Марина Серова - Последнее желание приговоренной
И провалилась в липкую, тускло бормочащую отключку…
* * *Проснулась я, когда за окном уже было темно. На секунду перепуганной птицей вспорхнула мысль, что я проспала, но нет — организм, как хороший таймер, вышел из сна в отмеренное мной самой время: половина седьмого вечера.
Через час в полной старушечьей экипировке и с автоматом под шубейкой (неблагоразумно брать с собой «засветившийся» автомат, но куда деваться?) я была в «центурионовском» дворе. Мирно сидела на лавочке, нахохлившись, как старенький серенький воробей, закутав голову платком. Никто и никогда — включая Грома — не признал бы в этой старушке агента Багиру.
…Хотя, надо сказать, я уже не была агентом Багирой: меня разжаловали. Но можно изменить статус, а вот навыки и опыт, да и самую сущность ведь не изменишь, не так ли?
Было морозно. Шел легкий пушистый снежок, казавшийся просто благодатью на фоне вчерашней метели. Однако сейчас, поразмыслив трезво, я подумала, что мне не удалось бы бежать вчера, не будь этой метели, — нашли бы и пристрелили.
В офисе «Центуриона» горел свет. За закрытыми жалюзи не было видно, что там происходит и кто там находится. Но вот свет погас. Вероятно, время близится к восьми.
И как раз в этот момент во двор въехали две машины: серебристый джип «Мерседес» а за ним — вишневый «Опель фронтера» с поцарапанным бампером. Так. Вот и кортеж славной Людмилы Александровны Савиной пожаловал.
Я приподнялась с лавочки. В это время дверь офиса распахнулась, и показались двое: мужчина и женщина. Женщина была, несомненно, Савина, а вот мужчина…
В рассеянном свете фонарей у меня на секунду промелькнула мысль, что это Виктор Сергеич, сбривший усы и высветливший волосы. Но ведь он умер! Приглядевшись, я узнала Сергея — его младшего брата.
По всей видимости, доктор Глеб Константиныч, бывший муж Людмилы Александровны, получил отставку… Погодите, как же доктор Савин может быть бывшим мужем Людмилы Александровны, если он…
Чудовищная догадка начала вызревать в моем мозгу. Более того, все то разрозненное и, казалось бы, никак не соотносящееся между собой завертелось вокруг одной — центральной — точки и пришло в единообразие. И этим центром был доктор Глеб Константинович Савин. Интуитивно я заподозрила что-то страшное, то, что мне предстояло раскрыть — нет, вскрыть. Никаких ясно оформившихся идей… только предчувствие.
— Ну и мысли у вас, Юлия Сергеевна… — ошеломленно пробормотала я. — Прямо-таки остров доктора Моро какой-то…
Тем временем Сергей Клейменов и Савина сели в серебристый джип «Мерседес», и машина медленно тронулась, выруливая со стоянки перед офисом. Вторая машина немного замешкалась, а я, воспользовавшись этим, навернулась прямо перед автомобилем. «Опель» едва не врезался в меня, я услышала, как распахнулась дверь, а потом над моим ухом рявкнул знакомый голос:
— Опять эта старуха, бля! Пристрелить тебя, что ли! Ты гля, Витек, снова эта сука тут трется!
Из второй двери выглянул боксер.
— Ну ты чё, мать, — сказал он, — под колеса-то лезешь? Шла бы ты домой.
— Ага, ага, — бормотала я, барахтаясь на снегу и делая вид, что никак не могу встать. На самом деле я вынимала автомат.
— Помоги бабке, Димон, — сказал боксер Витек, — а то она до утра тут кувыркаться будет. Людмила нам по рогам настучит.
Грубиян Димон схватил меня за шкирку, тряхнул и легко поставил на ноги. И едва сам не упал, потому что увидел в моих руках автомат, дуло которого было приставлено к его животу.
— Только тихо, — произнесла я негромко, но внятно, — не шуми. Тебя машина шефини ждет, нельзя терять времени.
— Ну что ты там встал? — сказал боксер.
Димон повернулся, а потом, решив, что сумеет обезоружить меня, ударил по моей руке.
Я не раздумывала: Дима тут же получил очередь в брюхо, согнулся и, пройдя два метра, упал в кустарник. Еще до его падения я направила автомат на Витька и сказала:
— Теперь ты! Садись за руль.
— Ты… кто? — выдавил он с отвисшей челюстью.
— Пока я буду рассказывать тебе мою биографию, ты на тот свет пять раз отправиться успеешь, — огрызнулась я. — Садись за руль!
Он перевел взгляд с меня на неподвижно лежащего в кустах Димона и полез в салон. В этот момент прострекотал телефон, Витек снял трубку, и я, наклонившись к трубке, услышала рассерженный женский голос:
— Что вы там копаетесь? Мы уже из арки выехали! Через пятнадцать секунд чтобы догнал!
