Марина Серова - Клиент всегда прав
— Значит, Вероника вам не позвонила?
— Нет. Я ждал ее прихода недели через две. У нее же были в конце концов семейные обязанности, да еще и работа… — как-то виновато улыбнулся Пинна.
— И выступления Вероники по телевизору вы не видели?
— Какого? — искренне удивился Пинна.
— Сегодняшнего, где она признает себя виновной в смерти Альберта Степановича? — я с утроенной беззаботностью выпустила дым через ноздри.
— Нет, я же вам сказал, — бросил на меня страдальческий взгляд Пинна.
— Однако это странно, — вздохнула я, — вы были, что называется, ее наперсником, а тут вдруг остались в стороне…
— Она арестована?
Я кивнула.
— Понимаете, на дачу к Альберту Степановичу в ту ночь приезжали три человека, и все три — женщины. Его любовница, мадам Левицки и Вероника. Кто-то из них выстрелил в Альберта Степановича дважды и убил его. Мне осталось только выяснить, у кого был мотив это сделать. Сурдопереводчицу я отметаю — такого мотива она не имела. Наоборот, смерть Дюкина была ей невыгодна. Остаются Левицки и ее дочь… Вероника не умеет обращаться с оружием…
— Она не могла убить своего мужа! — с горячностью воскликнул Пинна. — Все, только не это!
— Ваша пылкая верность и заступничество похвальны. Так что же, это была мадам Левицки? Как вы думаете, что заставило ее и Альберта Степановича так вести себя в клубе? Вам не кажется странным, что двое едва познакомившихся людей ведут себя так, словно их связывает не один год обоюдных претензий и даже ненависти? — размышляла я вслух.
— Может, они встречались в прошлом? — догадливо блеснули глаза Пинны.
— Но зачем ей понадобилось это от меня скрывать?
— Не знаю, может, чтобы отвести от себя подозрение? — дружелюбно, открыто улыбнулся Пинна.
— Скорее всего Веронике должно быть кое-что известно… — прикинула я вслух. — И все-таки я думаю, что для того, чтобы убить человека, нужны очень веские основания, особенно когда речь заходит о такой личности, как Левицки. И потом, возможно ли, чтобы она так рисковала?
— Вероника доверила мне одну тайну: ее мать неизлечимо больна. Рак, — Пинна тяжело вздохнул.
— Вы хотите сказать, что ей нечего терять?
— Только не говорите Веронике, что я выдал ее секрет, прошу вас, — умоляющим тоном произнес Пинна.
— Разумеется, я вам обещаю, — без энтузиазма согласилась я, — интересная деталь! Наверное, поэтому мадам Левицки и приехала на родину…
— Да, Вероника тоже так думает.
— Спасибо, Пинна. Вот номер моего сотового. Если вспомните что-нибудь важное, позвоните мне.
— Ладно, — осклабился Пинна, — всего хорошего.
— Милый журнальчик, — тронула я лежащий на диване «Плейбой», — помню, как в детстве мальчишки перефотографировали особенно вызывающие снимки, а потом прятали эту наспех произведенную продукцию за слоем отколупленной штукатурки в подъезде на стене, там, где проходил телефонный кабель. С тех пор я питаю нежность к этому изданию.
Пинна смущенно улыбнулся и еще раз пожелал мне всего хорошего.
ГЛАВА 8
Слава богу, у меня хорошая память: я быстро нашла дорогу из гримерной Пинны в зал. Здесь, несмотря на поздний час, веселье было в самом разгаре. Игорь сидел с тем самым мужчиной в сером костюме. Они сидели так близко друг к другу и так мило о чем-то шептались, что у меня шевельнулась мысль, не соврал ли мне Игорь о своей натуральности. Собственно, мне было, по большому счету, все равно.
Присев к столу, я взяла свой бокал с недопитым мартини и осушила его в несколько глотков. Лед, конечно, давно растаял, но напиток приятной волной прокатился по горлу.
— Куда же вы пропали? — деланно удивился Игорь.
— Пообщалась с вашим другом Пинной, — устало улыбнулась я и встала из-за стола.
— Вы уже уходите? — снова поинтересовался он.
— Да, — кивнула я, — хочу еще успеть посетить клуб трансвеститов.
Кажется, я их озадачила: он и его пузан в сером костюме застыли с вытянутыми физиономиями.
* * *Швейцар отворил мне дверь, пожелав доброй ночи.
— Спасибо, — слабо улыбнулась я, почувствовав, что отдых мне действительно необходим.
