Валерий Гусев - Операция «Бременские музыканты»
– В карьере. Мы его выследили и перевезли аппаратуру на лошади в заброшенный сарай. А потом обратно. Накануне обыска. Он об этом не знал.
– Понятно, - пробормотал ошарашенный папа. И спохватился вдруг: - Понятно, что ничего не понятно. А как же вы в подвал попали? Две запертые двери преодолели?
Алешка хихикнул, а я рассмеялся.
– Что вы веселитесь? Допрос еще не кончился.
– А ты как в подвал попал? Когда кирпич из стены выламывал? Тоже ведь две запертые двери преодолел.
– Ну я… - Папа заметно растерялся. - Мне положено по службе. В особых случаях… У меня такие ключи есть… Которые ко всем замкам подходят.
– Отмычки! - уточнил я. - Говори уж прямо.
Кто кого теперь допрашивает?
– А у вас? - спросил папа. - Где вы их раздобыли?
– В твоей соломенной шляпе. Случайно.
– Ничего от них не спрячешь, - вздохнула мама.
– Да мы их и не искали, - успокоил папу Алешка, пытаясь выскрести из банки еще хоть каплю варенья. - Нам шляпа была нужна…
Пришлось рассказать во всех подробностях и об операции «Бременские музыканты».
– Жестоко, - задумчиво проговорил папа, выслушав наш рассказ.
– Но смешно, - сказала мама.
– Вы его деморализовали своей операцией. Он на своей шкуре испытал свою же продукцию.
– Очень вредную, - прибавил Алешка.
– Да, - согласился папа. - Особенно для детей. Ведь они часто воспринимают то, что происходит на экране, как действительность. Врачи говорили, что сейчас у многих детей из-за таких фильмов расстроена психика.
– И дураки из них вырастают, - сказал Алешка. - Вроде Грибкова. Которые, кроме денег, ничего не любят.
– Кстати, - вспомнил папа, - а вы знаете, что в этих коробках с аппаратурой еще было?
– А мы в них не рылись. Зачем?
– Он туда и всю свою кучу денег запрятал. Так что держите, - и папа протянул мне ту золотую монету, что я вытащил из дырки в стене. - Вам все равно положено вознаграждение. Потом оформим.
– Во здорово! - обрадовался Алешка. - Мы себе в старости из нее зубы вставим.
– Вы ее сдадите, получите за нее деньги, - сказал папа, - и купите на них новый хрустальный сервиз гражданке Иванцовой. Который я разбил на ее дне рождения упавшим карнизом.
– Интересно! - аж взвизгнул Алешка от возмущения. - Ты разбил, а мы купим!
– Крючок-то ваш был! - возразил папа.
– А куртка-то твоя!
– Хватит спорить, - сказала мама и похвалилась: - А вот я ничего своим крючком не сдернула! Я аккуратная.
– Ты могла бы, - буркнул папа, - за скатерть зацепиться. Еще хуже получилось бы. - Он будто расстроился, что мама не побила всю посуду и не сбросила все закуски с праздничного стола.
– Могла бы, - мама задумалась.
И мне показалось, она немного пожалела, что она такая аккуратная и с ней не случаются всякие веселые истории.
– Спать пора, - сказала мама и стала собирать со стола посуду. - Да, - спохватилась она, - а где штаны моего любимого гномика?
– Они сохнут на веревке.
– Сохнут, - вздохнула мама. - Под дождем.
А летняя жизнь шла своим чередом. Папа пристрастился к рыбалке. Мы сделали ему удочку и каждое утро встречали на карьере. Попозже приходила к нам мама, приносила оладьи и термос с чаем или какао, до которого все были большие охотники, особенно Алешка.
После рыбалки и завтрака на берегу мы шли домой и занимались хозяйственными делами. Поливали редиску, которая от такой радости стремилась догнать по высоте наши березы. А мама все никак не решалась сделать из нее салат, жалко было губить такой огород.
Но тут прошли дожди, и мама засобиралась за грибами.
– Нажарим, - мечтала она. - Намаринуем. Насушим. А потом всю зиму будем их есть с картошечкой.
И они с папой взяли у тети Клавы корзины и пошли в лес по грибы.
А мы с Алешкой, пошарив в холодильнике, отправились навестить Пал Данилыча с его веселой компанией.
Разбой и Бакс, едва увидав своего любимого дрессировщика, без всякой команды сделали «бременскую» пирамиду.
– Тьфу на вас, - проворчал Пал Данилыч, выходя из дома. - Ну, я тебе скажу, парень, выучил ты их на мою голову. Все время с окошка гоняю.
Мимо промаршировал, отдавая честь, Ганя.
– А этот вообще от рук отбился. Придется его тебе подарить. Только и знает, что строем ходить.
