Петр Галицкий - Цена Шагала
Он подождал еще, и, наконец, когда минутная стрелка перевалила через двенадцатую цифру, а часовая подошла к семи, он вновь вызвал своего начальника безопасности. После третьего или четвертого гудка связь была установлена. Однако, услышав голос говорившего, Ермилов похолодел: высокий и резкий мужской голос спросил его по-английски: «Кто говорит?» Какую-то долю секунды Ермилов помедлил, а затем отключился. «Так, — сказал он себе, — Шутова больше нет». Он прекрасно понимал, что, случись даже какая-нибудь небольшая неприятность с полицией, Слава, конечно, нашел бы возможность соединиться с шефом и сказать ему хотя бы два слова, а если и это уже невозможно, то просто отключил бы аппарат. «Значит, этот мальчик из Москвы не так уж прост», — подумал Ермилов. Значит, произошло то, чего он даже не мог себе представить. Значит, Шутов либо убит, либо находится в бессознательном состоянии и потому не может ответить ему напрямую. «Илья, — сказал он себе, — срочно нужен Илья». И дрожащими от волнения пальцами начал набирать номер Кошенова.
Тот отозвался довольно быстро.
— Speaking[9], — сказал он довольно вальяжно.
— Илья, это Ермилов. Что произошло?
— Что произошло? — с некой издевкой произнес в ответ Илья Андреевич. — Это я тебя должен спросить, что произошло. Как ты и просил, я полчаса провел в хранении — не представляешь себе, каких усилий мне это стоило, — надеясь на то, что все произойдет так, как мы с тобой и задумали. И что же? В итоге картинок у меня нет. Этот идиот из Москвы и его головорез чуть не убили меня прямо на улице.
— Да бог с ним, Илья, бог с ним. Где картины? — прервал его Ермилов.
— Ах, тебе еще и картины нужны? — протянул Кошенов. — Так вот, должен тебя расстроить: картин у меня больше нет.
— Ты отдал их?
— Естественно! А что же мне еще оставалось делать? Неужели ты хочешь сказать, что картин нет и у тебя?
— Ты думаешь, я стал бы тебе звонить? Все пошло наперекосяк. Я не знаю, где мой помощник.
— Ну, если ты говоришь правду и картин у тебя действительно нет, а твой помощник пребывает в нетях, тогда спешу тебя расстроить: думаю, что и помощника твоего также нет. Я всегда считал, Геннадий, что ты серьезный человек. Видимо, я ошибался.
— Илья, подожди, сейчас не до взаимных упреков. Что ты видел?
— Я ничего не видел, — ответил Кошенов. — Мы простились неподалеку от хранилища, я пошел в одну сторону, а они — в другую. Неужели ты думаешь, что я стал бы присутствовать при каких-то ваших криминальных разборках?!
— Батюшки, кто же это говорит? Просто какой-то Иоанн Кронштадтский!
— Не поминай святые имена всуе, — прервал Ермилова Кошенов. — Я, в отличие от вас, милостивый государь, никаких дел с головорезами не имею. Мой бизнес чистый и честный.
— В этом я уже успел убедиться, — хмыкнул Ермилов. — Послушай, давай прекратим пикировку. Насколько я понимаю, моего товарища мне уже не дождаться, а потому, вероятно, я покину ваш прекрасный город и полечу в Москву. Хочу спросить у тебя только одно: как ты думаешь, к кому может обратиться этот щенок с тем, чтобы избавиться от картин? Не на стены же, в конце концов, он собирается их вешать!
— К кому он может обратиться… — протянул Илья Андреевич. — Видишь ли, я уже задавался этим вопросом. Здесь, наверное, ни к кому, поскольку, как ты сам понимаешь, он не может пойти ни в «Кристи», ни в «Филиппс», ни в «Сотби». Частные галерейщики без рекомендаций вряд ли будут иметь с ним дело, а таковых рекомендаций у него, как я понимаю, нет, иначе он не вышел бы на меня.
— Ну не тяни, не тяни, — торопил его Геннадий Андреевич.
— Если ты спросил, изволь выслушать спокойно, иначе я прерву нашу беседу.
— Хорошо-хорошо, Илья, не нервничай, не обижайся. Просто все эти события выбили меня из колеи. Я слушаю тебя.
— Ну, так вот, — продолжил также спокойно Кошенов. — Коль скоро в этой стране он вряд ли может рассчитывать на чью бы то ни было поддержку, следовательно, он будет пытаться искать какие-то пути в других государствах. Единственное, что мне приходит на ум, это Германия. Там наших с тобой бывших соотечественников навалом, и многие из них часто не брезгуют сомнительными сделками. Тебе самому это, наверное, известно не хуже, чем мне.
— Ты хочешь сказать, что он поедет в Берлин?
— Не исключено. Вопрос только в том, как он вывезет эти произведения из Англии. И, кроме того, я не вполне понимаю, как он пересечет границу. Ты же знаешь: Великобритания не вошла в Шенгенскую зону.
