Алла Демченко - Александра: Единожды солгав
— Если я увижу прошлое, каким его видела Настя, я смогу ей помочь.
— Может ты и сможешь помочь девочке, если твоя душа не застрянет в другом, еще не проявленном мире. А если… — дальше развивать свою мысль Степанков не стал.
Чтобы не видеть его расстроенного лица, Саша начала заваривать чай. Ничего опасного, как ни старался ее напугать Степанков, Саша не видела. Нигде ее душа не застрянет. В нее есть Стрельников. Степанков отодвинул пустую тарелку и засопел.
— Я тебе приготовила подарок, — Саша оставила на кухне Степанкова и направилась в комнату. Послышался шорох и наконец — то Александра появилась в кухне с небольшим свертком.
— Это тебе. От деда. Извини, что сразу не отдала. После похорон не до того было, а потом забыла.
Саша проворно разрезала ножом бечёвку и убрала бумагу. Степанков заворожено следил за каждым ее движением, пока на свет не появилась картина. Это была одна из последних работ его любимого художника Бортникова «Весна на закате дня».
— Это мне?
Степанков не верил свалившемуся счастью. Он вертел картину, то ставил ее на подоконник, то снова брал в руки и близко подносил к глазам, до конца не понимая, как такое могло случиться.
— Сашка, ты представляешь, сколько она сейчас стоит? Я куплю.
— Юра, ты же дипломирован специалист в области психологии. Мне стыдно за тебя. Цена — это лишь денежный эквивалент той важности и ценности, какую лично ты придаешь чему то. Для меня лично, картина не представляет никакой ценности, в не зависимости, как ее ценят другие. Я ничего не вижу в этой картине и художник мне не понятен. Поэтому, если ты не хочешь, что бы она еще пылилась за шкафом, забирай. Если не хочешь забирать, я поставлю ее обратно — за шкаф.
Степанков пребывал в легком недоумении. Пришлось еще сварить кофе, прежде чем прерванный разговор возобновился. Саша пожалела, что преждевременно порадовала Степанкова. Надо было подарить картину перед уходом.
Она ничуть не лукавила, говоря, что ждала Степанкова. На старую квартиру, а попросту — домой, она, не раздумывая, поехала сразу, как покинула кабинет Степанкова. И прилегла она с дороги всего на минутку. Стоило отвернуться к стене и прикрыть глаза, как до нее сквозь сон долетел голос деда. С кем он разговаривал, Саша не видела, но поняла, что скоро гости будут в доме. Дед показал рукой на шкаф и его образ начал медленно таять в солнечном луче. Проснулась она мгновенно. За шкафом обнаружила завалившийся сверток предназначенный Степанкову.
— Так к кому ты собралась ехать? — профессиональный интерес превозмог.
— Честно — ни к кому. Я уверенна только в тебе. В Интернете встречалась пару раз фамилия профессора Оконникова. В свете этих методик.
— Значит, Аркаша Оконников опять в Москве?
— Ты его знаешь?
— Я многих знаю. С ним тоже пересекался. Одно время вместе читали лекции в институте. Оконников одним из первых начал заниматься официально частной практикой. Быстро оброс клиентурой, притом солидной. Пациентами, насколько я знаю, с серьезными проблемами он не занимался. В основном решал проблемы женской бессонницы, страхов смерти и одиночества. Но народ, скажу тебе, к нему записывался. Очереди были на месяц вперед расписанные.
— Действительно, такой знаменитый?
— На счет знаменитости, не знаю. Но, очень грамотный. Его телефон передавался только из уст в уста. И это тоже работало, круче всякой рекламы. «Ого! Принимает не всех, а только исключительно по договоренности!» Знаешь, как это подогревало интерес. Особенно у женщин. «Я тоже, не хухры — мухры. Лично была на приеме у самого Оконникова.» Консультация стоила, по тем временам, как месячная зарплата ассистента кафедры.
— Все так было результативно?
— Ну, скажем было хорошо до поры, до времени. Чего — то ему показалось мало, то ли денег, то ли славы и в одно прекрасное время Аркадий начал практиковать гипноза с легкими психостимуляторами. Ну, в какой — то девицы, крыша и того, — Степанков красноречиво присвистнул, — немного съехала. А в девицы папаша, какая — то шишка оказался. И Оконников, не дожидаясь разборок, быстро умотал за границу. И если мне память не изменяет, то в Египет. Я даже удивился, что не в Европу. Значить, время зря не прошло — постигал азы науки. — сделал заключение Степанков. — Очень даже в духе Оконникова.
— А что с той пациенткой?
