под окнами. Они могут быть красивыми – их дело, – но запах мешал ему думать. Все же на сцене его воображения начали мелькать какие-то образы, бесплотные и безмолвные.
Спускаясь вниз, чтобы побриться, он узнал, что его ожидает. На этот раз то был жареный перец, фаршированный таинственной смесью, рецепт которой был известен только хозяйке. Преодолев застенчивость, он с аппетитом проглотил четыре штуки.
– Положить еще?
– Ну разве что еще один! – ответил он, стыдясь своего обжорства.
Хозяйка положила ему еще три, из которых он оставил один – так, из ложной скромности. Потом он снова поднялся в свою комнату, закрыл окна и просидел час над документами, найденными в карманах убитого. В них не было ничего интересного: преимущественно служебные счета, расписки, удостоверения. Не было даже обычной записной книжки с телефонами. Все-таки на некоторых счетах и расписках Димов обнаружил несколько софийских телефонных номеров. Только один номер, написанный большими цифрами на последней странице паспорта, был четырехзначный – провинциальный. Все телефонные номера написаны шариковой ручкой, и только этот химическим карандашом. Наверное, Кушев боялся его потерять, рассуждал Димов, раз записал на собственном паспорте.
К трем часам Димов вернулся в участок и сразу же приказал проверить, кому принадлежали телефонные номера, найденные в документах. Потом сам позвонил в Перник по номеру, записанному на паспорте убитого. Спустя немного в трубке прозвучал уверенный мужской голос.
– Слушаю.
– Это техникум керамики? – спросил Димов.
– Да, что вам угодно?
– Говорят из милиции, могу ли я приехать к вам?
С ответом не спешили.
– У нас сейчас ремонт, но, пожалуйста, приезжайте. Только не позднее половины пятого.
Димов уже собрался идти, как появился отдохнувший Паргов.
– Я еду в Перник, – сообщил Димов. – Позвони в Гулеш. Пусть Пырван организует наблюдение за Нестеровым и Кыневым. О Нестерове ты знаешь, но сейчас я обращаю твое внимание и на Кынева. Ни в коем случае он не должен заметить, что за ним наблюдают.
– Не очень-то легко это сделать, – сказал Паргов. – Это ведь не город, все как на ладони.
– Как-нибудь постарайтесь.
Надо было спешить, чтобы вовремя приехать в Перник. С трудом Димов нашел шофера в закусочной за стаканом бузы.
– Поднимайся! И разрешаю тебе на этот раз не соблюдать правил движения.
– Ты разрешаешь, а жена не разрешает, – улыбнулся шофер. Однако он привез Димова к техникуму вовремя. Здание оказалось новым, но по виду старым и довольно некрасивым. Ремонт был не бог весть какой – проводили паровое отопление.
Конечно, не мешало бы сделать это при строительстве здания или хотя бы во время летних каникул. В дирекции находилось только двое – мужчина и женщина. Мужчина оказался директором техникума, было ясно, что именно с ним шел разговор по телефону.
– В чем дело? – спросил он с едва скрываемой тревогой.
– Мне надо поговорить с товарищем Замфирской.
– Вот она, – с облегчением произнес директор. Димов подошел к столу, стоящему в углу комнаты, где сидела высокая, очень худая женщина лет тридцати пяти.
Несмотря на сросшиеся мужские брови и чрезмерный пушок над верхней губой, ее узкое лицо не лишено было привлекательности. И она действительно была бы симпатичной, если бы не держалась столь чопорно. Когда наконец она повернулась к Димову, он отметил, что взгляд у нее глубокий, прямой, волевой. Димов готов был ожидать чего угодно от встречи с бывшей подругой Кирила Кушева, но такой он ее себе не представлял.
– Я из милиции, – представился он.
Взгляд ее стал явно недружелюбным. Очевидно, его организацию в техникуме недолюбливали. Это раздосадовало Димова.
– У меня для вас неприятная новость! – сказал он сухо. – Сегодня ночью убили вашего приятеля Кирила Кушева.
Тут же пришлось прибегнуть к валерьянке, но и она мало помогла. Боясь, как бы женщина не упала в обморок, Димов без особых угрызений совести несколько раз хлопнул Замфирскую по щекам. Наконец, когда директор выплеснул ей в лицо целый стакан воды, она кое-как пришла в себя. Открыла глаза, и ее мутный взгляд вскоре стал вполне разумным.