Алешка обалдел от такого счастья. А я подумал, как же один сурок, даже если это Ганя, может ходить строем. Ну да ладно, у нас на участке они с Алешкой вдвоем будут строем ходить. А может, и папа с ними…
Потом мы побродили вокруг Мрачного дома. Он был заперт и опечатан. И казалось, что очень этим недоволен. Наверное, ему нравилось, когда в его стенах происходят всякие жуткости и неприятности. Такой уж это дом. С такой судьбой…
Тут из-за угла вышел наш славный участковый. Он проверил замки и пломбы и подошел к нам.
– Все у меня «не тик-так», ребята, - грустно сказал он, порылся в кармане и протянул нам отрезанный палец. - Все из-за него, - он вздохнул. - Не ценят близкие люди моих шуток.
Мы покивали, сочувствуя. В чем-то мы понимали его. Нам тоже порой доставалось ни за что от близких людей.
– В первый же вечер, - делился с нами своими бедами участковый, - стал раздеваться, а он из кармана выпал. Жена спрашивает: что такое? Говорю: вещественное доказательство. Она - в обморок.
– А начальник? - с интересом спросил Алешка. - Тоже в обморок?
– Нет, начальник у нас крепкий мужик. Но у него ведь тоже жена, нервная женщина… Схватила не свой бокал с шампанским: что это? Полковник пошутил: вещественное доказательство…
– Обморок, - вздохнул Алешка.
Участковый кивнул:
– А меня хотят в звании понизить.
– Начальник? - спросил я.
– Да нет, начальник против. А вот жена его требует. Ну, я пошел. Так что вы с этим пальцем поосторожнее, в карманах не держите. Увидит мамаша и…
– Нет, не упадет, она у нас закаленная.
– И аккуратная, - добавил Алешка. - Вы не расстраивайтесь, все будет путем.
И мы пошли домой, чтобы поскорее убрать этот зловредный палец в сумку, которая до сих пор пряталась под крыльцом.
А дома мы застали жуткую картину. На переднем плане - опрокинутая корзина с рассыпавшимися грибами. На заднем - высовывается из-под крыльца кусочек расстегнутой сумки. А на среднем лежит на траве наша аккуратная мама, и папа брызгает ей в лицо водой из кружки. Точнее - изо рта.
Мы стали ему помогать. Мама открыла глаза, узнала нас и жалобно простонала:
– Видеть их не могу!
Произошла с мамой, конечно, ужасная история. Они набрали много грибов, и мама собралась в поселок купить уксус, соль - ну все, что нужно для консервирования. И стала искать свою хозяйственную сумку:
– Куда они ее задевали? Ничего после них не найдешь!
– Да вот она, - сказал папа, - под крыльцом.
Мама обрадованно выдвинула сумку, расстегнула ее… Остальное мы уже видели.
Когда мама совсем пришла в себя, они вдвоем набросились на нас с криками: «Хулиганы!» Вот тут-то мы и вспомнили жалобы участкового на несправедливость со стороны близких людей.
Мама нас ругала от всей души, а папа - посмеиваясь. Я очень сильно подозреваю, что он прекрасно знал про сумку. Про то, что в ней лежало. Просто он хотел доказать маме, что даже с самыми аккуратными людьми случаются всякие происшествия, а не один он такой растяпа.
Доказал…
Но мы не стали его выдавать, приняли всю вину на себя. А в подтверждение искреннего раскаяния рассказали историю с участковым.
– Ну, - сказал папа. - Это поправимо. Пошли в поселок, разберемся.
В поселок мы пошли все вместе. Мама направилась по рыночным рядам для своих закупок, все время опасливо заглядывая в сумку, а мы с папой пошли в милицию, к ее начальнику - полковнику.
Папа сначала зашел к нему в кабинет один, а потом позвал нас.
Полковник сперва пообещал нам уши надрать, а потом стал выпрашивать у нас этот злополучный палец. Мы обещали отдать ему все «приколы», потому что не знали толком, что с ними делать. Отнесешь их на помойку, а потом по всей округе поднимется паника.
– Супруга ваша дома сейчас? - спросил папа полковника. - Как ее зовут?
– Дома. Анна Никитишна. Но я им, - он указал на нас, - не советую с ней встречаться. Полковница у меня крутая.
– Нет уж, наделали делов - пусть исправляют.
Интересно - какие это такие дела? Мы, что ли, сунули ей в бокал этот палец?
Вслух мы, конечно, ничего не сказали и по-шли мириться с полковницей Анной Никитишной. И замолвить словечко за участкового.
Она встретила нас не очень приветливо. И это понятно: вовсю занималась консервированием. Все у нее кипело, булькало, закручивалось в банки.
Это была женщина полная, нервная и всем недовольная. И наверное, поэтому у нее все не ладилось: банки лопались, крышки мялись, рассол разливался.
Она, как положено, отругала нас под горячую руку, а когда мы стали заступаться за участкового, сказала:
– Это мы еще посмотрим. Вот если он хорошо проявит себя на службе, тогда подумаем.