— Знаю, знаю, — отмахнулся Ермилов.
— А ежели знаешь, тогда сам должен понять, что путь его в Германию вряд ли будет прямым. Честно говоря, я не исключаю, что он вернется в Россию, по крайней мере, ненадолго. А посему, я умываю руки, и эстафета по поиску этого неуловимого мальчика переходит к тебе.
— Но ты уверен в том, что в Лондоне у него больше никого нет?
— Как можно быть уверенным в чем бы то ни было в наши дни? Геннадий, ты меня просто удивляешь. Но если говорить честно, опираясь на свой долгий опыт проживания в Англии, скажу тебе, что никто не будет иметь с ним дела без рекомендаций. А таковых, повторю еще раз, у него явно нет.
— Значит, мне обязательно надо возвращаться.
— Да. И, думаю, как можно скорее. В конце концов, насколько я понимаю, играть на своем поле тебе будет гораздо проще, не так ли?
— Пожалуй, Илья, пожалуй. Ну, что ж, спасибо.
— Не стоит. Я практически не пострадал, если не учитывать сломанной руки и нескольких неприятных моментов, которые я пережил в беседе с тобой и твоим подчиненным.
— Не волнуйся: я помню об этом и все тебе возмещу.
— Трудно поверить в твою искренность и доброжелательность, однако я человек незлобивый и не злопамятный, поэтому попробую. Удачи тебе, Геннадий, — сказал Кошенов и повесил трубку.
«Наверное, он прав, — решил Ермилов. — Так или иначе, здесь мне делать больше нечего. Картины — не иголка, просто так их не продашь, рано или поздно они всплывут. А вместе с ними всплывет этот журналистик. Что ж, теперь уже дело не только в картинах, теперь уже это личное: еще никто не смел поступать со мной подобным образом. Думаю, что он будет последним. В Москву так в Москву», — вздохнул Геннадий Андреевич и неспешно и аккуратно принялся собирать свой чемодан.
ГЛАВА 4
Вряд ли можно сказать, что встреча Трегубца и Скосарева походила на встречу двух старых друзей, трудно было бы назвать ее радушной и безоблачной. Но, так или иначе, она произошла. И после некоторых прелиминариев, в которые, по обыкновению сотрудников правоохранительных органов, входили угрозы, запугивание и даже физическое воздействие (вполне безобидное: ведь, право слово, несколько ударов по почкам и печени трудно назвать травмами), Скосарев и Трегубец нашли-таки общий язык.
— Значит, он должен позвонить, — уточнял Василий Семенович.
— Да, по крайней мере, он обещался.
— В каком случае?
— Ну, тогда, когда все будет сделано, когда он будет, так сказать, возвращаться.
— А вы уверены в том, что он будет возвращаться?
— А что ему там делать? Да и потом Виталька-то — друг, он его не подведет. Он мне вообще показался человеком порядочным. Как сказать, не то, что… В общем, лохом. Такие не финтят. На него разок надави — из него мармелад потечет.
— Мармелад, говорите, — усмехнулся Василий Семенович. — Что-то не заметно. Пока этот мармеладный мальчик весьма успешно избегал всех ловушек, и моих, и со стороны ваших новых друзей. Вот, кстати, опишите мне их поподробней. На кого они были похожи: это что, просто бандюки?
— Нет, бандюков я знаю, на бандюков они не похожи. Это что-то серьезнее. Я сперва подумал, что кто-то из ваших.
— Ну, эту мысль мы отставим как необоснованную.
— Вот. Потом думал, может, ФСБ? Тоже вроде не похожи. Но ребята серьезные.
— В том, что они серьезные, я уже успел убедиться. Но все-таки поконкретнее: что вам, как профессионалу, показалось? Алексей, подумайте, напрягите память.
— Ну… — задумался Скосарев. — Так я бы сказал: из какой-то структуры.
— Поконкретней.
— Ну, там, не знаю, служба безопасности чего-нибудь, банка или что-то в этом духе.
— Представиться они, конечно, не представились.
— Нет, вот карточку дали с телефоном.
— Это любопытно. Карточку сохранили?
— Конечно. Вот она. — И Алексей протянул Трегубцу маленький картонный квадратик, врученный ему когда-то Шутовым.
— Угу, — улыбнулся Василий Семенович, — один номер. Хорошо. Я думаю, вам он больше не понадобится, а потому я у вас его изымаю.
— Конечно, конечно берите, — Скосарев поспешно вложил в руку Трегубца визитку.
— Взамен я вам оставлю собственный телефончик. Здесь, как вы видите, указаны и имя, и фамилия, и даже отчество. Как только Сорин свяжется с вами, немедленно звоните. Это в ваших же интересах: сами понимаете, ваши новые друзья вряд ли оставят вас в покос. И только я, запомните, только я смогу избавить вас от неприятностей.