— Людмила Санна, я… — начал было Витек, растерянно посмотрев на меня, но, к его и к моему облегчению, хозяйка бросила трубку.
— Слышишь? — проговорила я. — Пятнадцать… нет, уже тринадцать секунд!
И я сорвала с головы платок и швырнула рядом с собой…
* * *— Ты, значит, та самая Максимова будешь? — угрюмо спросил он, косясь на меня в стекло заднего вида.
— А как ты догадался?
— Да что тут догадываться… похоронили тебя уже. Сегодня я слышал, как про тебя Людмила Александровна говорила: дескать, земля ей пухом, Юлии Сергеевне.
— Что ж ты хозяйку-то выдаешь?
Витек свернул вслед за маячившей в пятидесяти метрах от нас машине с Сергеем Клейменовым и Савиной и произнес:
— А что я такого сказал? Наверно, тебе самой многое известно, если такое вытворяешь… Димку положила.
— Мне? Ты говоришь о том, известно ли мне, что Виктора Сергеевича положили по заказу Савиной? — произнесла я. — Да, известно. Из первых уст, так сказать.
— Из первых? От Бурмистрова, что ли?
— Ты что-то разоткровенничался, братец, — протянула я.
— А что — разоткровенничался? — отозвался он. — Я все это тебе говорю — все равно как в темный омут. Ты уже не жилица на этом свете, понимаешь? И нет разницы, положишь ли ты еще с полдесятка наших ребят или от первой же очереди загнешься. Ты влезла в страшное и черное дело. Я сам вляпался без надежды на то, что вылезу. А ты, Юля… ты, Юля, даже представить себе не можешь, в какую жуть ты влезла. Значит, у тебя есть версии по поводу того, кто и каким образом убил Виктора Сергеевича? И ты думаешь, что они могут оказаться верными?
Для охранника он оказался слишком многословен. Но, надо сказать, впечатление своей речью он умел производить.
— Версии? — произнесла я. — Да, у меня есть версии.
— Так вот: засунь их себе в одно место. Потому что все твои версии — ерунда. На самом деле все не так и все куда хуже. Нет ничего страшнее истины, — окончательно сбившись на философский лад, проговорил он. — И то, что ты сняла Димка, это так и должно быть. Меня ничто уже не удивляет. Мы все — не жильцы. Вы с ним в какой-то степени квиты. Он убил того парня, который тебя подставил… ну, этого «старичка» с электрошокером…
— Ага, — тоном, далеким от восторженного, протянула я.
— …а ты убила самого Димка. Справедливо. Интересно, кто убьет тебя.
Надо сказать, от его речей мурашки побежали у меня по коже. Машина неслась по ночной трассе вслед за красными огнями джипа — куда-то в непроглядную тьму, а в метре от меня сидел человек, спокойно говоривший страшные слова. Человек, уверенный в том, что и он, и я — обречены.
— А доктор Глеб Константиныч… — начала было я, но тут же была перебита Витьком:
— Не надо мне о нем! Поняла? Не надо! Я лучше тебе расскажу, как я подложил взрывчатку в служебную машину Клейменова, чем буду говорить об этом… докторе. — И, понизив голос, добавил: — Сама все узнаешь, раз так глубоко раскопала.
— Куда мы едем?
— Я же сказал — сама все узнаешь, — жестко проговорил он. — Если хочешь, можешь меня пристрелить и сама веди машину. Но говорить ничего сверх того, что я сказал, не хочу.
— Ты кто по образованию, Витек? — вдруг спросила я. — По виду вроде на боксера смахиваешь, а по разговору — вполне культурный человек. Не то что твой Димок.
— Журналист я по образованию, — нехотя сказал он.
— Почему-то я так и подумала.
Он свернул налево и произнес:
— Ну вот… считай, и приехали… Юля. Ты спрашивала, куда мы едем. Я и сам не знаю, куда мы приехали. По крайней мере, я не знаю, как это называется. Местные жители называют это место «фермой».
Глава 12 ЧЕЛОВЕК С ТОГО СВЕТА
Джип «Опель фронтера», в котором находилась я, въехал в большой двор, огороженный высокой бетонной оградой. «Ферма»! Место, возле которого находят трупы и о котором жители соседней деревни боятся даже говорить! Массивное двухэтажное здание, за ним виднеются сельскохозяйственные сарайчики, построенные бывшим владельцем всего этого — фермером, разорившимся три года назад.
Все мои смутные подсознательные подозрения, не мотивированные логически, роившиеся в мозгу, — подозрения, на основе которых я даже и не пыталась выстроить внятную теорию, потому что материала для этой теории решительно недоставало, — стали приобретать зримые очертания.