Ночной воздух приятно освежил лицо. Я остановилась на крыльце и сделала глубокий вдох. Минут через двадцать я доберусь до дома и брякнусь в свою постель. Спустившись по ступеням на тротуар, я не спеша двинулась вдоль фасада здания, в котором разместился клуб, к стоянке. Нужно было пройти метров тридцать, перейти на другую сторону улицы и свернуть налево. Дело в том, что улица была узкой, и стоянку для автомобилей посетителей клуба сделали немного в стороне. Район был довольно отдаленный, так как выбить место ближе к центру для гей-клуба даже в наше «демократическое» время оказалось задачей непосильной для его организаторов.
На улице было совершенно пусто, только запоздалые автомобили изредка проносились мимо меня. До стоянки оставалось несколько шагов, когда мое усталое сознание, вернее, подсознание почувствовало опасность. Она исходила с противоположной стороны улицы, почти от самого клуба. Его торец не был освещен, поэтому я увидела только светлую одежду, что-то вроде плаща, и услышала цоканье женских каблучков.
«Нет, — промелькнуло в мозгу, — наверное, ошиблась. Сегодня был трудный день, вот тебе и мерещатся всякие небылицы. Неужели одинокая женщина может быть опасна?» Моя сторона, наоборот, была залита светом, падавшим от витрины мини-маркета.
Немного смущало то, что женщина была одна. И это почти в час ночи! Всю серьезность происходящего я поняла, только когда услышала выстрел. Если быть абсолютно точной, сначала я услышала, как от удара пули витринное стекло завибрировало и послышался звон разбитой бутылки, стоявшей на полке в магазине. Мгновенно упав на тротуар, я откатилась к цоколю минимаркета, где меня, точно темное покрывало, накрыла тень. Я успела достать из кобуры «макаров». Следом за первым прозвучало еще несколько выстрелов. Рядом со мной посыпались осколки толстого витринного стекла. К счастью, ни один из них не причинил мне вреда.
Теперь я уже не сомневалась, что это покушение. Только теперь! Какая непростительная оплошность! Лежа на холодном асфальте, я попыталась поймать светлый плащ на мушку. Тщетно. Фигура в светлом плаще метнулась за здание клуба.
Я вскочила и, пригибаясь к земле, кинулась следом, рискуя попасть под выстрел. Во дворе было очень темно. Прижавшись к стене, я затаилась, прислушиваясь к каждому шороху и пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Я почти ничего не видела. Но в этом был и свой плюс: меня тоже не было видно. На ощупь я двинулась вперед. Тут мне показалось, что скрипнула дверь. Это был тихий звук, так закрывают дверь, когда не хотят, чтобы это кто-нибудь услышал. Возможно, мне только показалось.
Я пошла дальше, прижимаясь к стене здания клуба, и через несколько метров моя рука нащупала металлическую дверь. Дернув за ручку, я поняла, что она заперта. Пройдя до конца дома, я убедилась, что дверь эта единственная на этой стороне здания.
Спрятав пистолет, я побежала к главному входу. Увидев меня, швейцар не выказал никакого удивления. Я словно торпеда пронеслась через зал и, попетляв по коридорам, остановилась перед дверью гримерной. Она оказалась запертой. Переведя дыхание, я постучала. Несколько секунд за дверью было тихо, а потом я услышала голос Пинны:
— Кто там?
— Иванова, — я достала пистолет и встала за стену.
— Сейчас.
Когда дверь отворилась, я схватила его левой рукой за майку на груди и толкнула на диванчик. Он едва не выронил сигарету из рук. Он был в тех же самых «металлических» брюках и бежевых «казаках».
— Что это значит? — испуганно спросил Пинна.
— Это значит, что меня только что пытались убить, — не обращая на его недоуменные возгласы внимания, я принялась раскидывать вещи.
— Что вы делаете? — он пытался меня остановить.
— Ищу пистолет, — я продолжала обыск.
— Вы не имеете права, — не возмущенно, а как-то растерянно воскликнул Пинна. — У вас есть ордер?
— Вот, — я сунула ствол «ПМ» ему в лицо, — устраивает?
Он сразу как-то сник и замолчал. Через несколько минут я поняла, что ошиблась. Если бы пистолет был здесь, я бы обязательно его нашла. Уж что-что, а обыски проводить я умею. Пистолета в гримерке не было. Я повела ноздрями, пытаясь уловить запах пороховых газов, но, увы, меня ждало разочарование. Я остановилась, достала сигарету и закурила.
— Вы закончили? — Пинна смотрел на меня с нескрываемым презрением.
— Кажется, вы сказали, что не курите, — посмотрела я на сигарету, которую Пинна держал в руке.
— Очень редко, — лаконично ответил он, — когда понервничаю.
— Что же вас заставило нервничать на этот раз?
— Веронику подозревают в убийстве, которого она не совершала.