— С какой? А…, — вспомнил Степанков, — Все нормально. Крыша вернулась на прежнее место, если ты это имеешь в виду.
— И теперь Оконников практикует, как раньше?
— Нет. Во всяком случае, я не слышал. Но, думаю, практикует, но в очень узком направлении. Выполняет какие — то конкретные заказы. Знаешь, как можно промыть мозги, не владея такой методикой? А с такими знаниями и без принципов…
— Я думала, что все с «такими знаниями и умениями» состоят на каком — то учете, в какой — то организации, — совсем растерялась Саша.
Степанков смотрел на Сашу как на малое дитя. И вот эта идеалистка хотела сунуться к такому прохиндею, как Аркадий Оконников.
Степанков даже не подозревал, что не пройдет и года, как судьба сведет его с Оконниковым. Да еще как сведет…
— Значит так, давай фотографии девочки, я посмотрю. Сама езжай домой, готовь бед и завтрак. Завтрак из расчета на меня. Себе только салаты. Никакого мяса и спиртного. Завтра вечером я приеду, — Степанков, предвидя Сашино нетерпенье, поднял руку. — С наскока это не делается. Мне самому надо подготовиться.
Степанков, чмокнув Сашу на прощание, вышел с квартиры, бережно неся под мышкой картину. И так же бережно положил подарок на заднее сидение и еще раз посмотрел на картину.
«Весна на закате дня» будила давно забытое ностальгическое чувство такой близкой, но безвозвратно ушедшей любви. Как случилось, что единственный и самый дорогой человек живет без него за океаном? Растут его сыновья, которые вряд ли когда, назовут его отцом. На мгновенье боль сжала сердце, на лбу выступил пот. Стало жарко, невзирая на вечернюю прохладу.
Вернувшись домой, он поставил картину, прислонив ее к спинке дивана, плеснул в пузатый бокал коньяк и стал смотреть на «Весну…»
Глава 15
Тридцать лет тому…
В роддоме, вместо положенных семи дней, Натка провела две недели. Девочки родились здоровые, но врачи перестраховывались — не каждый день на свет появляется двойня, да еще в районе. Натку хотели отправить в область. Там и врачи по — опытнее, а главное — ответственность на чужие плечи. Только не успела Натка в область. Сватки начались раньше времени. Хорошо, что по дороге с поселка не родила. А, спустя час, на свет, с помощью акушерки, появилась орущая громогласная двойня.
Только с именами получилась незадача. Никак Натка не могла их выбрать, и посоветовать было некому. И только накануне выписки, в руки попал церковный календарь.
Шестого августа почитали православную мученицу Кристину. В покровительство и заступничество небес Натка, с личного жизненного опыта, не очень то и верила, но имя понравилось. Было в нем что — то необычное, даже таинственное, а уж в поселке никогда и не слыхали такого.
Даже судьба мученицы сначала понравилась Натке. А что, в богатой семье жила красавица — дочка. Может, судьба смилостивиться, и Кристина найдет себе состоятельного мужа и будет в нее богатый зять. Дочитав легенду до конца, Натка расплакалась, так ей стало жаль казненную девочку. Кто бы подумал, что родной отец на такое способный! Может, не стоит и называть так дочку? Только вспомнив, что Геннадий не узнает о рождении дочерей, Натка смело выбрала имя для старшей дочери.
Имя второй девочке, родившейся через полчаса после Кристины, Натка не искала ни в каком календаре. Имя само сорвалось с уст — Анита. Правда, имена не очень сочетались с простоватым отчеством, да бог с ним, с этим отчеством. Где тот отец? Да и до отчества новорожденным еще расти и расти. Главное, имена очень Натке понравились.
Медсестры и нянечки только удивлялись, как Натка умудряется различать совершенно одинаковые морщинистые, курносые синеглазые личика. Ничего сложного в этом для Натки не было. Это только с виду они одинаковые. Анита — требовательная, голосистая. Ее первую Натка прикладывала к груди, а вот Тина, та словно понимала, что мать одновременно не справиться с двоими, похнычет и лежит молча, дожидается. И засыпали девочки по — разному. Натка приловчилась сначала убаюкать Аниту, а потом брала на руки Тину, да так еле колыхнув, и засыпала склонившись над дочерью.
— Ты смотри, а она ревнует, — как — то заметила нянечка. — Да, разные у тебя, Натка, девки, хотя на вид одинаковые. И будут разными, попомнишь мои слова. Натерпишься еще.
— Да откуда вам знать, какими будут? — смеялась Натка, любуясь дочками.
— Все оно видно. Это вы молодежь ничего не знаете. Понастроили домов родильных, а раньше как рожали? Моя прабабка повитухой была.
